Баркас приближался, с пыхтением продвигаясь вдоль речного русла. Кийт потянул на себя веревку, чтобы палка подплыла поближе. На верхней палубе прогуливался высокий худощавый субъект с хищным, проницательным темным лицом под тюрбаном-даршбой: Тамба Нгаси? Кийт не мог безошибочно опознать его на таком расстоянии. Человек этот ходил, наклонив голову вперед и слегка выставив локти в стороны и назад. Кийт изучал фотографии Нгаси, но живой человек – не фотография… Времени на размышления не было. Разрезая носом прозрачно-желтую головную волну, баркас почти поравнялся с тем местом, где притаился Кийт. Натянув веревку, Кийт переместил палку под нос баркаса и поднял передатчик с направленной антенной, вживленный в ладонь его правой руки. Он развел пальцы в стороны, генерируя радиочастотный импульс, и детонатор в маленькой ромбовидной лепешке, облепленной вязкой черной взрывчаткой, тут же сработал. Послышался глухой взрыв – взметнулись пенистые брызги и пелена желтоватой воды, раздались резкие удивленные, испуганные крики. Баркас зарылся носом в реку, бесконтрольно рыская из стороны в сторону.
Кийт тут же вытащил и смотал оставшуюся веревку.
И так уже перегруженный, баркас начинал тонуть. Судно повернуло к берегу и наткнулось на береговую отмель метрах в пятидесяти ниже по течению.
Кийт отъехал задним ходом на «Ситроене», спрятанном за порослью бамбука, развернулся и направился по дороге вверх по течению. Метрах в семистах от места речной аварии он остановился и стал разглядывать дорогу в бинокль.
Через заросли хвойных кустов стали выбираться на дорогу мужчины в белых халатах и женщины. Немного погодя появился явно раздраженный высокий человек в тюрбане-даршбе. Кийт сфокусировал бинокль: черты лица этого человека были идентичны нынешней внешности Кийта. Поза и походка Нгаси казались более угловатыми и нервными, чем его собственные – это следовало учитывать, подражая манерам Нгаси… А теперь за работу! Кийт покрыл голову капюшоном плаща, чтобы скрыть лицо, переключил передачу. Такси подъехало к толпе, сгрудившейся на обочине. Энергично жестикулируя, машину попытался остановить толстый коротышка с оливковой кожей, в белом костюме европейского покроя. Кийт выглянул из окна, притворяясь удивленным, и пожал плечами: «Меня ждет клиент, я должен его подобрать».
* * *
Тамба Нгаси подошел быстрыми размашистыми шагами и распахнул дверь «Ситроена»: «Твой клиент подождет! Я – правительственное должностное лицо. Отвези меня в Дасаи».
Толстый коротышка-индус тоже попытался залезть в такси. Кийт остановил его: «Двое у меня не поместятся». Тамба Нгаси швырнул чемоданчик на сиденье и запрыгнул внутрь. Такси уехало, оставив на обочине безутешно смотревших вслед пассажиров баркаса.
«Невероятная авария! – капризно пожаловался Тамба Нгаси. – Мы плыли себе потихоньку. И тут, понимаешь ли, судно наткнулось на камень, что-то где-то взорвалось, и мы стали тонуть! Представляешь? Судно, на котором ехал я, влиятельное должностное лицо, член парламента! Зачем ты тормозишь?»
«Нужно подобрать другого клиента», – Кийт свернул с дороги по едва заметной колее, ведущей в заросли кустарника.
«Забудь о другом клиенте! Мне нельзя задерживаться! Поезжай в Дасаи!»
«В любом случае мне нужно взять канистру с бензином – иначе мы не доедем до Дасаи».
«Бензин? Здесь, в зарослях?»
«У нас, таксистов, свои тайники». Кийт остановился, вышел из машины, открыл заднюю дверь: «Выходи, Тамба Нгаси!».
Нгаси уставился в свое собственное лицо, выглянувшее из-под капюшона Кийта. Страстно выкрикнув ругательство, Нгаси схватился за рукоять кинжала, заткнутого за пояс. Кийт бросился на него и прикоснулся ко лбу Нгаси ногтями, покрытыми медно-серебряным сплавом. Убийственный электрический разряд поразил мозг Тамбы Нгаси – тот выпал из машины на дорогу.
Кийт оттащил тело в кусты, подальше от колеи. У Нгаси были тяжелые толстые ноги, никак не вязавшиеся с жилистым торсом. Об этой особенности своей жертвы Кийт не был осведомлен. Неважно! Кому придет в голову проверять, как выглядят длинные худощавые мослы Кийта?
Шакалы и стервятники должны были быстро ликвидировать труп.
Кийт переместил содержимое поясной сумки Нгаси в собственную сумку и прощупал одежду Нгаси, но не нашел пояса для хранения денег. Вернувшись к машине, он доехал вдоль берега реки до высокого эвкалипта. Таксист спал в тени – Кийт разбудил его гудком клаксона: «Быстрее! Отвези меня обратно в Дасаи, мне нужно быть в Феджо до наступления ночи!»
* * *
Во всей Африке – древней, средневековой или современной – никогда не было такого города, как Феджо. Он вырос на пустынном мысу к северу от залива Табакунди там, где еще двадцать лет тому назад не согласился бы жить даже нищий рыбак. Феджо – дерзкий город, поражающий своими формами, текстурами и цветами. Африканцы твердо решили выразить неповторимое наследие «черного континента» и, планируя эту столицу, полностью отвергли архитектурные традиции Европы и Америки, как классические, так и современные. Строительство финансировалось огромным займом, полученным от СССР, причем советские инженеры толковали эскизы лахадийских студентов-энтузиастов в терминах, позволявших определить объемы помещений и прочность материалов.
Таким образом Феджо стал эпохальной достопримечательностью. Иные европейские критики отвергали его, называя местную архитектуру «сценическими декорациями»; другие восхищались, третьи испытывали отвращение. Никто не отрицал, однако, того, что Феджо производил потрясающее впечатление. «По сравнению с Феджо Бразилиа выглядит стерильной, эклектичной, искусственно принаряженной», – писал английский критик. «Безумные фантазии, которые могли бы привести в отчаяние самого Гауди», – резко отозвался испанец. «Феджо – дерзкий вызов, брошенный африканским гением, но излишества этого вызова скорее объясняются эмоциональной несдержанностью, нежели продиктованы стилем», – заявил итальянец. «Феджо, – писал француз, – отвратительный, пугающий, уродливый, претенциозный, непродуманный, гнетущий проект, достопримечательный лишь извращенными формами, которые можно создать, затрачивая добротные строительные материалы».
В центре Феджо торчала пятидесятиэтажная остроконечная башня Африканского института. Рядом громоздился Верховный Парламент, вознесенный на медных арках, с овальными окнами и покрытой лазурной эмалью крышей, напоминавшей широкополую шляпу-котелок. Площадь перед парламентом окружали шесть высоких статуй воинов из полированного базальта, символизировавших шесть важнейших лахадийских племен, а за площадью находился «Тропический отель», самый великолепный в Африке и не уступавший ни одной гостинице мира. «Тропический отель», пожалуй, можно было назвать самым традиционным зданием центрального комплекса, но и в этом случае зодчие настояли на соблюдении подлинно африканского стиля. Из висячего сада на крыше вдоль белых и голубых стен свисали гирлянды вьющихся растений, вестибюль меблировали скамьями типа «падаук» из тика и черного дерева, колонны из конструкционного стекла поднимались над серебристо-голубыми и багрово-красными коврами, поддерживая потолок из нержавеющей стали, покрытый черной эмалью.
В дальнем конце площади возвышался правительственный дворец, а за ним – первые три из запланированных двенадцати многоэтажных зданий, предназначенных для высших должностных лиц. Из всех архитектурных новшеств Феджо эти три сооружения произвели самое благоприятное впечатление на критиков – возможно, в связи с относительной простотой их замысла. Каждый этаж представлял собой отдельный диск четырехметровой высоты и поддерживался, независимо от других этажей, смещенных в разные стороны по горизонтали, четырьмя опорами, пронзавшими все диски. Каждый ярус был окаймлен широкой, просторной прогулочной террасой, а верхний служил вертолетной площадкой.
По другую сторону «Тропического отеля» простиралась еще одна площадь, удовлетворявшая потребность африканцев в базаре. Здесь, помимо акробатов и фокусников, расположились всевозможные лавочники, лоточники и шарлатаны, предлагавшие автохронные наручные часы с питанием и синхронизацией от гринвичского импульса частотой 60 Герц, а также амулеты, талисманы, эликсиры и снадобья.
По площади разгуливала веселая и переменчивая толпа: чернокожие женщины в великолепных платьях из набивных узорчатых тканей, хлопчатобумажных, шелковых и сетчатых; магометане в белых джеллабах; туареги – «синий народ» мавританских пустынь; китайцы в старомодных черных костюмах; неизбежные торговцы-индусы, а время от времени и мрачноватые русские, державшиеся поодаль от остальных. За площадью начинался район ослепительно-белых кубических трехэтажных многоквартирных домов. Люди, выглядывавшие из окон, казались нерешительными, неуверенными в себе – как если бы одной человеческой жизни было недостаточно, чтобы свыкнуться с переселением из глинобитных хижин, крытых связками сушеных листьев, в жилища из стекла и керамической плитки с кондиционированным воздухом.
В пять часов пополудни Джеймс Кийт прибыл в Феджо поездом из Дасаи, в купе первого класса. От вокзала он промаршировал через базарную площадь в «Тропический отель», решительно приблизился к конторке в вестибюле, нагло протиснувшись в начало очереди ожидавших регистрации постояльцев, и постучал кулаком по конторке, чтобы привлечь внимание служащего – бледного уроженца Евразии, раздраженно поднявшего голову в поисках источника шума.
«Пошевеливайся! – рявкнул Кийт. – Члену парламента не подобает ждать в присутствии таких, как ты! Прикажи провести меня в номера».
Манеры регистратора заметно изменились: «Как вас зовут, сударь?»
«Тамба Нгаси!»
«Для вас никто не резервировал номера, товарищ Нгаси. Разве вы…»
Кийт уставился на служащего яростным, возмущенным взором: «Члену Верховного Парламента не нужно ничего резервировать».
«Но все номера заняты!»