Милтон провел три дня в Виландии – приятном полутропическом городе на сваях в заливе Сан-Ремо. Ближайшие к берегу районы ютились в тени гигантских деревьев, причем многие постройки, закрепленные на стволах подобно древесным грибам, поднимались над городом волнистыми террасами. Милтон открыл счет компании в местном отделении банка «Барклай» – и еще один счет, от своего имени, на который он перевел сумму аванса, выданного Эдгаром Зариусом.
Из отеля «Марлена Хильденбранд» – эксцентричного сооружения в конце извилистого пирса, со множеством флигелей, балконов и прогулочных мостков – с одной стороны открывался вид на каналы и водные бульвары Виландии, с другой – на залив Сан-Ремо. Кухня и обслуживание, хотя и странноватые, вполне удовлетворяли Милтона – вспоминая то, что его ожидало на восточном побережье Робаль-Кордаса, он ценил возможность отдохнуть в плетеном кресле среди тенистых растений в кадках на прохладной веранде и не торопился уезжать. В самом деле, он провел здесь на целый день больше, чем было совершенно необходимо, под предлогом проверки оборудования, переупаковки багажа и приобретения местных информационных дисков для переносного компьютера.
Наконец, не находя никаких оправданий для дальнейшей задержки, он нанял аэромобиль, погрузил в него багаж и полетел на восток над дикими просторами центральной части континента.
Теперь Милтону пришлось столкнуться с еще одной неприятностью. Поразмышляв некоторое время, пилот отказался доставить его непосредственно в Грангали, столицу Фронуса. Милтон спорил, настаивал, угрожал; пилот только спокойно улыбался в ответ и отклонился от первоначального курса к югу, чтобы приземлиться в Сеприссе, где он выгрузил Милтона вместе с его багажом.
Сеприсса – городок с двадцати- или тридцатитысячным населением – служил торговым центром обширной внутренней области; местные жители извлекали доход главным образом благодаря выращиванию, упаковке и экспорту экзотических фруктов. Милтону сообщили, что городок обслуживался только одним аэротакси, причем эту машину уже арендовал другой землянин, чтобы его отвезли в Сабол: по всей видимости, Милтона опередил представитель компании «Аргус». Так или иначе, уже вечерело, а Милтон не хотел прибыть в Грангали после наступления темноты. Он пересек центральную площадь, представлявшую собой единственную уступку обитателей Сеприссы понятиям о цивилизованном обустройстве города, и зарезервировал номер в гостинице.
Ужин подали в увитой плющом беседке, с трех сторон открывавшейся на площадь. Заметив необычный костюм Милтона, дети окружили его и тихо высказывали замечания на певучем местном жаргоне древнего английского языка. «Сеприсса – пуп их Вселенной, – думал Милтон, – а Земля для них – далекая странная планета».
Ему подали фрукты, рагу из чего-то вроде мидий в темно-красном соусе, с гарниром из орехов и маринованных овощей, печенье из прессованных семян и бледно-желтое пиво; все это Милтон съел и выпил, не расспрашивая и не пытаясь догадаться о происхождении продуктов. На далеких планетах брезгливому человеку нередко приходилось голодать.
На площадь спустились сумерки. Молодежь Сеприссы вышла на прогулку. В небе светили три луны: одна – необычного бледно-голубого оттенка, вторая – большая и желтая, как осеннее яблоко, третья – увесистый золотой цехин. Милтон сидел, прихлебывая чай, и через некоторое время завязал разговор с человеком за соседним столиком, владельцем рыбацкой лодки. От него Милтон узнал, что обитатели всех морей Кордаса были несъедобны, но позволяли получать ценные побочные продукты – прежде всего, красивые так называемые «печеночные камни» рыб-самоцветов.
«Прибыльное, но рискованное дело, – говорил рыбак. – Выходя в море, никогда не знаю, вернусь ли я живым к вечеру». Он указал большим пальцем на север: «Головорезы, бандиты – от них спасу нет».
«Кого вы имеете в виду?» – поинтересовался Милтон.
«Фронов, саболов – кого еще? Когда они не грабят друг друга, они тут же принимаются за ни в чем не повинных жителей других областей. Вот посмотрите! – он указал на приземистое каменное здание под плоской крышей, с противоположной стороны площади. – Наш арсенал. Мы не большие любители воевать, но когда грабители наглеют, им не здоровится». Вскоре добытчик печеночных камней ушел, а Милтон просидел еще час под тремя лунами.
Утром он направился в депо, где можно было нанять аэротакси, но пилот снова отказал ему в перевозке непосредственно в Грангали: «Если я там приземлюсь, мне никогда не дадут улететь. Вчера я отвез пассажира в Пераз – такого же землянина, как вы, он все рассуждал про организацию правительства для саболов. Ха! Правительство им как корове седло… Что вам понадобилось в Грангали? Если вы что-то продаете, они отнимут у вас образцы и вышвырнут вас в море».
«Я намерен организовать правительство у фронов», – заявил Милтон.
«И вы туда же? – воскликнул пилот. – Наступаете на пятки конкуренту? Что ж, вы оба полны несбыточных надежд. Я сделаю для вас то, что сделал для другого – приземлюсь на окраине Парнассуса, а оттуда вам придется проникнуть через разрядное поле Кирила Дибдена – на свой страх и риск».
Милтону пришлось удовлетвориться возможным. Не подлежало сомнению, что, если он хотел добиться каких-то результатов, ему требовался собственный аэромобиль. Он погрузил багаж в такси; машина взлетела в прозрачный текучий воздух Этельринды-Кордас, ничем не напоминавший привычную дымку Земли, и они полетели на север над прибрежными равнинами. К западу возвышался массив Хартцака: гранитные пики, присыпанные льдами, а за ним на двадцать тысяч километров простирались необжитые земли.
Береговая линия круто повернула внутрь континента – океан протянул пальцы-бухты на запад, к подножию Хартцака, но между заливами ему противостоял продолговатый Пиратский полуостров. Дальше начинался Парнассус, частная утопия Кирила Дибдена, где два миллиона космологов, психоделиков, математиков и менторов работали над созданием универсальной метафизической теории.
Им пришлось пролететь над юго-западной оконечностью Фронуса, примыкавшей к отрогам Хартцака и тем самым отрезáвшей Парнассус от моря. Пилот нервничал, наблюдая за происходящим внизу: «У фронов мало оружия – за что следует сказать спасибо пограничному патрулю, пресекающему контрабанду. Тем не менее, пара орудий у них всегда найдется, и ничто не развлекает их больше, чем возможность сбить аэромобиль. Дибден – большой хитрец, до сих пор ему удавалось держать их в узде».
Вскоре они пролетели над широкой просекой, вырубленной в лесу. «Это пограничная полоса, теперь мы над Парнассусом», – объяснил пилот. Включив радиопередатчик, он испросил разрешения на посадку. Ему ответил Дибден собственной персоной – требуемое разрешение было получено.
Через десять минут такси приземлилось перед продолговатым приземистым мраморным зданием, целомудренно красивым, спроектированным в каком-то давно забытом классическом стиле. Милтон Хэк спустился на газон, взял багаж, рассчитался с пилотом и, повернувшись, оказался лицом к лицу с ожидавшим его Кирилом Дибденом.
Дибден находился в некотором недоумении: «Господин Хэк, если не ошибаюсь? Я думал, мы уже окончательно решили все возникшие вопросы».
Милтон объяснил обстоятельства, послужившие причиной его повторного визита: «И, так как я уже в какой-то степени знаком с ситуацией на восточном побережье, мне поручили этот проект».
Дибден дернул себя за рыжеватую бороду, придававшую оттенок степенной мудрости его ничем не примечательной в других отношениях внешности. Крупный мужчина, выше и шире в плечах, чем Хэк, он носил простую белую рубаху, свободные белые брюки и сандалии из мягкой кожи.
Милтон прибавил: «Таксист отказался доставить меня в Грангали. С вашей помощью я мог бы добраться туда из Парнассуса».
Дибден задумчиво кивнул: «Об этом придется подумать. Давайте поднимемся на террасу и выпьем по бокалу вина».
Он провел посетителя вверх по широким ступеням, окаймленным увитыми плющом монументальными алебастровыми урнами, на террасу, выложенную четырехлистниками из матового голубого стекла. Там они уселись в стеклянные кресла, роскошно обитые красным бархатом; три девицы в длинных белых платьях принесли им блюдо с фруктами, бокалы из травертина и чашу, полную мягкого красного вина.
Милтон откинулся на спинку кресла, не без удовольствия поглядывая на грациозные фигуры девушек, едва прикрытые почти прозрачной ажурной тканью. Чем ближе он был к Фронусу, тем меньше его привлекала перспектива там оказаться. Парнассус, с другой стороны…
Милтон сказал: «По-прежнему убежден в том, что вам и Парнассусу в целом было бы полезно заключить контракт с „Зодиаком“. Вы могли бы освободиться от скучных и надоедливых обязанностей, связанных с повседневным административным управлением. Мы взимаем чисто номинальную плату и, как правило, наши услуги позволяют клиенту сэкономить не меньше или даже больше благодаря применению эффективных методов и оптимальной координации импорта и экспорта».
Дибден кивнул и погладил бороду: «Вчера представитель компании „Аргус“, ненадолго остановившийся здесь по пути в Сабол, поделился со мной такими же соображениями. Я отказал ему и вынужден снова отказать вам. Мы живем в мире размышлений, нам не требуются и нас не интересуют „эффективность“, „экономический баланс“ или „рациональная организационная структур“. Подобные концепции – проклятие Вселенной: я предпочитаю роскошную неэффективность и благородную нерациональность!»
«Очень хорошо! – согласился Милтон. – Я мог бы подготовить текст договора, предусматривающего неэффективное и нерациональное обслуживание».
Кирил Дибден упрямо покачал головой: «В ваших услугах нуждаются фроны. К счастью для других моих соседей, усилия этих бандитов сосредоточены главным образом на саболах. Если бы их можно было приручить, научить мирному существованию и медитации, всем остальным это только пошло бы на пользу… Что ж, значит, мне придется помочь вам добраться до Грангали». Дибден сказал пару слов одной из девиц, и через некоторое время на луг перед усадьбой спустился небольшой аэромобиль. Дибден поднялся на ноги; Милтон, понимая, что идиллическая интерлюдия подошла к концу, последовал его примеру.