Подъемник остановился. Ксаксан вышел наружу и направился дальше по коридору. Берк неохотно следовал за ним, перебирая в уме десятки диких, практически неосуществимых замыслов. Каким-то образом, в какой-то момент он должен был оказать сопротивление. Пттду-Апиптикс не уготовил ему ничего хорошего; любое действие было предпочтительно по сравнению с безвольным подчинением. Нужно было найти оружие, драться, бежать, прятаться – что-нибудь, что угодно!
Апиптикс развернулся на месте и резко поторопил Берка искусственным голосом из коробки: «Пошли!» Берк медленно приблизился к нему. Действовать? Берк язвительно усмехнулся и расслабился. Действовать – как? Пока что ксаксаны не били и не пытали его, но это еще ничего не значило… Странный отрывистый звук заставил Берка встрепенуться и остановиться: ужасное стрекочущее стаккато. Для того, чтобы понять этот звук, не нужно было понимать язык ксаксанов – язык боли универсален.
У Берка задрожали колени. Он прислонился к стене ладонью. Стрекот прервался, превратился в вибрирующее жужжание, постепенно затих.
Ксаксан бесстрастно наблюдал за ним. «Пошли!» – повторила коробка автомата-переводчика.
«Что это было?» – прошептал Берк.
«Увидишь».
«Я не пойду дальше».
«Пошли! Или тебя понесут».
Берк колебался. Ксаксан подступил к нему. Берк гневно двинулся вперед.
Откатилась в сторону металлическая дверь – из проема дул холодный ветер с гниловато-кислым привкусом. Перед ними открылся самый унылый, самый мрачный ландшафт из всех, какие Берку привелось видеть. Горы, похожие на крокодиловы зубы, окаймляли горизонт; небо затянули черные и серые тучи, влачащие похоронные вуали дождя. Простирающаяся внизу равнина покрылась крошевом развалин. Заржавевшие, искореженные металлические перекладины торчали в небо, как ноги засохших насекомых; стены обвалились грудами черных кирпичей и грязной желтовато-коричневой плитки; отдельные участки стен, еще сохранявшие вертикальное положение, поросли плесенью угрюмых оттенков. Во всем этом горестном пейзаже не было ничего свежего, ничего живого, никакого ощущения возможности изменений или улучшений – только запустение, только безнадежность. Берк не мог не почувствовать укол сострадания к обитателям Иксакса, каковы бы ни были их прегрешения и жестокости… Он обернулся к единственному невредимому зданию, откуда он вышел с Апиптиксом. Рядом, в загоне, он заметил какое-то движение. Берк пригляделся, бросил на Апиптикса изумленный оценивающий взгляд и снова уставился на темные фигуры в загоне. Люди? Или ксаксаны?
Коробка на груди Пттду-Апиптикса ответила на невысказанный вопрос: «Это все, что осталось от племени читумихов. Других больше нет. Выжили только таупту».
Пригнувшись, чтобы спрятать лицо от порывов пронзительного ветра, Берк медленно приблизился к жалкой кучке пленников. Оказавшись почти вплотную к сетке ограды, он рассмотрел узников. Читумихи разглядывали его столь же внимательно – точнее, словно ощупывали его глазами, а не смотрели. Их группа производила жалкое впечатление голодных оборванцев: кости проступали сквозь обтянувшую их шершавую кожу. Расовыми характеристиками они практически не отличались от таупту, но на этом сходство кончалось. Даже в позорном плену, в грязном загоне, читумихи очевидно не сдались, не упали духом. «История, древняя, как мир! – подумал Берк. – Варварство торжествует над цивилизацией». Он бросил гневный взгляд на Апиптикса – в нем он видел теперь жестокого тирана, лишенного всякого чувства порядочности и справедливости. Берка охватила внезапная ярость, удивившая его самого. У него закружилась голова – сжимая кулаки, он сделал пару шагов к предводителю таупту. Читумихи жужжали и трещали, подзуживая его – но тщетно. Тут же подошли двое дежуривших поблизости таупту. Берка схватили, оттащили от загона, прижали к стене здания и держали, пока он, задыхающийся и тщетно пытающийся вырваться, не перестал сопротивляться.
Коробка на груди Апиптикса проговорила – так, будто он не заметил тщетную попытку Берка напасть на него: «Это читумихи. Их немного, и скоро последние будут ликвидированы».
Сквозь стены из плавленого камня снова донесся ужасный вибрирующий стрекот.
«Пытка? – гортанно воскликнул Берк. – Вы пытаете читумихов – так, чтобы другие слышали?»
«Ничто не делается без причины. Пошли, ты увидишь».
«Я видел достаточно!» Берк дико озирался по сторонам. Он не замечал никакого убежища, бежать было некуда – его окружали только мокрые развалины, черные горы, дождь, ржавый металл, осыпи обломков… Апиптикс подал знак; двое таупту повели Берка обратно в здание. Берк сопротивлялся. Он лягался, повисал на руках тюремщиков, извивался всем телом – но безуспешно. Не прилагая особых усилий, таупту пронесли его по широкому короткому коридору в камеру, заполненную слепящим зеленовато-белым сиянием. Берк стоял, отдуваясь; таупту все еще держали его. Берк снова попытался вырваться, но пальцы таупту были подобны металлическим струбцинам.
«Если ты сумеешь контролировать агрессивные импульсы, – бесстрастно произнесла коробка Апиптикса, – тебя отпустят».
Берк сдержал готовый было вырваться поток жалоб и угроз. Скандалить с тюремщиками бесполезно и недостойно. Берк выпрямился, сухо кивнул. Таупту отпустили его.
Берк огляделся по сторонам. За штабелем аппаратуры, соединенной, судя по всему, электрическими проводами, почти скрывалась плоская решетка из блестящих металлических прутьев. Вплотную к стене стояли четверо ксаксанов в лохмотьях. Благодаря каким-то особенностям, которых он не мог определить, Берк распознал в них читумихов. Некое внутреннее чувство подсказывало ему, что читумихи были порядочными, добрыми, отважными существами – его естественными союзниками в борьбе против таупту… Апиптикс приблизился к нему; у него в руках было нечто вроде оправы очков без стекол.
«Пока что ты еще многого не понимаешь, – сказал Апиптикс. – Условия отличаются от тех, к которым ты привык на Земле».
Берк подумал: «Хорошо, что на Земле не такие условия!»
Апиптикс продолжал: «Здесь, на Иксаксе, живут два племени, таупту и читумихи. Они отличаются: таупту сознают присутствие нопалов, читумихи – нет».
«Нопалов? Кто такие нопалы?»
«Сейчас узнáешь. Но прежде всего я хотел бы провести эксперимент, чтобы проверить то, что можно назвать твоей „псионной чувствительностью“, – Апиптикс продемонстрировал очки без стекол. – Этот прибор изготовлен из чужеродного, неизвестного тебе материала. Предлагаю тебе взглянуть на мир через эти очки».
Испытывая отвращение ко всему, что исходило от таупту, Берк отшатнулся: «Нет!»
Апиптикс протягивал ему очки. Казалось, его серую физиономию исказила усмешка – хотя ни одна мышца на ней не шевелилась: «Я вынужден настаивать».
С трудом сдерживая ярость, Берк выхватил очки из жилистой руки и надел их на глаза.
Он не заметил никаких видимых изменений, никакого оптического эффекта.
«Взгляни на читумихов, – сказал Апиптикс. – Линзы этих очков – скажем так – дополняют твое восприятие новым измерением».
Берк посмотрел на читумихов – и замер, наклонив голову вперед. На какое-то мгновение он увидел – что? Что это могло быть? Он не мог вспомнить. Берк продолжал смотреть, но линзы затуманивали зрение. Фигуры читумихов колебались, словно по ним пробегали волны. Поперек плеч и на голове каждого из них пролегло расплывчатое темное пятно, нечто вроде огромной гусеницы. Странно! Берк взглянул на Пттду-Апиптикса – и удивленно моргнул. Перед ним снова было расплывчатое пятно – или это было что-то другое? Чтó это было? Нечто невообразимое! Оно висело над головой Апиптикса – нечто сложно устроенное, не поддающееся определению, нечто пугающее, угрожающее. Берк слышал странные звуки, гортанное скрежещущее рычание: «Гхырр! Гхырр!» Откуда доносился этот звук? Берк сорвал с себя очки, дико озираясь по сторонам. Звуки исчезли.
Апиптикс разразился щелчками и жужжанием; коробка-переводчик произнесла: «Чтó ты видел?»
Берк пытался как можно точнее вспомнить то, что он увидел. «Ничего, что я мог бы выразить словами», – сказал он наконец – и при этом перестал думать о чем-либо вообще. Странно… Некоторое время он стоял, полностью ошеломленный, не понимая, чтó с ним происходило. Наконец он вспомнил, что находился не на Земле…
Берк спросил: «Чтó я должен был увидеть?»
Ответ ксаксана заглушил отрывистый, трепещущий стрекот, полный невыносимой боли. Берк схватился за голову – он шатался, как пьяный, едва держась на ногах и чувствуя сильнейшее головокружение. Читумихи тоже поддались влиянию ужасного вопля – они пригнулись, двое опустились на колени.
«Что вы делаете? – хрипло закричал Берк. – Зачем меня сюда привели?» Он не мог заставить себя взглянуть на аппаратуру в другом конце помещения.
«Это совершенно необходимо – причина очевидна. Пойдем, ты увидишь».
«Нет!» – Берк бросился к двери. Его поймали и удерживали. «Я больше не хочу ничего видеть!» – кричал Берк.
«Ты должен увидеть».
Ксаксаны развернули Берка и повели его, сопротивляющегося изо всех сил, в другой конец помещения. Ему пришлось, волей-неволей, взглянуть на механизм. На металлической решетке, лицом вниз, с растянутыми в стороны конечностями, лежал ксаксан. Его голову стягивали два обруча сложной конструкции; тугие металлические хомуты удерживали его руки, ноги и торс. Над его головой и плечами висела – практически парила в воздухе – прозрачная пленка, тонкая, как дуновение тумана. К величайшему изумлению Берка, жертва не была читумихом. На прикованном к решетке существе была одежда таупту; рядом, на столе, лежал шлем, похожий на шлем Апиптикса, с четырьмя шипами на гребне. Фантастический парадокс! Берк ошеломленно наблюдал за процессом наказания, пытки, демонстрации – что бы это ни было.
Двое таупту подошли к решетке. У них на руках были белые перчатки. Они принялись разминать и растягивать ткань, окружавшую голову жертвы. Конечности истязуемого судорожно подергивались. От обручей на его голове внезапно стал исходить беззвучно вибрирующий голубой свет – разряд какой-то энергии. Жертва стрекотала; у Берка снова закружилась голова, он напрягся, пытаясь вырваться из хватки охранников-ксаксанов. Опять промелькнул голубой разряд, опять конечности прикованного стали инстинктивно дергаться, как ноги лягушки, стимулируемой электричеством. Читумихи, стоявшие вдоль стены, жалобно пощелкивали; таупту стояли неподвижно – суровые, безжалостные.