Шато д'Иф и другие повести — страница 88 из 111

пала.

«Как ты это сделал?» – спросил Берк.

«С помощью телекинеза».

Берк не слишком удивился; в условиях денопализации телекинез казался чем-то естественным, обычным. Берк задумчиво рассмотрел псионную пленку. Она выглядела туманно-волокнистой, подобно ткани из паутины. Характеристики этого материала – такие, как возможность его перемещения посредством телекинеза – позволяли сделать некоторые выводы… Голос Апиптикса прервал его размышления:

«Линзы очков, с помощью которых вчера ты увидел нопалов, сделаны из этой псионной ткани. Мы не знаем, почему читумих иногда может замечать присутствие живых нопалов, если свет просачивается через пленку. сделанную из мертвого нопала. На этот счет есть гипотезы, но законы, которым подчиняется псионный материал, не соответствуют законам нашего пространства. Возможно, на Земле вы сможете сформулировать и систематизировать свойства псионного пространства, что поможет вам организовать денопализацию вашей планеты. У вас есть лаборатории, аппаратура и тысячи обученных специалистов. Здесь, на Иксаксе, остались только уставшие от войны ветераны».

Берк с тоской подумал о прежней жизни, о безопасном маленьком мирке, в котором он обитал и который он навсегда потерял. Он вспомнил о друзьях, о докторе Ральфе Тарберте, о Маргарет – жизнерадостной, энергичной Маргарет Хэйвен! Он вспомнил их лица и представил себе нопалов, оседлавших всех этих людей подобно торжествующим подводным чудищам из древних легенд. Представшая перед его глазами картина была одновременно нелепой и трагической. Теперь он вполне понимал фанатическую безжалостность таупту – на их месте, в тех же условиях он, наверное, действовал бы с такой же неотступной, холодной яростью… На их месте? В тех же условиях? Он и оказался в тех же условиях!

Безразличный голос коробки-переводчика снова прервал его размышления: «Смотри!»

Таупту тащили очередного лихорадочно сопротивляющегося читумиха к денопализационной решетке. Нопал высился над его головой и шеей подобно фантастическому боевому шлему.

«Ты становишься свидетелем знаменательного события, – сказал Апиптикс. – Это последний из читумихов. Других не осталось. Иксакс полностью очищен».

Берк глубоко вздохнул – и с этим вздохом взял на себя ту ответственность, которую возлагали на него ксаксаны: «Со временем Земля тоже очистится… сколько бы времени это ни заняло».

Таупту пристегнули последнего читумиха к решетке. Затрещали разряды голубого пламени, читумих стрекотал, как огромный дребезжащий механизм. Тошнота подступила к горлу Берке, у него сжималось сердце – он отвернулся. «Мы этого не выдержим! – хрипло воскликнул он. – Должен существовать какой-то другой, легкий способ денопализации. Мы не можем пытать людей, не можем развязывать всемирную войну!»

«Легкого способа нет, – заявила коробка-переводчик. – Промедление смерти подобно, мы не отступим!»

Разгневанный и удивленный, Берк вопросительно взглянул на Апиптикса. Всего лишь несколько минут тому назад Апиптикс сам допустил возможность проведения исследований на Земле. А теперь он отвергал возможность любой задержки. Любопытная непоследовательность!

«Пойдем! – отрывисто произнес Апиптикс. – Ты увидишь, во что превращается нопал».

Они прошли в длинный, довольно-таки темный зал, уставленный верстаками. Сотни ксаксанов настойчиво и методично собирали какие-то механизмы, непонятные Берку. Если кто-либо из работников испытывал какое-то любопытство по поводу появления землянина, они никак его не проявили.

Апиптикс подвел Берка к стоявшему у стены верстаку: операторы денопализационного аппарата положили на него пленочный мешок, содержавший нопала. Растрепанный, пришибленный, покрытый остатками ободранной щетины, некогда гордый паразит смотрел на своих мучителей немигающими глазами.

«Возьми его! – сказал Берку Апиптикс. – Схвати мешок».

Берк брезгливо подчинился. На ощупь мешок казался непрочным, готовым рассыпаться в руках; прикосновение к нему сразу раздавило нопала.

«Он хрупкий, – сказал Берк, – как старая яичная скорлупа».

«Любопытно! – заметил Апиптикс. – Но ты не обманываешь себя? Как ты можешь осязать нечто неосязаемое?»

Берк удивленно взглянул на Апиптикса, снова посмотрел на мешок. Как это может быть, в самом деле? Берк больше не ощущал мешок. Он просачивался между пальцами, как облачко дыма.

«Теперь я его не чувствую», – приглушенно сказал изумленный Берк.

«Чувствуешь, конечно же! – возразил Апиптикс. – Он здесь, ты можешь его осязать, ты уже осязал его раньше».

Берк снова пощупал мешок. Поначалу он казался не столь осязаемым, как раньше – но несомненно снова ощущался. Чем больше Берк был в этом уверен, тем более ощутимым становился псионный материал.

«Это воображаемое ощущение? – спросил он. – Или фактическое?»

«Это нечто осязаемое умом, а не руками».

Берк экспериментировал с мешком: «Я перемещаю его. Я давлю на него. Я чувствую, как нопал крошится, распадается под пальцами».

Апиптикс критически наблюдал за Берком: «Разве осязание не является реакцией мозга на сигналы, поступающие по нервным волокнам? Насколько мне известно, мозг человека функционирует таким образом».

«Я способен отличить ощущение прикосновения от его восприятия мозгом», – сухо возразил Берк.

«Способен, в самом деле?»

Берк начал было отвечать, но прервался.

Апиптикс продолжал: «Ты заблуждаешься. Ты чувствуешь этот материал умом, а не руками, даже если твое ощущение сопровождается привычными движениями. Ты протягиваешь руки, у тебя возникает ощущение осязания. Когда ты не протягиваешь руки, ты ничего не чувствуешь – потому что в нормальном пространстве ты не ожидал бы испытывать какие-либо ощущения, не совершая ритуал перемещения рук и прикосновения».

«В таком случае, – сказал Берк, – я должен быть способен ощущать псионную ткань, не пользуясь руками».

«Ты должен быть способен ощущать что угодно, не пользуясь руками».

«Телеосязательное восприятие! – подумал Берк. – Способность прикасаться, не пользуясь нервными окончаниями. Так же, как ясновидение – способность видеть без помощи глаз?» Берк снова разглядел мешок. Все еще живой нопал смотрел на него изнутри безумными глазами. Берк представил себе, что он ощупывает мешок, сжимает его. У него в голове возник какой-то трепет – не более того, всего лишь намек на ощущение прикосновения к чему-то хрупкому, почти невесомому.

«Попробуй переместить мешок с одного места на другое».

Берк умственно приказал мешку двигаться; мешок, вместе с нопалом, легко переместился.

«Потрясающе! – пробормотал Берк. – Я способен к телекинезу?»

«Псионный материал легко поддается телекинезу, – сказал Апиптикс. – Нопал – не что иное, как мысль, и псионная ткань – тоже мысль. Нет ничего удивительного в том, что мысль легко перемещается мыслью».

Рассматривая эту проблему как чисто теоретическую, Берк не стал отвечать. Он наблюдал за тем, как операторы-таупту принесли прозрачный мешок, положили его на верстак и раскатали его в лепешку, как тесто – скалкой. Распавшийся в порошок нопал слился с тканью мешка.

«Здесь ты больше ничего нового не увидишь, – сказал Апиптикс. – Пойдем!»

Они вернулись в трапезную. Берк угрюмо уселся на скамью; его внимательная целеустремленность сменилась усталой подавленностью.

«Возникает впечатление, что ты сомневаешься, – произнес через некоторое время Апиптикс. – У тебя есть какие-нибудь вопросы?»

Поразмыслив немного, Берк спросил: «Когда мы были там, где умерщвляют нопалов, ты сделал замечание по поводу восприятия ощущений человеческим мозгом. Разве мозг ксаксанов функционирует по-другому?»

«Да, по-другому. Человеческий мозг устроен проще, но его разделы взаимозаменяемы и многофункциональны. Структура нашего мозга гораздо сложнее; в каких-то отношениях это дает нам преимущества, в других – ограничивает наши возможности. Человеческий мозг обладает формирующей изображения способностью, которую вы называете „воображением“; у нас нет такой способности. У нас нет вашей способности сочетать несопоставимые элементы, формировать нерациональные количественные представления и делать новые выводы на основе такого гипотетического синтеза. Многое в человеческой математике, в человеческом образе мышления для нас непостижимо – приводит нас в замешательство, отпугивает нас, как опасное безумие. Но мозг ксаксана содержит компенсирующие этот недостаток механизмы: встроенные калькуляторы, мгновенно производящие расчеты, с человеческой точки зрения чрезвычайно сложные и обременительные. Вместо того, чтобы „воображать“ тот или иной объект, мы создаем фактическую модель объекта в особом разделе черепной коробки. Некоторые из нас могут создавать модели исключительной сложности. Такое ментальное моделирование уступает по быстроте и простоте вашему воображению, но не менее полезно. Мы думаем, мы представляем себе и наблюдаем Вселенную именно таким образом, моделируя формы в уме и разбираясь в том, что можно было бы сделать с этими формами, умственно ощупывая их».

Берк снова задумался: «Когда вы называете нопала „мыслью“, какую мысль вы имеете в виду – человеческую или ксаксанскую?»

Пттду-Апиптикс колебался: «В данном случае имеет место обобщенное определение „мысли“. Я использовал этот термин в широком смысле. Что есть мысль? По сути дела, мы не знаем. Нопал невидим и неосязаем; когда он лишен возможности передвигаться самостоятельно, им легко манипулировать телекинетически. Нопалы питаются психической энергией. Сделаны ли они, в самом деле, из того же материала, что и мысль? Нам это неизвестно».

«Почему нельзя просто оторвать нопала от мозга, вытащить его? Почему необходима пытка?»

«Мы пытались это сделать, – ответил Апиптикс. – Нам не нравится боль – так же, как вам. Но безболезненное отделение нопала невозможно. В последнем приступе злобы нопал убивает читумиха. На денопализационной решетке мы причиняем ему такое мучение, что ему приходится втягивать свои питающие корешки, после чего его можно оторвать. Это понятно? Что еще ты хотел бы знать?»