Ей ответил ворчливый мужской голос; запинаясь, Маргарет назвала адрес мастерской: «Здесь сумасшедший! Он убивает доктора Тарберта, он мучает его!»
«Скоро прибудет патруль, барышня. «Электродайн энджиниринг», по дороге на Легхорн — я правильно вас понял?»
«Да, да! Скорее...» У нее перехватило дыхание. Она почувствовала присутствие за спиной и замерла от страха. Медленно, напряженно, словно преодолевая сопротивление позвонков, она обернулась.
В дверном проеме стоял Берк. Он горестно покачал головой и неторопливо вернулся туда, где лежало тело Тарберта, конвульсивно содрогавшееся в такт фантастическим разрядам. Наклонившись к прозрачному мешку, Берк продолжил работу — разминая пленку и словно оттягивая что-то от головы Тарберта.
У Маргарет подкашивались ноги; она прислонилась к дверному косяку. Несмотря на отупение, вызванное ужасом и усталостью, она удивлялась тому, что Берк не причинил ей никакого вреда. Ведь он превратился в маньяка — и должен был слышать, как она вызывала полицию... Издали послышалось завывание сирены, становившееся громче и громче.
Берк выпрямился. Он тяжело дышал; лицо его осунулось и напоминало череп. Маргарет никогда еще не видела ничего настолько дьявольского, злобного, ненавистного. Если бы у нее был пистолет, она уже застрелила бы Берка. Если бы ноги держали ее, она набросилась бы на него, молотя кулаками... Берк держал в руках прозрачный мешок — в мешке что-то было. Маргарет не видела ничего внутри мешка; тем не менее, мешок, казалось, шевелился и дрожал. В мозгу Маргарет что-то дрогнуло; прозрачный мешок облекло темное туманное облако... Она видела, как Берк топтал этот мешок. «Святотатство! — думала Маргарет. — Самое отвратительное из всех возможных преступлений!»
Полиция ворвалась в здание. Берк выключил рубильник аппарата. Онемевшая Маргарет наблюдала за тем, как полицейские осторожно приближались к Берку — изможденному, опустившему руки, потерпевшему поражение.
Полицейские заметили Маргарет: «Вы в порядке, барышня?»
Она кивнула, но не смогла ничего сказать. Опустившись на пол, она разразилась рыданиями. Два полицейских отнесли ее к креслу и попытались утешить. Через некоторое время прибыла скорая помощь. Санитары унесли потерявшего сознание доктора Тарберта; Берка увезли в патрульной полицейской машине, а Маргарет — в еще одной; один из патрульных ехал за ними в машине Маргарет.
IX
Берка приказали отвезти в государственную лечебницу для сумасшедших преступников, где его заключили в небольшую палату с белыми стенами и бледно-голубым потолком. В зарешеченные стальными прутьями окна было вставлено закаленное бронированное стекло. Койку, закрепленную болтами в полу, снабдили коробчатым барьером, не позволявшим влезть под нее; в палате не было никаких предметов или материалов, позволявших повеситься — ни крюков, ни скоб, ни электрических осветительных приборов. Даже дверные петли были закруглены так, чтобы с них соскальзывали шнур или самодельная веревка.
Небольшая группа психиатров подвергла Берка длительному обследованию. С точки зрения Берка, это были вполне разумные, образованные люди, но они либо притворялись неспособными сосредоточиться, либо прибегали к уклончивому многословию — так, словно нащупывали дорогу в тумане помутнения рассудка, что могло быть вызвано как сложностью рассматриваемого случая, так и ошибочностью их исходных предпосылок. С точки зрения психиатров Берк был способен ясно и вежливо выражать свои мысли, хотя они не могли не испытывать отвращение к печально-презрительному выражению его лица, пока его подвергали различным проверкам с помощью таблиц, игр и рисунков, позволявших, по их мнению, точно измерить степень его помешательства.
В конце концов они не преуспели в своем начинании. Безумие Берка не демонстрировалось никакими объективными испытаниями. Тем не менее, психиатры согласовали заключения и выставили интуитивный диагноз: «экстремальная паранойя». Они назвали Берка «обманчиво рациональным пациентом, хитроумно скрывающим одержимость». В самом деле, его одержимость скрывалась настолько хитроумно, что только высококвалифицированные психопатологи — такие, как они — способны были ее распознать. Психиатры сообщили, что Берк апатичен, замкнут и мало интересуется чем-либо, кроме состояния и местонахождения своей жертвы, доктора Ральфа Тарберта, об организации встречи с которым он неоднократно просил; разумеется, его просьбы не были удовлетворены. Психиатрам требовалось дополнительное время для изучения состояния Берка — только после этого они могли бы представить в суд определенные рекомендации.
Дни проходили за днями, и паранойя Берка, по-видимому, усиливалась. Психиатр отметил симптомы мании преследования. Берк дико озирался в палате так, словно сопровождал взглядом какие-то плавающие в воздухе объекты. Он отказывался есть, исхудал. Он боялся темноты настолько, что ему позволили пользоваться ночником. Дважды санитары замечали, что он бил по воздуху руками.
Берк страдал не только психически, но и физически. Он постоянно чувствовал, как что-то словно растягивало и скручивало ему мозг — это ощущение напоминало первоначальную пытку денопализации, но, к счастью, было не столь интенсивным. Ксаксаны не предупреждали его об этих мучительных симптомах. Если «очищенный» вынужден был ежемесячно подвергаться таким поползновениям нопалов в дополнение к невыносимой агонии денопализации, Берк мог только посочувствовать их непреклонному решению избавить от нопалов всю Вселенную.
Попытки проникнуть в его мозг становились все более настойчивыми. Берк начинал опасаться того, что он действительно сходил с ума. Психиатры торжественно задавали вопросы и наблюдали за его реакциями настороженными совиными глазами, в то время как оседлавшие их нопалы, появлявшиеся в палате вместе с психиатрами, следили за ним с почти таким же ничего не выражающим вниманием. В конце концов лечащий врач прописал успокоительное средство, но Берк отказывался его принимать — он боялся спать. Нопалы кружились прямо у него над головой и заглядывали в глаза, распуская трепещущую вздыбленную щетину подобно курице, купающейся в песке. Врач вызвал санитаров: Берка схватили и сделали ему принудительную инъекцию; вопреки яростному стремлению сохранять бдительность, он погрузился в сонное отупение.
Шестнадцать часов спустя он проснулся и неподвижно лежал, глядя в потолок. Головная боль прошла; он чувствовал себя обмякшим и распухшим — так, словно простудился и заболел. К нему постепенно возвращались воспоминания — обрывочные, неохотно появлявшиеся перед внутренним взором. Берк поднял глаза, чтобы проверить воздух над койкой. К своему огромному облегчению, он не заметил никаких нопалов. Берк вздохнул и опустил голову на подушку.
Дверь открылось — вошел санитар, кативший перед собой тележку с едой.
Берк приподнялся на койке и взглянул на санитара. На нем не было нопала. Пространство над головой санитара пустовало; ненавистные глаза-полушария не пучились над облаченными в белый халат плечами.
Берку пришла в голову тревожная мысль; он наклонился, опустив голову, медленно поднял руку, ощупал затылок и шею под затылком. Там не было ничего, кроме его собственной кожи и его собственных волос.
Санитар стоял и смотрел на него. Казалось, Берк сегодня вел себя спокойнее, почти нормально. У лечащего врача-психиатра, делавшего регулярный обход, возникло такое же впечатление. После короткого разговора с Берком он не мог избавиться от убеждения в том, что психическое состояние Берка стало нормальным. В связи с чем он выполнил обещание, которое дал несколько дней тому назад, позвонил Маргарет Хэйвен и сообщил ей, что она могла бы навестить Берка в то время, когда к пациентам обычно пускали посетителей.
После полудня, в тот же день, Берка известили о том, что к нему пришла Маргарет Хэйвен. Берк последовал за санитаром в весело украшенный зал ожидания, почти неотличимый от вестибюля какой-нибудь гостиницы.
Маргарет подбежала к нему и взяла его за руки. Она изучала его лицо ищущими глазами; ее собственное лицо, исхудавшее и бледное, озарилось радостью: «Пол! Ты вылечился! Я знаю! Это сразу видно!»
«Да, — сказал Берк. — Я снова стал самим собой». Они присели.
«Где Ральф Тарберт?» — спросил Берк.
Маргарет отвела глаза: «Не знаю. Он пропал с тех пор, как выписался из больницы». Она снова схватила Берка за руки: «Мне запретили говорить с тобой об этих вещах — врач не хочет, чтобы ты лишний раз возбуждался».
«Это очень заботливо с его стороны. Как долго меня собираются здесь держать?»
«Не знаю. До тех пор, пока не примут какое-нибудь окончательное решение, надо полагать».
«Хммф! Они не могут содержать меня в лечебнице бесконечно, если не получат судебный приказ».
Маргарет снова отвела глаза: «Насколько я понимаю, полиция умыла руки и не желает заниматься твоим делом. Доктор Тарберт отказался предъявлять обвинения; он настаивает на том, что вы с ним совместно проводили эксперимент. Полиция считает, что он тоже...» — она прервалась.
Берк усмехнулся: «Тоже свихнулся — так же, как я? Что ж, Тарберт не сошел с ума. На самом деле он говорит правду».
Маргарет наклонилась вперед, полная сомнений и тревоги: «Что происходит, Пол? Ты занимаешься чем-то странным — и при этом не работаешь на правительство, я в этом уверена! Но меня ужасно беспокоят твои эксперименты!»
Берк вздохнул: «Не знаю... Все изменилось. Наверное, я в самом деле был сумасшедшим. Наверное, я провел целый месяц, погруженный в самые причудливые галлюцинации, доступные воображению. Я ни в чем не уверен».
Маргарет отвернулась и тихо сказала: «Я все время думаю о том, следовало ли мне вызывать полицию. Я думала, что ты убивал доктора Тарберта. Но теперь... — она слегка развела руками. — Теперь я тоже ни в чем не уверена».
Берк промолчал.
«Так ты мне ничего не объяснишь?»
Берк бледно улыбнулся и покачал головой: «Ты снова подумаешь, что я спятил».