Глава шестнадцатаяВикс
Это ужасно! Серафина лежит в своей постели с ножом, вонзенным ей в сердце. Простыни смяты, будто она сопротивлялась. Слезы наворачиваются на глаза – я не хочу думать об этом. Бедная старая Серафина, убитая во сне или, возможно, проснувшаяся незадолго до своей смерти. Осознавшая, что кто-то – кто?! – собирается вонзить в нее нож.
А потом еще раз, и еще. Ее грудь, на которую я в состоянии взглянуть лишь мельком, прежде чем тошнота подступит к горлу, разворочена. Разорвана. Тот, кто это сделал, нанес удар не один раз, он бил снова и снова. Яростно.
Вопрос «кто» повис в воздухе, но сейчас мы поглощены ужасом и горем. Нашим горем, но в основном горем Дарси. Именно ее мы должны поддержать. Ту, кого рвет в углу в мусорное ведро из черного мрамора, а Джейд трет ей спину.
Я чувствую чье-то присутствие позади себя, руку на моем плече. Вздрагиваю и поворачиваюсь. Ох. Это Арабель.
– Прости, Бель. Это просто… кто мог такое совершить?
– Понимаю. – Она качает головой. – Мы не должны ничего трогать. Полиция наверняка захочет осмотреть место преступления.
– Верно. Полиция. Боже! – Я замечаю старинные серебряные прикроватные часы на кафельном полу. Они повернуты вверх, но их стеклянный циферблат разбит. Я приседаю, но не прикасаюсь к ним, чтобы отпечатки моих пальцев не исказили улики. Часы разбились вдребезги в 3:16.
Джейд опускается на корточки рядом со мной.
– Должно быть, их кто-то опрокинул во время убийства, и теперь они показывают точное время преступления. Возможно на них есть отпечатки пальцев. И на ноже тоже.
Она указывает на Серафину, но я не слежу за ней взглядом. Я больше не могу туда смотреть. Рыдание сотрясает мое тело.
– Мне нужно разбудить бабушку, прежде чем она услышит нас и забредет в этот ад. – Арабель кивает в сторону кровати.
– О, черт. – Я прикусываю губу, думая, что станет с бедной Сильви, если она обнаружит женщину, на которую работала всю жизнь, в таком виде.
Арабель сейчас с Дарси, поменявшись местами с Джейд. Рыдания Дарси становятся неудержимыми.
Внезапно я чувствую себя зверем в клетке. Нам нужно выбраться из этой комнаты.
– Это безумие! – Джейд постукивает длинными ногтями по комоду. – Я не могу в это поверить. Я действительно не могу в это поверить!
Я киваю.
– Я тоже. Надеюсь, что это кошмар, и мы проснемся в любой момент.
– Это не кошмар, Виксен, – мрачно произносит Джейд.
Я снова смотрю на Серафину – я ничего не могу с собой поделать. Я хочу накрыть ее простыней. Выдернуть нож. Но она мертва. В этом нет сомнений. И если я трону нож, я могу уничтожить улики. Боже, это был взлом? На свободе разгуливает убийца? Это не мог быть кто-то из нас. Я знаю этих девушек. Я знаю их лучше, чем саму себя. Раф, садовник? Может быть, это сделал он? Я дрожу. Мы проводили с ним время. Мы проводили время с убийцей?
– Я просто в шоке, – говорит Джейд. – Кто вообще ее нашел?
Я прочищаю горло. Несмотря на хаос и ужас от того, что я нашла Серафину убитой, у меня хватило сил подумать о том, как я отвечу на этот вопрос.
– Ну… я…
– Ты? – Выдыхает Джейд, и я ощущаю ее кислое и несвежее дыхание. Оно смешивается с запахом смерти. Я отступаю, но зловоние следует за мной. В фильмах не показать, как пахнет тело через несколько часов после того, как из него ушла жизнь.
– Да. Викс нашла Grand-mère. – Услышав голос Дарси, ее первые слова с тех пор, как она неохотно последовала за мной сюда, я поворачиваюсь. Она отходит от мусорного ведра, убирая с глаз завесу клубничных прядей. – Что ты здесь делала в шесть утра, Викс?
– Я не знаю… – На самом деле отлично знаю. Но пока не готова это рассказать. Не раньше, чем все обдумаю. Разберусь, что к чему.
– Ты не знаешь? – Непохоже, что Дарси обвиняет меня: ее голос по-детски хрупок.
– Серафина хотела поговорить со мной. Мы должны были встретиться в первый же день, потом встреча перенеслась на вчерашнее утро. Она велела мне прийти к ней в комнату, пока все остальные не проснулись. В шесть утра. Я постучала, но она не ответила. Я подождала минуту, потом решила войти. – Я невольно ахаю. Это было ужасно. Они не могут понять, насколько ужасно обнаружить такое. Увидеть женщину, которую я любила и которой восхищалась, может быть, даже боготворила, беспомощно лежащую в своей ночной рубашке, жестоко истерзанную.
– У тебя есть предположения, почему она хотела с тобой встретиться? – спрашивает Арабель.
Мой рассказ выглядит подозрительно. Я понимаю. Но на данный момент я больше ничего не могу сказать. Я дала клятву Серафине, и теперь я полна решимости сдержать ее.
– Вообще без понятия. – Я молюсь, чтобы это прозвучало искренне. Мой взгляд падает на каминную полку, на которой установлена культовая скульптура Марселя Дюшана. Над постаментом в виде шахматной доски возвышается рука, подпирающая голову старика с обветренным лицом. Глаза мужчины закрыты – неясно, спит он или мертв. Серафина однажды сказала мне, что это одно из ее любимых произведений, что говорит о многом, учитывая ценность ее коллекции. Я никогда не забуду, как, показывая мне его, она подмигнула и сказала: «Мой любимый тип мужчин». Я улыбнулась несколько смущенно. Мне всегда было любопытно, что она имела в виду.
Раздаются шаги у двери.
– Ох, – вздыхает Арабель и спешит в маленькую прихожую. Я слышу бормотание по-французски. Удаляющиеся шаги. Пронзительный крик. Я инстинктивно затыкаю уши указательными пальцами. Когда я, наконец, убираю их, то слышу, как хлопает дверь.
– Мне нужно убраться отсюда, – заявляет Дарси и встает.
– Да, давай. – Джейд хватает Дарси и почти выталкивает ее наружу.
Я следую за ними. Сразу за дверью Дарси плюхается в коридоре, будто путь дальше в свою комнату требует от нее непомерных усилий.
– Это моя вина, – твердит она себе под нос. – Это исключительно моя вина.
– Дарси, конечно же нет! – протестую я. – В чем твоя вина?
Она не отвечает и не смотрит на меня, просто крепко зажмуривается и бормочет, не открывая глаз:
– Я не понимаю. Кто мог это сделать? Кто мог так поступить с моей бабушкой? Неужели кто-то из вас?.. – Ее глаза широко распахиваются, они становятся еще зеленее, чище, когда она плачет. Внезапно ее слезы прекращаются, и глаза расширяются еще больше. – Неужели?..
– Конечно нет, – мгновенно и очень громко отвечает Джейд. – Дарси, конечно нет!
– Конечно нет, – шепчу я.
Подходит Арабель, чтобы опуститься рядом с нами.
– Дарси, я любила твою бабушку как свою собственную. – Она притягивает Дарси к себе и крепко обнимает ее. Между ними есть узы, которых нет у нас. Они росли вместе, рядом со своими бабушками, как одна семья. – Я уже позвонила в полицию, – сообщает она. – Они скоро приедут.
Подбородок Дарси дрожит, не разжимая объятий, она спрашивает:
– Как Сильви?
– Опустошена, – тихо произносит Арабель, отстраняясь, чтобы промокнуть глаза рукавом. – Не верит. Я успокаиваю себя, что ей по крайней мере не пришлось увидеть то, что увидели мы. Она хотела войти, но я убедила ее не делать этого. Я дала ей сильное успокоительное.
Я перевариваю эту информацию. В первую очередь мне интересно, откуда у Арабель таблетки, однако я не спрашиваю об этом. В моей голове накопилось так много вопросов! Внезапно мне отчаянно хочется побыть одной и проанализировать все факты и обдумать вопросы до приезда полиции.
Меня посещает воспоминание об одном из моих многочисленных телефонных разговоров с Серафиной за все эти годы. После вспышки Дарси в машине по дороге сюда и ее откровения о том, что она не разговаривает по телефону с бабушкой, я не стала признаваться в этом, но мы с Серафиной беседовали довольно часто. Она интересуется… боже, интересовалась… всегда интересовалась моей жизнью. Она хотела знать о моем творчестве, над какими картинами я работаю, обо всех потенциальных покупателях. Мне совсем не хотелось ее подводить, поэтому я приукрашивала действительность. Я не хотела, чтобы она знала, как сильно я нуждаюсь в ежемесячных переводах от нее, какой неудачницей я себя чувствую, когда галереи отказывают мне. Я так же не хотела разочаровывать ее известием о ссоре с Джулиет – Серафина очень меня поддерживала. Но воспоминание, которое всплывает сейчас, более светлое. Я не помню, что меня расстроило, но однажды, разговаривая с ней по телефону, я внезапно воскликнула: «Гребаное дерьмо!» Это просто вырвалось, спонтанная реакция на что-то, что потеряло свою важность час спустя. Возможно, я увидела таракана или счет по кредитной карте. И только потом я осознала, с кем говорю.
– Виктория, леди не подобает так ругаться. – Клянусь, я увидела, как она нахмурилась в телефонную трубку.
– Извините, – пробормотала я.
– Если тебе необходимо выругаться, по крайней мере, говори putain[49].
– Putain? – неуверенно переспросила я.
– Это означает нечто похожее. Но по-французски будет звучать более женственно.
И мы обе рассмеялись. А потом она сказала в тысячный, в миллионный раз, что мне, на самом деле, следует называть себя Виктория, а не Викс.
– Виктория – так утонченно. Викс – звучит как шоколадный батончик!
Я сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки. Я никогда больше не буду смеяться вместе с ней и не услышу ее мнения.
– Я боюсь… – Теперь Арабель мнет пальцы. – Что, если Mamie не сможет оправиться от этого? Я совсем не представляю, как она сможет это перенести.
– Она была предана Серафине, – киваю я. – Сколько лет?
– Шестьдесят, – вставляет Дарси. – Она была экономкой моей бабушки по меньшей мере шестьдесят лет.
– Экономкой? – На лице Арабель появляется странное выражение. – Да, она была экономкой Серафины, но ты, конечно, знаешь, чем это обернулось?
Теперь Дарси поднимает заплаканное лицо. Она выглядит разбитой. Мое сердце разрывается из-за моей подруги. Мы должны дать ей что-нибудь – успокоительное Арабель? – пока ждем полицию.