– Как такое могло просто случиться?
– Не знаю. Иногда жизнь делает неожиданный зигзаг, и ты подчиняешься, t’sais[61]? Я не хочу показаться бессердечной, потому что, поверь мне, в последнее время я порой едва могу функционировать из-за вины и стыда, которые испытываю. Все еще испытываю. C’est la vie[62], я полагаю.
– И кто же из вас сделал зигзаг – Оливер или ты? – спрашиваю я.
– Не знаю. – Арабель тяжело вздыхает. – Это случилось… мы сидели за ужином. Наши пальцы соприкоснулись. Это было… Ладно, я знаю, это прозвучит плохо. Но это было словно электричество. Какое-то время у нас с Жанкарло были натянутые отношения, и вдруг я обратила внимание на Олли. Мне казалось, что я неожиданно заметила его. И поняла, что он почувствовал то же самое.
– Как ты догадалась?
– Просто поняла, и все.
Я киваю. Я понимаю, как происходит подобное, еще до того, как осознаешь, что произошло. Я была поражена Джулиет с самого начала, как только встретила ее на выставке креативщиков. И я была уверена, что тоже заинтересовала ее, еще до того, как она обратилась ко мне под необычным предлогом.
– После одного из моих книжных мероприятий Дарси устала и поехала домой сменить няню, а Олли остался с нами, потом внезапно все ушли, возможно, мы были немного навеселе, но думаю, мы просто взглянули друг на друга и…
Я чувствую, что она переживает это заново, с некоторой ностальгией. Не намеренно, нет. Я знаю Бель, у нее золотое сердце. Она постоянно поддерживала меня во время моей болезни, и на протяжении многих лет была рядом с нами. Но вот оно – любовь, как и деньги, размывает мораль.
Я думаю о Серафине и о том, что все эти годы она спасала меня от участи голодного художника. Отдавала деньги без каких бы то ни было причин. Однако в какой-то момент всегда возникают условия.
– Ты занималась с ним сексом в шато, когда Дарси спала наверху, – тихо напоминаю я.
– Ты ведь не забудешь об этом, не так ли? Полагаю, никто не забудет. Тебе не приходит в голову, что я виню себя даже больше, чем ты? Я не представляла, что Дарси узнает. Мне казалось, что нет никаких рисков. Я точно не могла поехать к нему, из-за детей. Что, если кто-то из них проснулся бы посреди ночи? Я решила, что здесь все напились, вырубились. Он пришел, когда я была уверена, что Дарси спит в своей комнате, и должен был уйти вскоре после восхода солнца, не опасаясь, что кто-нибудь об этом узнает. Но потом…
– Потом… – повторяю я.
– Я тоже любила Серафину, t’sais? – В том, как она это говорит, есть что-то мучительное, опустошающее. – Конечно, тяжелее всего Дарси. Я хочу быть рядом с ней, но не могу. И все же Серафина была для меня такой же матерью, как и Mamie. У меня не было родителей. Я выросла с ними и Ренье. Хочешь верь, хочешь нет, но именно Серафина научила меня плавать. Она научила меня играть в петанк. Моя бабушка была занята работой, но Серафина была женщиной праздной. У нее было много свободного времени, и она проводила его со мной. Она всегда поощряла мою любовь к готовке. Она… я многим ей обязана. И я опустошена, Викс. Я абсолютно опустошена тем, что ее больше нет.
Голос Арабель дрожит, и она вытирает уголки глаз. Я никогда не видела, чтобы она настолько теряла самообладание, и я потрясена.
Мы сворачиваем на знакомую длинную живописную дорогу, ведущую к шато. Внезапно Арабель глушит двигатель и кладет голову на руки, лежащие на руле.
– Бель… – Я поглаживаю ее по спине, рисуя круги большим пальцем, так обычно делала моя мама, когда мне было грустно или страшно.
– Мне не нужно, чтобы ты меня жалела, – произносит она приглушенным голосом. – Я сама виновата.
– Ты откажешься от него? – Неловко допытываться, но я должна знать.
Молчание. Но я знала ответ, не так ли?
Затем она говорит нечто неожиданное.
– Ты осуждаешь меня. Я знаю, что это так, Викс. И у тебя есть на это полное право. Но что насчет вас с Джулиет?
Я перестаю гладить ее по спине, больше не чувствуя себя такой уж великодушной.
– А что Джулиет? Она не предавала меня. Просто два человека, пути которых разошлись.
– У тебя были секреты.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, пытаясь скрыть гнев в своем тоне.
– Я не знаю всего. – Арабель отрывает голову от руля, снимает солнцезащитные очки и смотрит на меня большими карими глазами, красными и воспаленными. – Но мы с Джулиет разговаривали несколько раз.
– Вы разговаривали? – Я до конца не разобралась, какие чувства испытываю по этому поводу – хочу ли я выпытать у Бель все до последней крупицы о том, как дела у Джулиет, или я злюсь, что моя лучшая подруга действовала за моей спиной.
Арабель вздыхает.
– Она хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
– Она разговаривала и с Дарси, и с Джейд?
– Не знаю. Я так не думаю. Она знает, что мы с тобой…
– Ты моя самая близкая подруга после нее, – шепчу я. И это правда. «Мамы» и «Рианны». Мы вчетвером, но поделены на две пары. Полагаю, именно так возникают глубокие связи. Мы хотим быть не одними из трех, четырех или пяти, а половинками чего-то. Самыми особенными для другого человека.
– А ты моя, – отвечает Арабель. – Я разговаривала с Джулиет только из любви к тебе. У тебя…
Я киваю. Я тоже не могу заставить себя произнести слово на букву «р».
– А потом вы с Джулиет так внезапно поссорились. Ты ничего не говорила об этом.
– Я говорила.
– Не совсем. Только не о реальных причинах. Ты изложила мне версию, которую рассказала бы своему парикмахеру. – Я не отвечаю, просто играю со складками своего платья. – И не сказала, что ты делала в комнате Серафины этим утром? – продолжает Арабель. – Почему именно ты нашла ее?
– Я неважно себя чувствую, думаю, мне нужно прилечь, – наконец бормочу я, потому что иначе все всплывет наружу. Что вся моя жизнь – ложь.
Арабель снова заводит двигатель.
– Конечно, Викси.
– Прости, – говорю я, когда мы с грохотом несемся по дороге. – Я не хочу ничего скрывать от тебя.
– А я от тебя, – кивает Арабель. – Но иногда за секретами стоят веские причины.
Она имеет в виду себя и Оливера, и я больше не в силах утверждать, что это отличается от моей тайны, от моих поступков. Любые секреты разрушительны.
– Дарси, вероятно, больше никогда не будет моим другом, – грустно произносит Арабель, когда мы выруливаем на посыпанную гравием подъездную дорожку. Она быстро паркуется, и снова все замолкает. Солнце садится за виноградник. Это призрак заката – солнце-альбинос, устрашающе подходящее для этого дня. Оно едва различимо нависает над виноградными лозами у горизонта. Краски неба перетекают одна в другую – приглушенный голубой вверху, переходящий в желтый, затем в розовый, затем в лавандово-серый.
Солнце настолько слабое, что с трудом верится, что оно способно осветить хотя бы комнату, не говоря уже о всей земле. Я наблюдаю, как оно исчезает за горизонтом.
– Дарси может не простить тебя, – наконец говорю я. – Особенно если вы с Оливером… если вы…
Боже, я не могу себе этого представить, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух. Это касается не только Дарси и Оливера, есть еще Мила и Чейз. Арабель разрушит семью, заберет у детей отца. Это не похоже на то, как забрали ее родителей, не так безвозвратно. Но все же, мне кажется, что именно Арабель понимает эту ситуацию, как никто другой.
Как будто читая мои мысли, Арабель говорит:
– Я не хочу разрушать их семью, Викс. Поверь мне. Это последнее, что мне нужно.
– Хорошо…
– Скажи, что ты мне веришь. – Она хватает меня за руку с неожиданной силой. – Пожалуйста, Викс. Скажи, что ты мне веришь. Что ты не считаешь меня ужасным человеком.
– Конечно, я тебе верю. – Я вздыхаю. – Ты не ужасный человек, даже если я считаю твой поступок ужасным. Я всегда буду твоим другом, Бель. Но останусь при этом и другом Дарси.
– Конечно. – Она выглядит немного успокоенной. – Хорошо, может, нам уже стоит зайти внутрь? Я думаю, Mamie уже проснулась, хочу посмотреть, как она. – Она на мгновение закрывает глаза. – Для моей бабушки будет мучительно осознать то, что произошло.
– Понимаю. – Но понимаю ли я? Нет. Я могу только представить, что бы я чувствовала, если бы Джулиет так жестоко убили. При одной мысли об этом мне кажется, что весь земной шар падает мне на грудь.
– Mamie слишком стара. Она должна была дожить свои последние дни в мире и счастье. – Взгляд Арабель устремлен в окно, и я знаю, что она представляет себя и Оливера. Я знаю это, потому что все еще думаю о Джулиет. Истории привязанности других людей, особенно те, которые так жестоко разорваны на части, всегда заставляют задуматься о своей собственной. Такова человеческая природа, люди, в сущности, больше всего озабочены самими собой.
Я нежно кладу руку ей на запястье.
– Давай уже пойдем внутрь.
– Да. – Но она не делает ни малейшего движения, чтобы открыть свою дверь.
Я поняла. Часть меня, большая часть, хочет сказать ей, чтобы она развернула машину на подъездной дорожке и отвезла нас куда-нибудь еще, куда угодно. Несмотря на то, что убийца задержан, в особняке повисла мрачная атмосфера. Печально, когда то, что ты так сильно любил, может измениться в одно мгновение.
Как раз в этот момент парадная дверь замка открывается, и оттуда высовывается голова Джейд. Она кричит, но я ничего не слышу. Я выхожу из машины.
– Прости, что? – кричу я в ответ.
Джейд раздражена, я отчетливо вижу это издалека. Ее неестественный голос только усиливает это ощущение.
– Я спросила, где вы были так долго? Сильви встала и хочет всех нас видеть.
Арабель тоже открывает свою дверь и выскакивает наружу. Я было следую за ней, но она уже несется по тропинке между соснами к своей бабушке. Арабель врывается в парадную дверь и быстро исчезает. Я возвращаюсь за сумками, чувствуя, как Джейд провожает меня взглядом. Вытаскиваю покупки и тащу их под пристальным вниманием Джейд. Затем бросаю сумки у входа.