Но есть одна вещь, о которой и всесильный брат не догадывался.
Клаус Хагер (один из любимых учеников в той самой школе) поддерживал отношения и переписывался с Кандинским до конца своих дней. Именно он попросил своего брата Ханса Петера (Hans Peter) спасти работы учителя. Что тот каким-то образом и сделал. Серж Лифарь в своем письме из мюнхенской гостиницы, ничего на зная о происходящем и произошедшем, дает довольно точную информацию о случившемся. На коробке со слайдами, которые старый фашист переслал Нине Николаевне, вдова художника поставила инициалы Hans Peter, но только по-русски – Х. П. Что меня вначале и сбило с толку. Вторая вещь, которая меня «работала», – это то, что, конечно, случайно, но именно я в первый же день работы на квартире у Кандинских, сам, без спроса, начал рассматривать папки из Баухауса. Нина Николаевна, не дрогнув, не отчитав меня за самодеятельность, просто предложила работать для начала именно в этом направлении. Ни в каком другом. Только сидя один на один с письменным столом в ту ночь, я понял, что Кандинская неожиданно для себя сэкономила слова и время для объяснения наивному помощнику, почему надо заняться этим периодом. Просто ей повезло: несмышленыш удачно попал пальцем в цель. Все оказалось очень легко.
Когда я рассуждал с Ниной о том, что ее муж писал не только музыку на холсте, но и другие человеческие чувства, такие как, например, взрыв эмоций, сердечный приступ, хохот, оргазм (собственно, почему и нет?), я никак не ожидал, что такие фантазии могли прийти в голову не мне одному. Похоже, что и сам художник не всегда отрицал найденный мной подход к некоторым его работам. По крайней мере, Клаус (Klaus) в своей открытке из потайного ящика четко об этом пишет. В открытке точно обозначен адрес хранения спасенных шедевров учителя. А в письме Лифаря говорится о том, что сам герой погиб под бомбежкой в Берлине в конце войны. Но ведь кто-то же унаследовал эти работы? Отложим и эту информацию до поры до времени.
Теперь к Нине Николаевне.
Очень своеобразная и сильная женщина. Профессиональная вдова гения? Можно сказать и так. Но она больше чем вдова. Она вершительница судьбы наследства великого художника. Не больше и не меньше.
Из тысячи работ, написанных Кандинским за годы жизни, к концу сороковых – началу пятидесятых годов у вдовы Василия Васильевича сосредоточено в руках около четырехсот. Практически лучших или, если можно так сказать, эталонных.
В начале пятидесятых в мире начинается бум, взрыв моды на абстракционизм. Ротко, Поллок и другие захватывают рынок живописи. Но никто не претендует на пальму первенства великого русского художника. Никто. И Нина Николаевна начинает методически превращать наследство, оставленное ей супругом, в главное творение этого стиля в мире.
Она делает выставки в бессчетном количестве стран с высокой покупательной способностью. От США до Японии. От Канады до Австралии. Она умело дарит картины главным музеям мира с условием их постоянной экспозиции. Она пытается создать моду на Кандинского и блестяще создает ее. К концу пятидесятых годов имя ее мужа у искусствоведов, журналистов и коллекционеров в каком-то аспекте канонизируется. Эта победа стоила Нине Николаевне около ста работ из ее сокровищницы. Остается около трехсот. Она страхует их на нереальные суммы денег, делая тем самым потрясающую рекламу страховым компаниям и картинам. Она работает с транспортными компаниями и освещает в прессе весь путь прохождения картин от точки А до точки Б, как в сериале, как в комиксе. «Сегодня четыре шедевра Василия Кандинского (дальше идут названия) прибыли в Токио. Выставка открывается там-то и там-то такого-то числа». Опубликовать такую информацию стоит денег. Не жалко. Игра стоит свеч. Она становится единственным экспертом в мире, определяющим подлинность работ Кандинского. Она диктует цены на рынке художественных произведений, и это главное. Без ее согласия на аутентичность подписи не продается ни одна работа. Еще раз: их, тех безоговорочных, «самых настоящих», у нее немного менее трехсот штук. Огромное, нереальное состояние. Если продавать их по-умному. Постепенно и постоянно повышая стоимость. Про все остальные она не помнит. Не помнит и не хочет вспоминать. И это понятно. Только она одна имеет право на установление цен. Иначе хаос и неразбериха. А вдруг кому-то понадобятся деньги, поэтому этот негодяй продаст что-то Васино ниже той цены, которая способна держать высокую планку. Нельзя. И ей все равно, будет скандал или нет, напишут ей гневное письмо владельцы работ или нет, пожурят журналисты или очередной скандал тихонько замнется сам по себе. Кандинский должен быть очень известным художником и очень дорогим. Она так решила, и так будет. Да, она совершает преступления. Не одно, не два, а целую событийную цепь преступлений. Она не признает настоящие полотна, которые не находятся или не находились в ее власти. Она лишает «мир Кандинского» шедевров Кандинского. Вполне возможно, что ночами она молит небеса и Васю простить ее, ведь она совершает преступления во благо его святого Имени.
А для чего Нине Николаевне столько денег? Увидев расходы в записной книжке из верхнего ящика стола, я этот вопрос снял. Вся баталия, которую вела и, надо сказать, в конечном итоге выиграла вдова Кандинского, требовала больших, даже очень больших средств и усилий.
А еще надо поддерживать высокий уровень жизни. Вдова гения, вдова дорогого художника не может жить по-другому. Она должна обеспечить Василию Васильевичу бессмертие и после того как ее самой не станет.
Теперь попробуем воссоединить всю отложенную информацию.
Некто Ханс Петер (Hans Peter), брат покойного Клауса (Klaus), сообщает ей, что в его собственности находится семьдесят одна работа ее покойного мужа. Где и как он их приобрел, не имеет значения на сегодняшний день. Когда-нибудь, когда они договорятся, он ей расскажет. А пока даже неважно, где они находятся. «Вот, получите слайды, там работы вашего мужа. Вы же их узнаете? Вы не можете их не узнать. Я-то точно знаю, что они писались при вас».
Мало того, что он знает, Нина тоже хорошо знает, что они настоящие. Просто она-то считала до этого дня, что все то, что осталось в Германии, пропало, было сожжено, короче говоря, исчезло. Тут какой-то мальчик из Москвы выдвигает теорию «взрыва эмоций» на холсте вместо привычной музыки, переданной и прожитой абстракционистом. Рассуждения Александра можно не принимать в расчет, если бы не феноменальная память Нины Николаевны. А ведь и правда! В огромном архиве ее супруга есть какое-то упоминание чего-то подобного. Причем это связано с Германией, и есть смутное подозрение, что там цифра напоминает количество картин у этого появившегося неизвестно откуда негодяя. Сейчас помощник уйдет, а затем начнется поиск. Когда Нина Николаевна нашла открытку, я не знаю. Но она ее нашла и все сопоставила. Таким путем открытка оказалась в тайнике. Дело в том, что она не знала до определенного момента, кто такой Ханс Петер.
Иначе не просила бы Лифаря найти Клауса или узнать его судьбу. Это только потом, через какое-то время, Лифарь поведал в своем письме, что у Клауса (Klaus) был старший брат. И только тогда стало ясно, что важный эсэсовец со своими связями сумел (по просьбе брата) спасти для него столько полотен его учителя, сколько смог. И еще от армии наверняка избавил. Но кто такой этот Х. П., было вообще не известно. Это станет известно Нине Николаевне только летом. За несколько недель до убийства. А пока… Пока открытка могла понадобиться на случай, если нужно будет отобрать работы у нынешнего владельца. Вполне возможно, что он их украл или у Клауса, или еще у кого-то. Ясно одно, что он просто так их Нине никогда не отдаст. Ни за что.
В результате что же получается? Какой-то там Ханс Петер может «выбросить» на рынок семьдесят одну работу Кандинского? Семьдесят одну! Катастрофа. Это по объему почти четверть того, что у нее у самой есть. Рынок рухнет, и восстановить его будет очень трудно. На это уйдут долгие годы. Все, что она делала за эти десятки лет, насмарку? Нет, так дело не пойдет. Их нельзя признавать по определению. Просто нельзя, и точка. На них надо положить печать Каина. И дальше жить спокойно. Как это сделать? Изощренный ум госпожи Кандинской с годами не стареет. Он только шлифуется. В каталоге-резоне надо ввести главу «Копии и подделки». Туда втиснуть слайды этого негодяя, а также отвергнутые ей самой другие работы – и вся история сделана. Для этого надо искать продажи по всему миру. В галереях, на аукционах, среди коллекционеров. Сизифов труд, скажем честно. Одной с такой работой не справиться. Давние друзья Нины Николаевны, владельцы парижской галереи антиквариата Пахомовы, рассказали о сообразительном молодом человеке из Москвы, прилично разбирающемся в искусстве. После короткого собеседования Александр становится помощником в сложной комбинации по уничтожению немецкой коллекции. О настоящей цели его работы мальчику знать не положено. Зачем? Сойдет и так. Пока что надо остановить издание каталога-резоне. На некоторое время. Это легко, так как все зависит только от нее. Это же она сама платит издательству за печать и распространение книги. Будут делать так, как мадам считает нужным. Вообще не обсуждается. Подумаешь, написали письмо, что скоро будет стоить дороже. Никого не волнует. А чтобы не было особого шума, издательству предлагается версия, максимально приближенная к правде. К ее правде.
Есть еще одна мысль, не лишенная смысла. Вдове Василия Кандинского кажется (и правильно кажется), что за ней следят. Появление в общественных местах, на глазах у парижан, которые ее знают, madame Kandinsky в сопровождении постоянного помощника может напугать непонятного, но, скорее всего, понятного наблюдателя, показав ему, что Нина одна не бывает. Еще со времен войны она презирает немцев (особенно ее возраста). И не только презирает, а еще и боится. Слишком хорошо полка памяти держит в сознании все, что было между тридцать третьим и сорок пятым. Они способны на все, эти люди. Но она и их перехитрит. Потому что она, Нина Кандинская, пережила две революции, три войны, две эмиграции и одного гениального мужа. Она что, не справится с этим уродом? Конечно, справится! Что для этого нужно сделать? Необходимо остановить издание каталога-резоне (версия номер один). Сделано. Им дано простое объяснение: добавляется глава «Копии и подделки». Версия номер два практически готова. Теперь самое трудное. Сначала надо узнать, кто этот настырный владелец семидесяти одной работы Василия Васильевича. Лифарь с его немецкими связями еще по годам оккупации наверняка поможет. В свое время была сделана несусветная глупость. Нельзя было этого Ханса Петера так отвергать в том знаменитом записанном на магнитофон телефонном разговоре. Надо было быть поосторожнее и поумнее. Но все можно исправить. Как? Очень просто. Надо сделать версию каталога-резоне номер три. Найти его и встретиться с ним. Она даст ему бланки согласия на публикацию работ в каталоге. Ведь это то, чего хочет старый негодяй. Он распишется на каждом листке с фотографиями, перепечатанными из присланных им же самим слайдов. И вот тут он попал. Сам того не ведая, он даст письменное разрешение на воспроизведение «копий» из его коллекции в главе «Копии и подделки». Издательство требует такого разрешения на воспроизведение фотографий владельцев работ? Музеи, коллекционеры, фонды – все подписывают согласие. От Третьяковки до коллекционера Роя Нойбергера