В этот вечер за ужином в итальянском ресторане я не заснул аж до десяти тридцати.
На следующее утро, согласно обеим договоренностям двухнедельной давности, я появился в проходной ФБР в downtown. По-нашему – «нижний город». На самом деле даунтаун только частично населен «даунами», а вообще-то это деловой центр Нью-Йорка. Там все когда-то начиналось, там же и знаменитая Уолл-стрит, и место, где стояли уничтоженные террористами башни-близнецы. Большое сероватое здание шедевром архитектуры явно не являлось. Впрочем, от того, что здание КГБ на Лубянской площади давно признано памятником архитектуры, тоже легче многим не становится. Процедура прохода напоминала тюремную с той только разницей, что я мог пронести телефон и айпад. Обшарпанные коридоры, драные стулья и легкий запах старья подсказал мне, что во вчерашней тюрьме все было не так плохо и точно чище. Скорее всего, «зондеркоманда» заключенных поддерживала чистоту по приказу администрации. Здесь зэков, энтузиастов швабры, явно для этого не хватало.
Меня провели до не выходящей за рамки здешнего уюта и чистоты переговорной. Все та же серость, драные стулья и запах старья. К моему удивлению, ни на одной из стен я не обнаружил вожделенного зеркала из несметного количества фильмов. По моему представлению, за ним должны были прятаться подглядывающие за мной людишки, но ничего подобного не было и в помине. Заинтересовало меня другое.
На правой от входа стене висела большая доска размером где-то два метра на полтора, сплошь утыканная портретами, сделанными в «стиле ксерокс», разных разыскиваемых ФБР людей. Лица ничего мне не говорили, тем более что надписи под ними были до смешного схожими между собой. Фамилия, имя, год рождения, рост и повторяющиеся слова: «Очень опасен, при задержании может оказать сопротивление».
Попались какие-то незнакомые славянские имена, но не более того. В основном все те же латиносы, черные и несколько итальянцев. Четыре неприятные на вид дамы. И все. И вдруг… Я не мог ошибаться. Нет, ни борода, ни волосы не могли изменить этот прищур глаз, этот нос и, главное, уши, большие и какие-то чуть-чуть угловатые, что ли. Это был он. Тысяча процентов он. Я мог поспорить с кем угодно, кроме своей мамы. С еврейской мамой спорить было бесполезно. Но в этом возможном споре она уже участвовать и не могла.
Быстро сфотографировав удививший меня портрет, я присел за зеленый металлический стол и стал ждать агента ФБР Карла Рассела.
Наконец появилось то, что называется агентом: в неказистом свитере, с папкой в руке и кучей мелко фальшивых извинений за опоздание.
У меня было на руках несколько справок для этого папы Карла.
Первая из немецкой больницы, в которой в течение двух недель находился их пациент и одновременно мой клиент – Павел. Безвыходно. Четыре операции по четыре-пять часов на сломанном в горах колене. Общий наркоз и все такое. Сроки нахождения в больнице прямо попадали на дни пресловутой хакерской атаки, инкриминируемой нашему парню.
Вторая справка была о том, что в больнице во время нахождения в стационаре запрещено пользоваться мобильным телефоном и любым компьютером. Поэтому Паша был лишен возможности делать что-либо такое, за что мечтают его наказать американцы. А в день хакерской атаки ему как раз делали пятичасовую операцию, после которой он еще несколько часов приходил в себя. Состояние, в котором находился Павел в больнице в этот день, исключало какую-либо активность. Как физическую, так и мозговую.
С глубоким отвращением, написанным на лице, агент Рассел читал мое обращение в его контору, говорящее, что в обвинительном заключении со ссылкой на «лучших американских экспертов» четко указано, что все шесть случаев компьютерных атак, в которых обвиняют двадцатилетнего парня с российским паспортом, сделаны одним и тем же хакерским почерком. Думаю, что они сами эту чушь сочинили для острастки и сами на этом попались. В моем письме на имя маромоев прямо написано: если в период двух недель, в течение которых мой клиент находился в больнице, ввиду обстоятельств, изложенных в справках, он совершить деяние не мог, а ваши же эксперты утверждают, что все атаки делала одна и та же рука, то, соответственно, и остальные пять атак Паша сделать никак не мог.
Устно я сообщил, что данные доказательства защита предоставила на стадии следствия, и теперь говорить, что ФБР этого не знало, невозможно, поэтому у них есть два варианта. Первый: выпустить Пашу и закрыть против него дело. Второй: обкакаться на суде перед присяжными. Клиент на сделку не идет и будет ждать суда. Сегодня после обеда я встречаюсь с адвокатами, координаты которых агент Рассел получит в ближайшее время.
Свитер и лицо над его горловиной тряслись от ненависти, провожая меня до выхода. Единственное, что агент процедил мне, прощаясь, это то, что он будет проверять достоверность справок из Германии, а пока их не проверит, заключенный будет под арестом.
Я попросил его в срочном порядке предъявить мне обвинение в предоставлении подложных доказательств ФБР, агента тряхнуло еще раз, и мы расстались в виде иллюстрации к исторической книге о холодной войне.
Встреча с адвокатами была только через три с половиной часа, и поэтому можно было спокойно переждать это время в ближайшей от их офиса забегаловке на Лексингтон. А заодно и подумать. Благо было о чем.
Так. Кофе и бейгл был с утра. Теперь кофе и салат из тунца. Или взять теплую пастрами?
Нет, все-таки тунец полезнее.
Кто-то звонит, скорее всего, из Москвы. Телефон не определился.
– Александр Андреевич, добрый день, не беспокою? Знаете, ваш знакомый сначала ничего не хотел нам говорить. Даже угрожал нам. Представляете? Но потом мы его убедили, что честному человеку жить спокойнее. Сейчас он вам все сам расскажет. Кстати, он не как вы сказали. Он Мусаевич.
И дальше немного не в трубку:
– Придурок, ты говорить будешь? Или опять за старое? Стоять, Зорька… Ты куда, леший? Александр Андреевич, подождите минутку. Технические накладки. Говори, урод. Не зли меня…
Чтобы не мучиться воспоминаниями, я включил диктофон второго телефона и, одновременно слушая «урода», углубился в салат. В сущности, голос рассказал мне то, что я практически и без него знал. Точнее, догадывался. Там все было как раз на поверхности. Кроме имени покупателя, конечно. И закамуфлированного отчества.
– Клянусь, не знаю. Поверьте. Александр Андреевич, умоляю… Поверьте, я все сказал. Ваши друзья… они такие злые, что я вас обманул, но сейчас одну правду говорю. Не знаю, как его зовут. По-моему, Сережа. Но мне же все равно было, как его зовут, ну поймите пож…
– А описать этого Сережу вы можете? Это хорошо. Говорите. Я, кстати, все записываю.
Через пять минут голос выдохся. Дребезжащий тенорок совсем загрустил, когда мне пришлось сообщить, где в скором времени ему придется повторить весь рассказ заново. И на этой оптимистичной ноте мы довольно трогательно распрощались. Как с телефонными собеседниками, так и с салатом из покойного тунца. Надо было еще отправить эсэмэс в Тель-Авив и постепенно выдвигаться на встречу к местным коллегам. К честным людям опаздывать нельзя. К другим можно вообще не ходить.
Коллеги удовлетворенно кивали головой, слушая мой рассказ про утреннюю встречу с агентом ФБР. Вообще, это была адвокатская контора, полностью выбивающаяся из привычных стереотипов нью-йоркских адвокатов-кровопийц. Ребята были одеты не в обычные темные костюмы и галстуки-бабочки, а в свитера и джинсы. Работали много, стоили нормально. И, на удивление, считали, что их основная задача в жизни – доказать миру, что ФБР – это скопище негодяев, но в Штатах еще есть нормальные люди, способные с ними бороться.
Поразительно, но история их борьбы изобиловала огромным количеством побед над всесильной и очень могущественной организацией. Мы договорись о сотрудничестве, и я благополучно отправился к себе в «Плазу». Сам отель «Плаза», столь возвышенно воспетый американским кинематографом, изрядно пострадал в последние годы. Обслуживание упало ниже среднего параметра, комнаты так себе, плюс еще масса снующего туда-сюда народа. Приезжим из американской глубинки очень хочется посмотреть на исторический монумент когда-то процветавшего капитализма. Не поменялось в характеристике «Плазы» только одно – это месторасположение самого отеля. Напротив Центрального парка, между севером и югом, западом и востоком. Короче говоря, еще не очень загаженное цивилизацией и демократами место. Но все впереди. Оплот демократической партии – Нью-Йорк должен себя окончательно похоронить в ближайшие лет тридцать. «Пожуем – увидим», – подумали цирковые тигры, глядя на новую жену дрессировщика Запашного.
Утром (по местному времени) меня разбудил мой верный товарищ Емельян Захаров. Его галерея «Триумф» – просто центр историй, знакомств и находок (недаром существует в пятистах метрах от Кремля). Емеля сообщил мне, что по моей просьбе он нашел того самого грузина Жору, которого так безуспешно ищет Петр Авен, а также с которым я провел омерзительный час в «Кофемании» чуть больше двух недель назад. Моя голова была слегка затуманена разницей во времени, но, сопоставив все имена и фамилии, я пришел к двум выводам.
Первый: если Жора нашелся – это хорошо.
И второй: надо его не выпускать из цепких объятий Емели.
Оба вывода оказались никудышными: грузина Жору никто не искал, он нашелся сам; ну и держать его надобности никакой не было, он рвался в бой сам по себе и мечтал как можно быстрее кому-то исповедаться в своих грехах. За деньги.
Через полчаса телефон разбудил хозяина еще раз. Это был уже сам Георгий. Сначала я снова долго слушал о блестяще организованной им, Георгием, артели по производству подделок с подробным описанием технологического процесса. Старые холсты, сушка, старение живописи и тому подобная муть. Затем по второму разу прозвучал пронзительный рассказ про то, какая мразь Топоровский, а еще сколько денег Топоровский ему, Жорику, должен за адский труд и немыслимую организацию. В итоге все воспоминания свелись к тому, что автор либретто «Топоровский – фуфлыжник и конченый негодяй» готов рассказать всю правду правоохранительным органам в России и Бельгии за умеренные командировочные и двести тысяч долларов (наличными и вперед) на покрытие нервных издержек легкоранимой грузинской души. Пришлось на радостях избавления от Жоры передать ему координаты помощников Петра Олеговича Авена в Альфа-банке и упасть в объятия дедушки Морфея второй раз за последние сорок минут.