дьбы. Семья была сослана в тридцатых годах куда-то в Магадан или на берег Печоры. Там еще ребенком она познакомилась с сыном таких же, как ее родители, врагов народа, очень худеньким и болезненным на вид мальчиком Костей. В отличие от семьи дворян, Костин отец был известным русским интеллигентом-искусствоведом. Соболев – автор множества монографий по русскому искусству, левый эсер, а после революции еще и чекист. Именно Костин отец был организатором и одним из руководителей комиссии по изъятию культурных ценностей семьи Романовых и православных шедевров. Именно Соболеву принадлежало последнее слово: «Культурной ценности не представляет» под документом, разрешающим или переплавку изделий из золота и серебра и/или продажу ценностей на Запад. Логично, что в 1937 году папу-искусствоведа за все хорошее расстреляли, а семью сослали. Они познакомились в школе, потом поженились, всю жизнь любя и ненавидя друг друга. Она выговаривала ему, что из-за таких тварей, как его папа и вся его семья, случилась революция. Он называл ее родственников никчемными мягкотелыми пиявками на теле страны, неспособными ничего сделать хорошего. Оба мстили советской власти как могли. Обоим советская власть мстила, как хотела. За что Наталию Петровну прозвали «Гиеной», я уже рассказывал. Константину Сергеевичу Соболеву дали прозвище «Освенцим» из-за страшной худобы в более несуществующем жутком изоляторе под названием «Таганка». После кончины мужа Наталия Петровна довольно быстро все продала и уехала первым классом в путешествие по Юго-Восточной Азии. Скончалась она у подножия Тибета, оставив по завещанию (которое я и составлял) все свои средства русскому старческому дому под Парижем. Причины мне неизвестны.
Российский историк, питерский специалист по военной истории Франции Олег Соколов[127], который мне так помог в решении загадки бумажника Бонапарта, был арестован, а затем судим за убийство любовницы.
Виктор Батурин также был судим, но совсем по другой, очень модной в последние годы 159 статье Уголовного кодекса («Мошенничество»). Отсидел свой срок, вышел на волю и, кажется, снова был арестован по новому делу. Что стало с его великолепной коллекцией, я не знаю.
Что же касается меня, то я за эти годы приобрел архив Любови Петровны Орловой[128] и Григория Васильевича Александрова[129]. Помните? «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Весна» и так далее. Материал настолько интересен, что я решил его издавать. Сейчас выходит пятый том. Под влиянием этой покупки начали складываться еще три очень серьезных собрания. Коллекция плакатов, коллекция фотографий, коллекция агитационных украшений. Да-да, было и такое. Это помимо русского фарфора советского периода, агитационной лаковой миниатюры (агитлак), агитационных изделий из кости (агиткость), ковров, живописи, графики, мебели, книг, часов, виниловых пластинок и тому подобного. Больше всего меня интересует период двадцатых – тридцатых и шестидесятых годов XX века. Остальное мне не очень интересно.
Иногда мне дарят вещи, лежащие вне сферы моих коллекционерских увлечений. Бронзовая подставка для карт, мела и щеток. Все для ломберного стола середины позапрошлого века. Каминные серебряные часы фирмы «Павел Буре» с императорской яхты «Штандарт», бумажник Наполеона Бонапарта, который он потерял во время бегства из сожженной и совершенно негостеприимной Москвы и другие.
Удивительно, но из предметов, которые я не собираю, начинает складываться отдельная коллекция. Забавно, не правда ли?