— Кто ты? — прошипела я и сжала кулаки. — Граф Мешрен? Маркиз Олбрайт? На… Маркиз Фолхар? Кто?!
— Знаешь, так забавно наблюдать за людьми, — скучающе проговорил он. — Клянутся друг другу в вечной любви и дружбе, а потом первые же отворачиваются. Допустим, с маменькой твоей все и так понятно, нет ничего удивительного в том, что она первая побежала от тебя отрекаться. Рассказывает теперь всем, что всегда знала о твоей подлой натуре. Ладно, наставники. В принципе, чужие тебе люди. А вот то, как резво от тебя отказались друзья, даже смешит. Кто бы мог подумать, вы казались такой крепкой компанией.
— Заткнись! — крикнула я и попыталась подскочить, забыв о кандалах.
И некрасиво свалилась на пол, больно ударившись копчиком.
— Говорю же, ты жалкая, — фыркнул Наставник и сделал шаг назад. — Наслаждайся. Следующие несколько дней будут занятными. И последними в твоей никчемной жизни.
Дверь закрылась, оставляя меня в одиночестве.
Я скрючилась на холодном полу, ощущая лишь безграничную усталость.
Конечно же, следователь, который пришел утром, мне не поверил.
Следующие два дня прошли одинаково. Кроме следователя и молчаливого тюремщика, приносившего мне еду и воду, никто не приходил. Никто не интересовался мной. Я не знала, что происходит за пределами тюрьмы. Ощущала себя покинутой и безмерно одинокой. Правда, ночью заглядывал Наставник. Позлорадствовать и рассказать, как старательно поносят меня бывшие друзья. Я затыкала уши, пыталась его не слушать и мысли не допускать, что они способны на такое предательство. Вера в то, что наша дружба крепче всего, — единственное, что помогало не впасть в отчаяние. Но ядовитые речи моего врага все равно задевали, и мне становилось хуже.
На третий день моего пребывания в тюрьме за мной пришли и под конвоем из почти десятерых стражников отвели в зал суда. На месте судьи я увидела герцога Шайлена и горько поджала губы. Ирония судьбы. Он меня тоже жалеть не будет, и не только потому, что все считают: моя вина доказана.
Я краем уха слушала предварительную речь, заявление, что я от дачи показаний отказалась и вину не признала. И встрепенулась, только когда прокурор начал зачитывать, как, по его мнению, было дело. Когда он закончил свою речь, я, наконец, осознала размеры подставы.
Конор оказался скотиной и предателем. Именно он был тем свидетелем, который якобы видел, как я слежу за Айриной. Если учесть все данные, я глупо попалась в заботливо расставленную ловушку. В том, что Айрина, Кайла, Эльза и Конор были заодно, сомнений не оставалось. Интересно, они были в курсе, что Айрину собираются грохнуть, чтобы подставить меня, или все же нет? Об этом я не узнаю… Но Конор! Он ведь мне и правда нравился! Неужели так оскорбился за отказ, что решился на месть?! Или изначально был казачком засланным? А казался таким хорошим парнем… Увидела бы сейчас — точно убила бы!
Второй шок — меня обвинили в том, что я скрыла масштабы влияния на себя испорченного артефакта. Дескать, тьма глубоко проникла в меня, а я в этом не созналась. И сумела обмануть жрицу, спрятав следы глубоко-глубоко в своих мыслях. Не знаю, как Наставник отреагировал на то, что сердце инквизитора нашли, но ему это оказалось на руку.
Следователи пришли к выводу, что в том доме между мной и Айриной произошла стычка, в ходе которой выяснилось, что за инцидентом с пиратами стоит именно она. При ней, оказывается, нашелся договор. Как предусмотрительно… И, мол, я взбесилась, решила выскочку наказать и призвала темного инфернала. Но не совладала с ним и вырубилась, а он пошел косить народ направо и налево.
Для меня требовали смертной казни, но защита (оказывается, она у меня была…) настаивала на том, что неразумно убивать последнего демонолога, и предлагала держать меня в Храме, чтобы жрицы попробовали справиться с тьмой. Суд решил, что нужно еще рассмотреть все аспекты, и отправил меня обратно в темницу.
Когда за мной закрылась дверь, я доковыляла до лежака и, сев, сгорбилась и обхватила голову руками.
Гад все продумал. Все-все! Черт, мне просто не выгрестись из этого. Даже если они решат, что я слишком ценна, чтобы казнить, клеймо убийцы на моей репутации останется до конца жизни!
Мишленовские звезды, как же от этого всего голова болит…
Но Наставник… Это кто-то из тройки бывших демонологов, сомнений нет. Но кто?! Кто именно?! То ли он специально менял голос, то ли капюшон приглушал, но узнать никак не получалось. Черт, если это маркиз Фолхар… Все-таки каков мой инфернальный след, знает только он. Остальные не видели мою работу с потоками. Он мог привести их в класс, где мы занимались, указать им на след и сказать, что это мой. И ему бы поверили! Правда, тогда получается, что демона призывал не он, его след друзья бы опознали… Значит, есть еще кто-то. Но как же мне не хочется верить, что маркиз оказался таким двуличным!!!
Когда дверь скрипнула, оповещая, что мой враг опять пришел позлорадствовать, я даже не посмотрела в его сторону. На мои вопросы он все равно не ответит, а слышать его ядовитые речи желания нет никакого.
— Если ты надеешься, что твой уникальный статус поможет сохранить тебе жизнь, то зря, — скучающе произнес он.
О, что-то новенькое.
Я упорно молчала и игнорировала его присутствие.
— Знаешь, что тебя ждет?
От меня ни звука. Я и так знаю, что ничего хорошего, обойдусь без подробностей.
— Завтра состоится второе заседание, и на нем тебя приговорят к казни, — неумолимо продолжал мой враг, которому плевать было на мое нежелание это слышать. — Воскресенье — отличный день для этого. На главной площади Шейлары соберутся тысячи людей, которые тебя сейчас ненавидят. Тебя проведут через эту толпу, чтобы ты на своей шкуре ощутила всю их ненависть. А потом, под радостные крики, отрубят голову. В истории Арреи ты останешься как сошедший с ума демонолог, впустивший в себя тьму и уничтоживший кучу народа. Правда, прелестно?
У меня всегда было слишком хорошее воображение, потому я аж передернулась вся от представшей перед моими глазами картинки. И сразу стало в сто раз тоскливее. И так жаль себя, просто до слез. Черт, я же ни в чем не виновата! За что мне все это? Только за то, что я пыталась всеми силами выжить?!
— Что я тебе сделала? — глухо спросила, не поднимая головы. — Если бы просто мешалась под ногами, проще ведь убить, а не разводить эти интриги. Подобное… слишком смахивает на личную месть.
Ответа я не ожидала, потому сначала не поверила ушам, услышав:
— А ты умна, — Наставник тихо хмыкнул. — В этом и правда есть личное.
Я молча закусила губу. Мне от этого не легче, но хоть какая-то логика прорезалась. По крайней мере, понятно, для чего заходить аж так далеко.
— А знаешь, твой жалкий вид настраивает меня на благодушный лад, — внезапно сказал мой враг. — Потому у меня для тебя предложение: я дам тебе быстродействующий яд, и ты избежишь всего этого позора с публичной казнью. Цени мою доброту.
— Премного благодарна, — процедила я. — Перебьюсь.
— Как знаешь, — скучающе отозвался он. — Но пузырек я оставлю, у тебя есть время передумать.
Послышался приглушенный звук, будто на каменный пол поставили что-то стеклянное.
— Больше, Мирослава, мы с тобой не увидимся. Но если ты окажешься принципиальной дурой, я обязательно приду на площадь полюбоваться, как тебе отрубят голову.
Я сжала кулаки, но упрямо молчала.
Да не дождется моей реакции!
И только когда дверь закрылась, я позволила себе расплакаться. Но пользоваться «добротой» своего врага я не собиралась. Не знаю, может, все еще надеялась, что обойдется? Хотя будущее казалось мрачным и явно не имело перспектив.
Глава 11
На следующий день во время заседания суда герцог Шайлен сухо сообщил, что так как бывшие демонологи нашли путь, как очистить артефакт, во мне больше нет необходимости. А тяжесть моего преступления не позволяет иных вариантов, кроме смертной казни.
Приговор свой я выслушала с некоторой отстраненностью. Надеялась ли я на другой исход? Конечно, надеялась. Но слова Наставника не оставляли иллюзий: ничего мне не светило. Потому я не стала биться в истерике, рыдать и просить меня помиловать. В этом нет смысла. Уверена, для того, чтобы я не отвертелась, было сделано все возможное.
Ночью со мной случилась настоящая истерика. Я выла в голос и проклинала все и всех. Даже был порыв воспользоваться оставленным ядом, но в последний момент я опомнилась и вылила содержимое пузырька на пол.
К рассвету меня настигло полное отрешение. Как-то стало плевать на казнь, на ненависть людей, на возможное предательство друзей. За последние дни я слишком устала переживать. Можно сказать, смирилась.
Сознание было словно в вате, глаза не фокусировались ни на чем, окружающее сливалось в мутную картинку с мельтешащими пятнами. То, что происходило вокруг, казалось нереальным и до конца не воспринималось.
Меня привели в купальню: за почти две недели заключения без нормальных гигиенических условий я стала выглядеть словно бомж. Но добиться от меня того, чтобы я помылась, не смогли. Я тупо стояла и пялилась перед собой. И даже не вздрогнула, когда тюремщица, плюнув, просто вылила на меня несколько ведер воды. Какая разница? Через несколько часов не будет никакой разницы, насколько я чистая. Потом меня облачили в длинное темное платье и только после этого повели на казнь.
Хорошо, что я настолько ушла в себя. Я не слышала, что мне кричали из толпы. Я не ощущала боли, когда мне в плечо чем-то попали. Я устала. И хотела, чтобы это поскорее закончилось. Хотела покоя…
Палач несколько минут пытался добиться от меня последнего слова — я просто не понимала, что он от меня хочет. Наконец, он махнул рукой на это и приказал готовиться.
А потом… я услышала знакомый звонкий голос и немедленно пришла в себя. Словно очнулась от долгого и тяжелого сна. И потрясенно увидела, что над толпой парит ковер. А на нем стоят Лиля и Рокси. Лицо Роксаны было напряжено — кажется, она управляла полетом, а плетельщица… Говорила.