Под этой пачкой в шкатулке лежали еще сто шестьдесят два письма, перевязанных розовой ленточкой, написанные Людой в армию своему парню, которые тот все два года бережно хранил в своей тумбочке. Ну, а розовой ленточкой письма перевязала Люда, чуть не потерявшая дар речи, когда обнаружила их в вещах мужа.
Вытащив первое попавшееся письмо, Люда начала сравнивать почерка.
Через минуту она невольно фыркнула, определив, что письмо точно написано её мужем, только вот его почерк стал еще хуже, чем был.
Она аккуратно сложила письма обратно в шкатулку. Вздохнула и отправилась готовить себе скромный ужин.
Машинально переворачивая картошку на сковороде, Люда размышляла над странным Сашиным посланием.
Господи! Саша никогда таких длинных писем не писал. А сейчас на целых четыре листа признаний в любви накатал. Неужели так по мне скучает? Наверно хочет меня приободрить.
Очень странно, зачем ему нужно, чтобы я отправилась в Эстонию, на побережье. И, как он вообще ухитрился там снять комнату для меня?
Как же быть? Он пишет, чтобы я обязательно съездила до двадцатого июля, иначе деньги пропадут.
И почему-то просит по приезду домой подать заявление о разрешении выезда к нему в Швецию. Ох! Неужели он сможет стоять у нашего посольства с плакатом и требовать, чтобы мне разрешили приехать к нему? Страшно, даже мурашки по коже побежали.
А самое главное, как это письмо вообще попало в общежитие?
Люда выключила газ, унесла сковородку в комнату. И снова взялась за конверт.
Просмотрев штампы, поняла, что письмо было позавчера опущено в почтовый ящик в Петрозаводске, а сегодня доставлено по адресу.
— Наверно, он попросил кого-то из знакомых приехавших из Финляндии в Карелию кинуть письмо в ящик, — решила она.
В это время в дверь осторожно стукнули два раза.
Люда улыбнулась.
— Паша, заходи! — крикнула она. — Ты вовремя. У меня сегодня на ужин картошка со шкварками. Сходи на кухню, вымой руки и садись за стол.
— Да я вроде не голоден, — попытался отказаться тот.
— Ничего не знаю, марш на кухню и будем ужинать.
Когда они уселись за стол, Люда протянула Пашке письмо брата.
Тот, забыв обо всем, схватил исписанные листы и начал внимательно вчитываться в кривые строчки.
Прочитав все письмо, он первым делом спросил, как Люда его получила.
Услышав ответ, таинственно улыбнулся и сказал.
— Люда, я все понял, Сашкец хитрит, как всегда. Сто процентов хочет устроить тебе побег через границу. Только в письме этого, на всякий случай, не пишет, мало ли, если оно попадет в чужие руки, то никто ничего не поймет, а если и поймет, то к делу это понимание не пришьешь.
— К какому делу? — испуганно спросила Люда.
— Ну как к какому? К твоему, — полушутя-полусерьезно ответил шурин.
— И ты мне не боишься это рассказывать? — перешла на шепот Люда. — А вдруг нас КГБ подслушивает?
— Брось глупости говорить, — сморщился Пашка. — Можно подумать комитету больше нечего делать, как тебя слушать. А если даже кто-то и слушает, то мы ничего противозаконного не делаем и даже не замышляем, а по письму я только предположение высказал и все. Ты лучше скажи, поедешь в Эстонию, или нет?
— Не знаю, Паша, — замялась Люда. — Придется просить дни в счет отпуска, не знаю, дадут ли мне. Правда я в этом году в отпуске не была и перерыв в стаже между увольнением и приемом на работу у меня всего один день. В общем, если уговорю заведующую, и дадут отпуск, то поеду.
— И правильно, поезжай, — одобрил шурин. — На всякий случай возьми все деньги и документы. Если вдруг получится сбежать за границу, они пригодятся. Ну, а если это только мои домыслы, вернешься домой и действительно подашь прошение о воссоединении семьи и об отъезде к мужу за границу. Пора уже писать. Кстати, — усмехнулся он. — Для денег и документов советую пришить карман к белью. Нам мама, если куда собирались ехать, всегда такие карманы в трусы пришивала.
— И у нас тоже, — засмеялась собеседница. — Мама и отцу и Витьке такие карманы до сих пор пришивает.
До блеска вычистив сковородку от остатков картошки и выпив два стакана чая Пашка продолжил инструктаж невестки.
— Письмо, лучше всего, тебе сжечь, — посоветовал он, увидев, как бережно Люда складывает его обратно в конверт. — Только адрес этой бабки запиши, как её там, Вилма Ребане.
— Смотри-ка, правильно, молодец, сразу запомнил, — подтвердила Люда, заглянув в письмо. — Слушай, мне так жалко Сашино письмо сжигать. Я бы хотела его сохранить.
— Жалко у пчелки, — отрезал шурин. — Неси спички. Сейчас уничтожим все улики. Кстати, на работе не вздумай говорить, куда едешь. Если спросят, скажу лучше, что домой махнешь, в Вытегру. Меньше знаешь, лучше спишь.
Через пятнадцать минут на железном подносе от письма остался только пепел, который Пашка стряхнул в горшок с бегонией. А дым быстро вытянуло в распахнутое настежь окно.
На следующий день, вечером Пашка провожал Люду на вокзал. Билет у нее был взят в общий вагон поезда Петрозаводск-Ленинград, купить в разгар летнего сезона билеты в плацкартный вагон, или купе, не удалось.
Как ни странно, на работе её отпустили без особого сопротивления, наверно из-за того, что Люда просила предоставить всего десять дней в счет очередного отпуска. Отпускные должны были начислить через два дня, но Люда ждать их не стала. Ей не терпелось поскорей уехать. Пашка своими предположениями так её взбудоражил, что Люде хотелось быстрей проверить, так ли все произойдет на самом деле.
— Ну, давай прощаться, — сказал Павел, поставив небольшой чемодан невестки на перрон, рядом с вагоном. — В общем, удачи тебе, если у вас все сложится, как я надеюсь, передавай привет Сашке. Скажи, что у нас все хорошо, мы на него не сердимся, и желаем вам хорошо устроиться в тамошней жизни. Пишите чаще, думаю, что через какое-то время письма перестанут задерживать.
Он слегка обнял Люду за плечи и неловко ткнулся губами ей в щеку.
— Хорошо, — согласилась та. — На всякий случай попрощаемся, хотя я и не верю в то, о чем ты мне говорил.
Она тоже чмокнула шурина в щеку, и легко подняв чемодан, зашла в вагон.
В купе, где было её место, уже сидели пять человек. В вагоне было душно и воняло грязными носками, хотя обуви еще никто из пассажиров не снимал.
Как только поезд тронулся, девушка несколько раз махнув в окно Паше, идущему за вагоном, встала и отправилась на поиски начальника поезда.
Пройдя несколько вагонов, она, наконец, дошла до штабного, где и обнаружила искомую цель.
Тренировка, в общении с проводниками, которую ей устроил Пашка, сам работавший три летних сезона в этой должности, помогла. Люде легко удалось договориться с начальником. Две цены и ей моментально нашли место в купейном вагоне, а проводница, увидев, что сам начальник устраивает молодую пассажирку, тоже отнеслась к ней с пиететом и, не дожидаясь просьб, сама принесла в купе постельное бельё.
Несмотря на нервное возбуждение, Люде удалось выспаться под монотонный стук колес. Даже мощный храп армянина с верхней полки не смог ей в этом помешать.
В девять часов утра она уже вышла из здания Московского вокзала, глянула на огромную очередь на такси и по Лиговке пешком направилась в сторону Обводного канала до автовокзала.
Через сорок минут неспешной ходьбы она зашла в здание автовокзала. Как ни странно, но билет до эстонского поселка Иру удалось купить без проблем. Автобус на Таллин должен был уйти в час дня. Поэтому Люда убрала чемодан в автоматическую камеру хранения и отправилась бродить по городу. Но обуревавшие её голову мысли, не давали сосредоточиться на окружающем. Она даже пару раз из-за этого столкнулась с прохожими. Ближе к двенадцати часам она перекусила в первой попавшейся столовой и отправилась снова на автовокзал.
Большая часть пассажиров автобуса, оказались эстонцами. Впрочем, как и усевшаяся рядом с Людой полная женщина. Та сразу оживленно заговорила с ней на эстонском языке. Люда, ничего не поняв, попробовала это объяснить соседке на вепсском языке, весьма отдаленно напоминающем эстонский. И лишь затем перешла на русский, потому, как на языке своих бабушек и дедушек, в отличие от мамы, говорила не особо хорошо.
Поняв, что девушка, сидящая рядом, не совсем русская, женщина охотно продолжила разговор. Узнав, что Люда едет отдыхать в деревню неподалеку от Таллина, она начала расхваливать свой хутор, упирая на то, что море в этом году холодное, а вода в реке Кейла намного теплее, а главное не соленая.
— И вообще, ты плохое место выбрала для отдыха, — доверительно сообщила доброжелательница. Говорят в этом Леппенееми, в этом году плохая погода. И в заливе Мууга всегда ветра дуют сильные.
Давай, давай, ври дальше, насмешливо думала Люда. Каждый кулик свое болото хвалит.
По выезду из города их беседа сама собой завершилась, и почти весь путь до Кингисеппа Люда проспала. После Иван-города и Нарвы по дороге кроме терриконов ничего интересного не было, поля, да редкие хутора.
Около шести вечера автобус остановился на дороге, чтобы выпустить единственную пассажирку, взявшую билет до деревни Иру.
Дневная жара уже немного спала, дул легкий ветерок, и после автобуса девушке дышалось намного легче. Может от этого, а может оттого, что она приблизилась к цели своего путешествия, настроение у неё резко улучшилось.
Подхватив свой чемоданчик, она зашагала по грунтовой дороге в сторону моря. До её цели, деревни Леппенееми надо было пройти еще десять километров.
Не успела она пройти первый километр, как рядом с ней затормозил грузовик. Молодой светловолосый парень, сидевший за рулем, жестом предложил, садится в кабину.
— Ты русская?! — удивился он, когда девушка заговорила с ним по-русски. — Никогда бы не подумал, а куда ты идешь?
В общем, несмотря на все анекдоты об эстонцах, парень оказался еще тем болтуном. И за те несколько минут, что они ехали до деревни, успел выяснить, зачем и к кому Люда приехала, и даже попытался напроситься в гости. Однако Люда на провокацию не поддалась и постаралась не обидно отклонить поползновения парня на знакомство.