Зато Вилма явно слушала с удовольствием и реагировала на текст именно так, как мне бы хотелось.
Читал я с выражением, по крайней мере, пытался. За это время несколько раз пришлось пить воду, потому как рот от непривычного чтения постоянно пересыхал.
Когда закончил читать, Эмили радостно воскликнула:
– Ну, вы слышали, правда, здорово написано?
Эрикссон задумчиво почесал намечающуюся лысину и вопросительно посмотрел на Вилму.
Та, серьезно глядя на меня, сказала:
– Маркус, я обычный библиотекарь, и не претендую на звание критика, но мне понравилась повесть Алекса, мне кажется, что она даже достойна печати.
Магнус кашлянул и сообщил:
– Знаешь Алекс, я давно не ребёнок и мне эти выверты с волшебниками, тайными замками, троллями и гномами не особо интересны. Но, описание министерства магии понравилось, очень, похоже, ты, как будто у нас в Швеции всю жизнь чиновником работал. Может, тебе стоило написать что-то приближенное к реальности, а не сказку? Такое я бы почитал с удовольствием, или детектив такой, как пишет Пер Валё, лет восемь назад я всю ночь читал его книгу, не мог оторваться.
Однако мнению Вилмы доверяю, раз она сказала, что книга хороша, то прими мои поздравления и прости, что смеялся, когда ты в первый раз упомянул, что хочешь написать роман. После всего того, что ты наворотил за это время в бизнесе, меня уже ничем не удивить.
За прошедшее время я имел возможность ближе узнать своего тестя. Поэтому нисколько не удивился его словам. Подкаблучник по жизни, вот кем он был. Подозреваю, если бы Хельга в свое время увезла Эмели с собой, то наш мэр через неделю бы привел в свой дом новую жену.
А так ему удалось беспрепятственно это сделать только двумя годами позже.
Ну, что же в ближайший год, оставшийся до выборов мы увидим, как его вторая жена справится с ролью руководительницы мэра, или согласно русским поговоркам, ролью ночной кукушки.
Такие мысли появлялись у меня в черепной коробке, когда Вилма вновь обратилась ко мне.
– Алекс, у нас в университете не так давно появилась своя типография. Она не очень большая, в основном в ней печатаются необходимые бланки, учебные пособия нашей профессуры, но от сторонних заказов тоже не отказываются.
Думаю, что в ней можно напечатать несколько экземпляров твоей книги. Я могу уточнить, сколько будет стоить набор и печать.
После этих слов, я немного растерялся. В принципе, книга была почти дописана, и нуждалась только в вычитке. Но я планировал отправить её в издательство Бонниер или Норстедт, а не выпускать смешным тиражом в Умео и вместо салари самому платить за выпуск книги.
Вилма явно видела мои сомнения, поэтому, продолжила говорить.
– Ты можешь подумать, а я тем временем уточню по ценам и количеству книг. Мне нетрудно это сделать, по работе приходится каждый день контактировать с сотрудниками типографии.
– Буду весьма обязан, – ответил я губами, пересохшими уже не от чтения, а от волнения перед перспективой увидеть напечатанную книгу.
Больше мы в этот день об этом не вспоминали, а отдали дань моим трудам по приготовлению праздничных блюд.
Когда на улице стемнело, раздался требовательный стук в дверь. Все понятливо переглянулись и отправились к выходу.
Затем прошли через помещение кафе к входной двери, а я незаметно прихватил с собой небольшой горшок рисовой каши с изюмом.
Открыв дверь, мои гости увидели натурального гнома с мешком за плечами. Тот грубовато отпихнул Магнуса в сторону и, пройдя в помещение, начал выкладывать из мешка подарки. Эмели, запрыгала от восторга, а Эрикссон уважительно поглядывал на меня.
Вручив Юльтомтену, так называют этого гнома шведы, горшок с рисовой кашей, я поблагодарил его за приход и подарки. После чего мы закрыли дверь за гостем и начали разбирать, что кому подарил гном, а муж нашей поварихи, именно он был выбран гномом за свой рост, пошел окучивать следующих соседей, предварительно оставив у двери пустой горшок из-под каши. Кроны были ему вручены заранее.
Сочельник прошел, как прошли десятки праздников в моей жизни, оставив после себя легкую грусть очередного события ушедшего в прошлое. Практически перед Новым годом я получил письмо от мамы и из Финляндии от Ритты. Быстро пробежав глазами мамино письмо, я отложил его в сторону.
Письмо из Финляндии интересовало меня больше. Дело в том, что оно было первым, с того момента, как в сентябре я написал ей из Стокгольма.
В письме Ритта довольно формально поздравила меня с рождеством, и просила прислать ей мою фотографию и фотографию родных, если они у меня имеются. Спрашивала, когда умерла сестра и где похоронена.
Короче, устроила бабушка внучатому племяннику проверку, хотя в своем письме я ни о чём её не просил.
Ну, что же придется написать и даже послать фотографии. Как знал, взял с собой несколько штук. После рождественских праздников сделаю копии и пошлю, пусть убедится, что её никто не обманывает.
В январе, когда рождественская эпопея завершилась, я соответственно завершил первую историю о мальчике волшебнике, ученике магической школы в Шведской Лапландии.
Вилма к этому времени уже пообщалась с тружениками типографии, после чего я решил, что цена пятидесяти экземпляров книги в формате покетбук меня устраивает, после чего я заключил с ними договор и оплатил аванс в размере двух третей от полной цены контракта.
При моих, прямо скажем, невеликих доходах, это была серьезная сумма, но я надеялся, что со временем она себя оправдает.
А во второй половине января позвонил Магнус и сообщил, что ему снова требуются мои услуги переводчика, естественно оплачиваемые.
В общем, в Умео должна приехать делегация из Петрозаводска, а переводчиков владеющих русским языком в Умео, раз два и обчелся.
– Хорошо, что делегация приедет после Нового года, – подумал я, слушая в трубке голос Магнуса. – В прошлом году мне просто было бы не до неё.
Отказываться не стал. В конце концов, здесь за работу принято платить, а не обещать.
Двадцать пятого января в Татьянин день, делегация Петрозаводска прибыла на поезде из Стокгольма на железнодорожный вокзал Умео. Ну, что же, наверно в это время года лучше путешествовать в вагоне поезда, чем в автобусе.
Кто входит в состав делегации, до её приезда я так и не узнал, поэтому с удивлением обнаружил, что председатель горисполкома поездку проигнорировал. Интересно, как он отказался от возможности походить по магазинам и привезти подарок жене? Единственным объяснением для меня показался вариант, что спецраспределитель для партократов предоставлял лучший выбор для покупки импорта, чем шведские магазины.
От горисполкома присутствовали две женщины, судя по их поведению, те еще проныры, видимо их должности не предусматривали отоваривания в спецраспределителях. Зато работников культуры имелось четверо и среди них Паули Ринне. Но это было понятно, ведь делегация имела явную культурную направленность. Ринне с радостным удивлением уставился на меня, а затем, перейдя на финский язык начал выспрашивать, как я тут устроился и прочее. Члены делегации с подозрением наблюдали за нами. Особенно пристально делал это представитель спорткомитета Карелии, молодой парень лет двадцати пяти. При взгляде на него почему-то сразу вспоминалось посещение конспиративной квартиры и беседы с куратором.
Пришлось закончить разговор с режиссером и приступить к своим обязанностям. Представив всех друг другу, мы погрузили делегацию в пикап и повезли в гостиницу, чтобы гости могли привести себя в порядок после ночного путешествия. Все же время еще не было семи часов утра.
Легче всего было с работниками культуры, В их планы входило знакомство с культурными учреждениями Умео и поскольку финнов в городе хватало, Паули Ринне в переводчике не нуждался и вполне мог сам объясниться при необходимости. Директриса музея изобразительных искусств тоже неплохо говорила по-фински, и изображала из себя типичного эстетствующего знатока, снисходительно поглядывая на окружающую её толпу плебеев.
Зато две женщины, работницы горсовета были просты, как валенок, не зная ни каких языков кроме русского. Из двух спортсменов, один точно являлся им, а вот второй явно был из КГБ. Вот с таким составом мне и предстояло работать три дня.
В гостинице, когда я провел женщин к их номеру, они забросали меня вопросами, из них главным являлся вопрос, смогу ли я в свободное время провести им экскурсию по магазинам.
Оба спортсмена были немногословны. Настоящий спортсмен явно знал профессию второго, поэтому часто рот не открывал и даже не поинтересовался, когда открываются магазины промтоваров. Во время беседы с ними я все время ожидал, что Лев Самойлов, так звали кегебешника, каким-то образом себя проявит. Но тот вел себя так невозмутимо, что я даже начал сомневаться, не ошибся ли малость, и может этот парень не из КГБ.
В том, что делегацию могли выпустить без сотрудника органов, я не верил совсем. Ну, возможно, сотрудник мог быть внештатным осведомителем, таким же, каким когда-то был я, хе-хе.
О себе я ничего не рассказывал, но к вечеру все восемь человек советских граждан узнали, что я, такой же как они гражданин Советского Союза, обнаглел до такой степени, что стал капиталистом, эксплуататором трудящихся.
До этого момента они, зная мою историю до отъезда из Советского Союза, относились ко мне достаточно спокойно, но сейчас дамы начали отчаянно флиртовать, как будто я уже стал известным шведским миллионером и мог купить им на память чемодан тряпок. По крайней мере, такие намеки были, даже от эстетствующей директрисы.
Единственный, кто не изменил своего поведения, оказался Паули Ринне. Как я понимаю, потому, что он должен был тоже остаться в Умео. С Финским театром заключил контракт университет Умео, в котором Ринне обязался работать два года режиссером самодеятельного театра финно-язычных студентов.
И вот что мне сказал Ринне, после того как посетил театр и посмотрел студенческую труппу, в которой, впрочем, хватало и просто финнов-работников университета: