Все-таки в актеры идут люди определенного психологического склада, наверно, поэтому я быстро нашел контакт с молодежью. У нас довольно неплохо все получалось, и Ринне даже буркнул что-то одобрительное. Репетиция подходила к концу, и все было бы отлично, если бы не длинный язык одного режиссера. Именно он сообщил студентам, что сегодня они репетировали спектакль «Куллерво» с автором недавнего бестселлера о мальчике волшебнике.
После этого ребята засыпали меня вопросами. Отвечая им, я думал, как здорово, что не все скандинавы являются такими артистическими натурами и общаются, говоря не больше двух слов в минуту и не размахивая руками, как итальянцы.
После того, как незапланированная пресс-конференция закончилась, студенты разошлись, мы остались с Ринне вдвоем.
– Знаешь, Саша, – сказал он задумчиво. – Я только сейчас во время вашей беседы обратил внимание на кардинальное различие между студентами и твоей персоной. Почему-то раньше это так не бросалось в глаза. Наверно, потому, что в театре у меня хватало в труппе актеров в возрасте, и ты среди них так не выделялся, как среди этих малолеток.
Слушая вашу беседу, у меня создавалось впечатление, что с ребятами разговаривает не их сверстник, а снизошедший до их уровня гуру.
– Знал бы ты правду, – насмешливо подумал я. – Хотя, нет, все равно не поверил, никто бы сейчас не поверил. Это поколение двадцать первого века, прочитавшее туеву хучу книжек о попаданцах, поверит во что угодно. А сейчас стоит только намекнуть о том, что со мной произошло на самом деле, как сразу окажусь в уютной палате психиатрической больницы.
– Паули, наверно, ты прав, – ответил я. – Действительно, иногда чувствую себя стариком. Трудно сказать почему.
Возможно, тут повлияла армейская травма, да и последний год дался нелегко. Сам удивляюсь, как удалось выстоять.
– Это в тебе проснулся актёр, – наставительно сказал Ринне. – мы ведь все в этой жизни лицедеи, кто меньше, кто больше. Постоянно врем, друг другу изворачиваемся, пытаемся показать себя лучше, чем есть на самом деле. Но такова человеческая сущность и не нам её менять. Поэтому твои коммерческие успехи можно частично объяснить творческой жилкой. Ты бессознательно влияешь свой харизмой на собеседника, понимаешь?
Я усмехнулся.
– Если следовать твоей логике, то актёры давно должны были бы стать владельцами бизнеса, оттеснив бесталанную публику в сторону.
Собеседник усмехнулся.
– Может, стоит подойти к этому вопросу с другой стороны. Не исключено, что в театрах собрались далеко не лучшие представители актерского мастерства. А лучшие актёры сидят в руководстве банков и корпораций.
Мы поглядели друг на друга и засмеялись.
– Хорошая шутка, – заметил я. – Давай прощаться, мне надо еще попасть в кафе до закрытия.
– До встречи на следующей репетиции, – напомнил Ринне. – Не забывай, что сам дал согласие. Хоть тебя и уговаривали, но за язык никто не тянул.
Я тяжко вздохнул.
– Хорошо, приду, но оставляю за собой право в любой момент уйти.
– У нас не тюрьма, – логично заметил режиссер. – Не захочешь, скатертью дорога. У нас все на энтузиазме держится. Один я денежку малую получаю. Правда, и с той родная страна имеет кое-какой доход.
Уточнять, сколько зарабатывает режиссер, я не стал. Думаю, что больше, чем в Советском Союзе.
Придя, домой первым делом обсудил кое-какие вопросы с менеджером в кафе, наверно уже потерявшей надежду сегодня со мной встретиться. И только потом зашел в наше жилище.
– Сегодня ты уж очень долго, – недовольно заметила Эмели.
– Так получилось, – виновато признался я. – Уговорили меня сегодня принять участие в репетиции спектакля в университете.
Недовольное выражение на лице жены сменилось на удивленное.
– Саша, как ты ухитрился туда попасть?
Пришлось рассказывать всю историю с самого начала.
Больше всего Эмели поразило мое общение с ректором. Для неё он казался почти небожителем, спускающимся с небес только для особо важных случаев. И мой рассказ, что я вполне нормально с ним беседовал, был выслушан в потрясенном молчании.
Увы, меня в ранг небожителя не зачислили, хорошо хоть ужин не пришлось готовить самому.
За ужином Эмели рассказала, как идет оформление перевода на медицинский факультет. Вроде бы все препятствия ей удалось преодолеть и с первого октября она отправится на занятия уже в качестве студента медика второго курса.
– Может, мне тоже последовать примеру жены и снова выучиться на врача? – мимолетно подумал я. – Нет, не потяну, сразу два направления. Можно быть хорошим врачом, или поваром, другого не дано. К сожалению, врач может себе позволить иметь кулинарное хобби, а вот повар, увлекающийся лечением болезней вряд ли будет пользоваться успехом среди пациентов.
Так, что эту мысль я отбросил в сторону, но все же она где-то зацепилась в подсознании и периодически всплывала на поверхность. И я прекрасно знал, почему так сегодня происходит. Беседа с ректором, намекавшим на возможность учебы в университете, даром не прошла. Мне вдруг резко захотелось получить высшее образование.
Странно, в прошлой жизни я так и остался с десятью классами советской школы, что впоследствии не помешало занять приличное место в топе миллионеров Швеции.
Сейчас, благодаря написанным книгам, я, скорее всего, снова стану богатым человеком, но из-за какого-то выверта сознания мне все равно хочется стать студентом.
В этом году об этом думать уже поздно, поэтому я отложил эти мысли на полку и отправился на мансарду, поработать над книжкой.
Зима прошла незаметно, мы отпраздновали моё второе Рождество в Швеции. Хотя я и попросил тестя прислать вызов моей маме, пригласив, её к нам в гости ближе к Новому году, но из этого ничего не вышло. Выездной визы маме не дали и даже не объяснили причину. Мне-то причина была ясна. По мнению органов, на меня должны существовать точки влияния, одной из таких точек, хоть и не очень надежных является родня. Так, что лучше держать поближе к себе мать и брата фигуранта, вдруг пригодятся.
Зато к нам на Рождество приехала Ритта Пеккарайнен с Армасом. В течение года мы с ними неоднократно переписывались, а потом начали созваниваться. И, наконец, старушка решилась на путешествие. Несмотря на свой возраст, они с мужем с одной ночевкой в придорожном кемпинге одолели пятьсот километров от Йоэнсуу до Вааса и затем на пароме проделали путь в сто километров через Ботнический залив к нам в Умео.
Так, что в это Рождество у нас было веселей, чем в прошлый раз. Магнус, переизбранный мэром города, ощутимо расслабился, вел себя раскованней, шутил и периодически гладил Вилму по намечающемуся животику в котором уже стучали ножками сводный братик, или сестричка моей Эмели.
Армас, нашедший родственную душу в моем тесте, периодически наполнял себе и тому рюмки.
А Ритта усевшись со мной и Эмели на диван, знакомила нас с семейным альбомом, который я уже имел счастье разглядывать в прошлой жизни.
Ритта, кстати, опытным взглядом прошлась по кафе в поисках недостатков и не найдя их, заявила, что я копия прадеда Ярви, такой же педант.
Если верить Ритте, то дед Ярви был тот еще многостаночник, переспал со всеми девушками в Суоярви и перебрал все профессии от лесоруба до владельца магазина.
Пеккарайнены у нас пробыли два дня, побывали в моем ресторане, немного посмотрели город и отбыли на пароме обратно в Финляндию, пригласив приезжать в гости, когда будет такое желание.
Праздник прошел, наступили обычные будни, ничего особенного. А в конце января мне позвонил Эрик Стромбёрг и попросил, чтобы я срочно приехал в Стокгольм.
Интермедия 16
Дэвид Лин глянул в окно на стоящие в Лаймхаус бэйсин яхты и сморщился. На улице все еще шел дождь. Что поделать, в Лондон опять пришла зима. Наверно из-за этого дождя, переходящего в мокрый снег, снова так ноют кости. А ведь ему всего лишь шестьдесят шесть лет.
– Лейла, ты где? – крикнул он в сторону ванной комнаты, надеясь, что жена сейчас там. Однако никто на его крик не отозвался.
Чертыхнувшись, он отправился на кухню, где самолично поставил чайник на газовую плиту и отправился искать жену уже всерьез.
Долго искать пропажу не пришлось. Лейла Маткар лежала на кровати, в своей спальне, накрывшись с головой теплым пледом, и читала какую-то книгу. Уроженка Индии, она никак не могла привыкнуть к холоду, царящему зимой в домах Лондона, вне зависимости от достатка хозяев. Вот и её муж известный кинорежиссер, создавший не один замечательный фильм, по привычке на ночь укладывал в ноги грелку с кипятком, чтобы не превратиться в ледышку.
– Лейла, что за дела? Мне пришлось самому хозяйничать на кухне, это непорядок, – сказал он.
Не дождавшись ответа, он уже громче спросил:
– Дорогая, что ты так увлеченно читаешь? Отвлекись на минутку, пожалуйста.
Жена откинула плед, под которым лежала в теплом махровом халате и сообщила:
– Вчера зашла в книжный магазин на Пикадилли, и обратила внимание на суету в детском отделе. Оказывается, там нарасхват брали книгу, какого-то шведского писателя. Я посмотрела, мне понравилась картинка на обложке, решила куплю, пригодится для подарка детям подруги.
– Ну, и… – нетерпеливо произнес Лиин.
– Так я и говорю, вчера вечером времени не было, а утром проснулась рано и решила почитать, и как видишь, все читаю и читаю.
– Детскую книгу? – недоверчиво спросил Дэвид. – Поверить не могу! Лейла, ты же давно выросла из такой литературы.
– Дочитаю, а потом дам тебе, – ответила жена, вставая с кровати и сняв халат, осталась в прозрачном пеньюаре. – Прочитаешь, тогда поговорим.
Старый ловелас резко оживился от такого соблазнительного зрелища и шустро повалил свою четвертую по счету жену обратно в кровать.
Через полчаса они мирно завтракали и обсуждали планы на сегодняшний день. У Дэвида особых планов не имелось. Собственно, их не было уже четыре года после провального дебюта очередной кинокартины. И он до сих пор не мог выбраться из этой полосы неудач. За чтобы он не брался, в итоге все оборачивалось пшиком.