Оставался Прохор. Мой непосредственный начальник и тиран. Эта мысль была самой соблазнительной и самой опасной. Я уже доказал ему свою ценность. Он видел, как моя «деревенская магия» работает. Может, использовать его? Рассказать ему часть правды, дать ему рецепт, чтобы он передал его наверх от своего имени? Я проиграл в голове оба сценария, и оба закончились для меня катастрофой.
Сценарий первый: успех. Мое «лекарство» помогает. Княжич идет на поправку. Прохор немедленно присваивает все заслуги себе. Он становится героем, личным спасителем наследника. А я? Я в лучшем случае получу лишнюю миску баланды.
Но что хуже, Прохор поймет, что я — источник ценных, уникальных знаний и он начнет выжимать их из меня, как сок из лимона, держа меня в еще большем страхе и рабстве. Я стану его тайным, безымянным ресурсом.
Сценарий второй: провал. Мой метод не дает мгновенного результата или вызывает какую-то побочную реакцию. Прохор тут же, не колеблясь ни секунды, свалит всю вину на меня. «Это все он, Веверь, колдун! Отравить княжича пытался! Я его на этом поймал!». И меня поволокут в подвалы еще до того, как я успею сказать слово в свою защиту. Нет. Доверять Прохору — все равно что совать руку в пасть голодному волку.
Все пути казались тупиковыми. Я заперт в своей социальной роли, в своей касте отверженных.
Тут в моей памяти всплыло еще одно лицо, не выражавшее ни гнева, ни воинской прямоты. Лицо, на котором была лишь маска спокойного, анализирующего контроля. Степан Игнатьевич. Управляющий.
Вот он. Ключ к моему возвышению.
Он не лекарь, скованный догмами. Не солдат, мыслящий категориями силы и не мелкий тиран, ведомый жадностью и страхом. Он — администратор. Тактик. Психолог. Его интересуют не методы, а результат.
Больной, неспособный победить в дуэли наследник — это крайне неэффективно. Это удар по престижу рода, по моральному духу гарнизона, по стабильности, за которую он, управляющий, отвечает своей головой. Он — единственный, кто может быть достаточно прагматичным, чтобы рассмотреть даже самый дикий, самый немыслимый вариант, если тот сулит успех. Степан Игнатьевич способен переступить через сословные предрассудки ради дела.
Но как до него достучаться? Прямой подход исключен. Я не могу просто подойти к нему и заявить, что знаю, как вылечить княжича. Меня даже на порог его канцелярии не пустят. Нужно, чтобы он пришел ко мне сам. Создать событие, которое привлечет его внимание. Создать «информационный повод». Подать ему на блюде аномалию, загадку, которую его аналитический ум не сможет проигнорировать и захочет разгадать.
Мой план был прост в своей сути, но дьявольски сложен в исполнении. Нужно создать локальное чудо, которое нельзя было бы объяснить ни удачей, ни случайностью. Чудо, которое заставит аналитический ум Степана Игнатьевича задать главный вопрос: «Почему?». И я знал, что единственным ответом на этот вопрос, после отсечения всех прочих, должен был остаться я.
Для начала мне нужна точная цель. Воздействовать на всю стражу слишком масштабно и может привести к непредсказуемым последствиям. Нет, мне нужна одна, конкретная группа, чье состояние и работоспособность находится под пристальным вниманием, чье внезапное и необъяснимое улучшение станет статистическим выбросом, который не сможет проигнорировать ни один хороший управляющий.
Здесь мне как раз понадобится помощь моего союзника.
Тем же вечером, когда раздавал поварятам их вечернюю баланду, я нашел глазами Матвея и незаметно кивнул ему в сторону темного угла у дровяного склада. Через десять минут он проскользнул туда, озираясь по сторонам.
— Что, Алексей? — прошептал он, его глаза блестели от предвкушения.
— Мне нужна твоя помощь, Матвей, — сказал я так же тихо. — Это важно, но очень опасно. Никто не должен знать об этом.
Он решительно кивнул, его худенькое лицо стало серьезным.
— Я могила.
— Я хочу, чтобы ты слушал разговоры стражников, когда они приходят на кухню за водой или погреться. Мне нужно знать, какой отряд в гарнизоне считается самым паршивым. У кого самая тяжелая служба, на кого больше всего жалуются, кто вечно сонный и злой. И главное — кто их десятник. Ты понял?
— Понял, — без колебаний ответил он. — Узнаю.
Он справился быстрее, чем я ожидал. Уже на следующий день Матвей, якобы подметая пол у моих ног, прошептал, не поднимая головы:
— Отряд Игната. Они стоят в ночном дозоре на главных воротах. Самый неприятный пост, который под постоянным контролем. Их последние несколько недель еще в дозоры гоняли, поэтому дружинники уставшие, так как не отдыхают толком. Все на них жалуются, говорят, спят на ходу. Игнат — мужик суровый, но справедливый, сам из простых. Степан Игнатьевич его каждую неделю по пятницам к себе вызывает на отчет.
Это было то, что нужно и я похвалил Матвея. Он на короткий миг поднял лицо, улыбаясь от уха до уха.
Теперь цель определена — смена Игната. Если самая уставшая и неэффективная группа в крепости внезапно покажет чудеса бодрости, это будет замечено. Если Игнат дает отчет у управляющего в пятницу — значит, у меня есть три дня на подготовку и проведение эксперимента.
Теперь нужно создать «наживку». Просто подсыпать порошок в общую баланду будет слишком грубо. Мне нужен отдельный, особый продукт, который достанется только им. «Каша Силы». Я мысленно усмехнулся этому пафосному названию.
Ингредиенты подбирал тщательно в своем тайнике. Основа — обычное пшено, которое мне удалось стащить из мешка, но главное добавки. Я взял двойную дозу растертого «Корня Бодрости». К нему добавил горсть лесных орехов, которые нашел во время своей вылазки. Они как показал [Анализ], были богаты полезными жирами и давали долгое чувство сытости. Я растолок их в ступке до состояния маслянистой пасты. Смешав порошок корня и ореховую пасту, получил концентрированную, высококалорийную и энергетическую смесь.
Затем провел [Анализ] над конечным продуктом.
[Блюдо: Каша Силы (Улучшенная)]
[Качество: Хорошее]
[Эффекты: [Повышение Выносливости (слабое)], [Сопротивление Холоду (очень слабое)], [Концентрация (слабая)]. Длительность: 6 часов.]
Шесть часов. Ровно столько, сколько длится ночное дежурство. Идеально.
Кашу я съел с большим удовольствием.
Оставалась последняя, самая сложная часть — получить разрешение Прохора на готовку отдельного блюда. Мне нужна легенда, в которую этот тупой, но подозрительный зверь мог бы поверить.
Я выждал до вечера четверга. Подошел к Прохору с самым смиренным и виноватым видом, на какой был способен. В руке держал небольшую пригоршню пшена.
— Мастер, — промямлил я, глядя в пол. — Вот это зерно… оно, кажись, отсырело немного. Душок у него какой-то. Я в мешке нашел, в самом низу. Для господского стола не годится, и для стражи тоже, пожалуй. Выбросить жалко…
Прохор выхватил у меня из руки зерно, растер его своими пальцами-колбасами и понюхал.
— Тьфу, и правда, прелью отдает, — сплюнул он. — Выкинь свиньям.
— Так жалко же, мастер, — я изобразил рачительность раба, боящегося хозяйского гнева за порчу продукта. — Может… может, сварить из него отдельную кашу для ночного дозора? Для смены Игната? Погуще, пожирнее, с салом, чтобы душок перебить. Все равно не заметят, а то добро пропадает.
Я затаил дыхание, так как бил в единственную понятную ему точку — в его паническую боязнь бессмысленной траты продуктов, за которую мог наказать управляющий. Экономия была религией Прохора.
Он на мгновение задумался, его маленькие глазки оценивающе сощурились. Моя логика была ему понятна. Списать плохое зерно на самую паршивую смену, которая все равно ни на что не жалуется, — это было в его стиле.
— Валяй, умник, — наконец, рыкнул он. — Готовь, но чтоб я потом жалоб от Игната не слышал, понял? И чтоб ни крошки доброго сала на эту прель не извел! Возьмешь обрезки.
— Так точно, мастер, — поклонился я, скрывая триумфальную улыбку.
Приготовление «Каши Силы» я обставил с максимальной осторожностью. Не просто свалил все в котел, а дождался, пока основная масса пшена для стражи будет засыпана в большой котел. Затем подошел к Прохору с отдельным, маленьким котелком.
— Шеф, вот это зерно, что отсырело, — сказал я смиренно. — Я его отдельно сварю, как вы велели, чтобы оно с добрым не мешалось.
Прохор лишь неопределенно махнул рукой, полностью поглощенный процессом нарезки свинины для господского стола. Этого было достаточно.
Я поставил свой котелок на край очага. В него засыпал «порченое» зерно, а затем, дождавшись, когда никто не смотрит, добавил свою секретную смесь из ореховой пасты и порошка «Корня Бодрости». Я варил ее дольше обычной, постоянно помешивая, пока она не превратилась в густую, плотную, ароматную массу, в которой землистый дух корня и ореховая нота полностью замаскировали легкий запах прели.
Кульминация настала, когда пришла смена Игната. Я лично встал на раздачу их порций. Стражники, хмурые и уставшие после дневных дел, протягивали свои миски. Я накладывал им щедрые порции своей особой каши, густой и дымящейся.
— Что-то сегодня густо, — пробурчал один из них, с сомнением глядя в миску.
— Ешь давай, пока дают, — ответил за меня десятник Игнат, забирая свою порцию. — На стене ночью и не такому рад будешь.
Они ушли. Первая часть моего плана была завершена. Наживка была проглочена. Теперь оставалось только ждать.
Этой ночью я почти не спал. Уминая ночной ужин, а потом лежа на нарах, я мысленно был там, на холодных стенах крепости. Мой разум, работающий с новой, кристальной ясностью, прокручивал сценарий, как шеф-повар прокручивает в голове этапы сложного банкетного ужина.
Вот прошло два часа с начала смены. Холод уже должен был пробрать их до костей. Обычно в это время начинается первая волна усталости, раздражения. Но сегодня эффект [Сопротивление Холоду], пусть и очень слабый, должен был помочь им. Он не согреет, но притупит самые острые, леденящие уколы ночного ветра, позволяя телу экономить драгоценное тепло.