— Молодец, Матвей, — так же тихо сказал я. — Отличная работа. Теперь забудь об этом разговоре.
Он быстро кивнул и, подхватив ведро с очистками, скрылся, а я остался со своей брюквой, но в голове у меня уже рождался новый, дерзкий рецепт. Рецепт не для выживания и не для лечения. Рецепт для демонстрации силы.
Задача, которую я поставил перед собой, была на порядок сложнее, чем простое повышение выносливости. Одно дело — накачать уставшие мышцы энергией. Совсем другое — воздействовать на такие тонкие вещи, как работа нервной системы и органов чувств. В своем тайнике, в тишине и полумраке, я провел мысленный разбор проблемы, как когда-то разбирал на составляющие классические соусы.
«Что мешает уставшему человеку попасть в цель из лука? — размышлял я, глядя на тлеющие угли. — Первое и главное — тремор. Мелкая дрожь в руках от мышечного истощения и нервного напряжения. Второе — потеря концентрации. Разум плывет, сложно сфокусироваться на цели. Третье — „замыленный“ взгляд. Глаза тоже устают, теряют остроту».
Мне нужен рецепт, который бы нанес удар по всем трем направлениям. Это будет мое первое настоящее функциональное блюдо, почти алхимическое зелье, замаскированное под похлебку.
Я начал ревизию своих запасов. Для основы нужен был белок и правильные жиры, чтобы стабилизировать нервную систему. Я вспомнил о куске вяленой соленой щуки, который спер на кухне припрятал пару дней назад. Его плохо хранили, и он начал усыхать и становиться жестким. Для господского стола он был уже непригоден, но для моих целей подходил идеально. [Анализ] показывал высокое содержание Омега-3 жирных кислот, которые были мне нужны.
Для зрения ответ был очевиден — дикая морковь, несколько сморщенных, но все еще крепких корнеплодов, которые я принес из леса. Мой дар услужливо подсвечивал в них высокое содержание [бета-каротина].
Для концентрации и калорийности идеально подходили лесные орехи, которые я растолок в пасту.
Не хватало только главного — компонента против тремора. Я перебрал в памяти все травы, что нашел во время вылазки и вспомнил невзрачное растение с мелкими синими цветочками, которое сорвал интуитивно. Система тогда пометила его как «Тихоцвет».
[Объект: Тихоцвет луговой]
[Свойства: Содержит алкалоиды успокаивающего действия.]
[Скрытые свойства: При употреблении в малой дозе обладает эффектом [Снятие нервного напряжения (слабое)]. Снижает непроизвольные мышечные сокращения.]
[Предупреждение: В большой дозе вызывает сонливость и замедление реакции.]
Вот он ключевой ингредиент. Я отмерил буквально щепотку сушеных листьев — ровно столько, чтобы стабилизировать руки, но не вызвать сонливости. Ночью я снова выбрался в свое убежище, чтобы приготовить новое блюдо.
Процесс приготовления этой похлебки был моим личным священным ритуалом, который я проводил вдали от чужих глаз, в своем убежище за поленницей. Здесь, при свете крошечного, тщательно скрытого костерка, каждый шаг имел вес.
Все началось с куска сушеной рыбы, твердого, как кора дерева. Я не мог позволить себе роскошь просто залить ее водой, так что положил рыбу на большой плоский камень и другим, поменьше, принялся терпеливо, но настойчиво отбивать ее. Удары размягчали волокна, возвращая им намек на жизнь. Затем, используя острый осколок кремня, я аккуратно отделил драгоценную мякоть от позвоночника и ребер.
Кости и голову — то, что любой другой счел бы мусором, — бросил в свой закопченный котелок и залил припасенной водой. Огонь под ним едва теплился, я поддерживал лишь слабый жар тлеющих углей, чтобы бульон не кипел, а медленно и лениво томился. Час за часом он вбирал в себя всю душу рыбы, превращаясь из простой воды в некрепкий, но удивительно душистый, золотистый навар.
Оставшуюся мякоть рыбы положил на тот же плоский камень и своим импровизированным ножом начал методично рубить ее. Это была не быстрая шинковка, а долгая, кропотливая работа. Нарезать жесткую рыбу подручными средствами то еще приключение. Я измельчал плоть до тех пор, пока она не превратилась в однородную, нежную массу.
Грязную морковку сначала очистил, соскоблив с нее землю, а затем, тем же камнем, начал растирать ее в сочную, ярко-оранжевую кашицу. В отдельной ямке на камне я растер несколько лесных орехов, превратив их в густую, маслянистую пасту, полную энергии. К ней добавил щепотку порошка «Тихоцвета» из своего заветного мешочка.
Наконец, все компоненты были готовы. Я выловил из бульона кости. В горячую жидкость, постоянно помешивая, ввел сначала морковно-ореховую смесь, которая тут же окрасила бульон в теплый, солнечный цвет. Затем, в самом конце, добавил рыбную мякоть, продолжая мешать. Я не давал похлебке закипеть, держа котелок на самом краю угольков, позволяя всем вкусам и целебным свойствам медленно, деликатно объединиться. В воздухе стоял густой, успокаивающий аромат. Это была не просто еда. Это было зелье, сваренное в тишине и тайне, акт творения посреди враждебного мира.
Я удовлетворенно кивнул. Это было именно то, что нужно. Не дожидаясь, пока она остынет, я зачерпнул первую ложку. Вкус был сложным и приятным: сладость моркови, густая маслянистость орехов и глубокий, соленый вкус рыбы, а на фоне — тонкий, успокаивающий аромат «Тихоцвета».
Я съел все до последней капли, чувствуя, как по телу разливается не только сытость, но и странная, непривычная ясность. Дрожь в руках, моя вечная спутница от голода и слабости, стала заметно меньше. Мир вокруг, казалось, обрел чуть больше четкости, а хаос мыслей в голове немного улегся.
И Система тут же отреагировала на это.
[Вы успешно применили блюдо [Похлебка «Острый Глаз»] к себе!]
[Эффекты [Острота Зрения], [Концентрация] и [Стабилизация мелкой моторики] активированы.]
[Вы получили 20 ед. опыта.]
«Стабилизация мелкой моторики». Это было именно то, что нужно. Прямой ответ на проблему дрожащих рук. Я был готов. Оставалось получить «лицензию» на производство.
На следующий день, за несколько часов до учебных стрельб, я подкараулил момент, когда Прохор был в относительно благодушном настроении после сытного обеда. Я подошел к нему с куском высохшей щуки в руках.
— Шеф, — начал я с уже отработанным смирением. — Вот эта рыба… соленая… совсем усохла. Жесткая, как доска. Ни в уху, ни в пирог не годится. Выбросить жалко, добро все-таки.
Прохор лениво ткнул в рыбу пальцем, поморщился.
— И чего ты мне ее тычешь? Сказал выкинуть — значит, выкинь.
— Так я вот что подумал, — продолжил я, играя роль рачительного идиота. — Сегодня у нас отряд десятника Гаврила завтракает после ночного дежурства. Может, сварить им из этой рыбы похлебку? Вымочить ее, поварить подольше, моркови туда покрошить для густоты… Они все равно никуда не попадают, им что баланда, что похлебка — без разницы, а так и продукт не пропадет, и люди горячего поедят.
Я затаил дыхание. Я попал сразу в несколько целей. Апеллировал к его жадности, упомянул утилизацию «испорченного» продукта и одновременно унизил «отстающий» отряд, что всегда доставляло Прохору удовольствие.
Он на мгновение задумался, почесывая свой огромный живот. Логика в моих словах была железной и абсолютно соответствовала его мировоззрению. Пустить отбросы на корм для неудачников — что может быть практичнее?
— Ладно, — наконец, рыкнул он. — Валяй. Только чтоб хороших продуктов на эту рыбу не переводил! Если дрянь получится, только расход лишний. Сваришь на малом очаге и сам им раздашь. Нечего мою кухню своей вонью рыбной портить.
— Слушаюсь, шеф, — поклонился я, скрывая улыбку.
Разрешение было получено. Сцена для моего второго, решающего чуда была готова.
Я бросился варить похлёбку, чтобы успеть до прихода отряда. Насколько знал, они завтракают, а потом сразу на стрельбы. Нужно поторопиться.
Вскоре они пожаловали. Я взял черпак и сам наполнил миски лучников густым, оранжевым, ароматным варевом. Стражники, хмурые и невыспавшиеся, принимали еду безразличием. Они были слишком уставшими, чтобы обращать внимание на то, что их похлебка сегодня отличается. Один из них, молодой парень с веснушчатым лицом, с сомнением посмотрел в свою миску.
— Что, Веверь, сегодня нас рыбой травить решили? — пробурчал он.
Я ничего не ответил, лишь молча протянул ему ломоть хлеба. Он пожал плечами и отошел к своим. Я проводил их взглядом, чувствуя, как внутри все сжимается от напряжения. Теперь все зависело от того, как сработает мое варево.
Позже я под благовидным предлогом получил разрешение находиться на стрельбище.
Стрельбище представляло собой большое, вытоптанное поле с несколькими соломенными мишенями на дальнем конце. Воздух был наполнен ленивыми разговорами, звоном тетивы и глухими ударами стрел, втыкающихся в щиты. Я методично собирал мусор, но все мое внимание было приковано к сцене. Вскоре, как и надеялся, на краю поля появился управляющий, Степан Игнатьевич. Он не вмешивался, а просто встал, прислонившись к столбу навеса, и скрестив руки на груди, начал молча наблюдать. Его присутствие немедленно добавило в атмосферу нотку официальности и напряжения.
Первыми стреляли два отряда из дневной стражи. Их результаты были предсказуемы. Они были компетентны, но не более. Большинство стрел попадали в щит, некоторые — в крайние круги мишени. Лишь изредка кому-то удавалось вогнать стрелу в черный центр. Это был обычный, средний уровень для гарнизона, который больше полагался на копья и мечи, чем на луки. Начальник стрельбища, старый, усатый вояка, лениво выкрикивал результаты и делал пометки в своей таблице.
Наконец, на рубеж вышел отряд Гаврила.
По толпе стражников, наблюдавших за учениями, пронесся смешок. Я видел, как они обмениваются ухмылками. Начальник стрельбища тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что готовится к очередному разочарованию. Сам Гаврил стоял с каменным, мрачным лицом, ожидая неизбежного позора.
— Отряд Гаврила, по пяти стрел… Пли! — скомандовал он.
Десять лучников одновременно натянули тетивы. На мгновение воцарилась тишина, а затем воздух прорезал дружный, свистящий звук.