Весь тот туман из страхов, сомнений и тревог, который клубился на задворках его сознания, просто исчез. Растворился без следа. На его место пришел абсолютный, кристально чистый фокус. Вся вселенная сузилась для него до одной единственной цели, которая ждала его на ристалище. В нем не осталось ничего человеческого, ничего юношеского. Лишь холодный, хищный азарт идеальной машины для убийства, которая только что была активирована.
Он медленно повернул голову ко мне. Его взгляд был острым, как кончик клинка. В нем больше не было ни капли сомнения. Лишь воля, заточенная до бритвенной остроты.
Ярослав кивнул мне, и в этом простом движении была вся его благодарность и готовность.
— Пора.
Мы вышли из покоев. Наша маленькая процессия двинулась по гулким коридорам крепости. Впереди шел Ярослав. Он больше не был ни больным, ни учеником. Он был оружием, идеально заточенным и нацеленным на единственную цель. Каждый его шаг был упругим и легким, но в его осанке чувствовалась стальная твердость.
Рядом с ним, плечом к плечу, шел Борислав — его официальный секундант. Непроницаемый, как скала, он был живым воплощением опыта и надежности. Я шел на шаг позади. Моя работа была сделана. Я создал клинок и вложил его в руку воина. Теперь я мог быть лишь зрителем.
Когда мы вышли на главный двор, нас встретил гул сотен голосов. Крепость гудела. Слух о решающем поединке между наследниками двух великих родов — Соколовых и Морозовых — облетел не только нашу крепость, но и окрестные земли. Это было не просто сведение счетов. Это было главное событие года, политическое заявление, демонстрация силы.
Двор был забит до отказа. Я видел не только стражников и слуг. Здесь были и купцы в добротных одеждах, ремесленники, оставившие ради зрелища свои мастерские, и даже знатные господа из других родов, прибывших поглазеть на зрелище. Над толпой пестрели знамена и гербы — я заметил и вепря рода Боровичей, и журавля Ольговичей. Все они пришли посмотреть, как «бык» Морозовых растопчет «хилого щенка» Соколовых.
Наше появление вызвало волну перешептываний. Толпа расступалась, образуя живой коридор. Я видел обращенные на нас взгляды — любопытные, презрительные, сочувствующие, жадные до крови.
Мы вышли на главное ристалище. В центре был очерчен большой круг для поединка. На помосте, в своих креслах, уже сидели главы родов. Князь Святозар, бледный, но с прямой спиной и рядом с ним — глава рода Морозовых, массивный, бородатый мужчина с тяжелым взглядом. Демьян и Степан Игнатьевич стояли позади своих господ, как два антипода, как ангел и демон-хранитель.
В дальнем конце ристалища, в окружении своих оруженосцев, стоял Игорь Морозов.
Он был именно таким, каким его описывал Ярослав. Огромный. Широкоплечий, с бычьей шеей и руками толщиной в мое бедро. Он был одет в тяжелый доспех, который, казалось, ничуть не стеснял его движений.
Морозов не разминался, а стоял и громко, басовито смеялся над какой-то шуткой своего оруженосца, с показным безразличием поглядывая в нашу сторону. От него веяло несокрушимой, грубой, самоуверенной мощью.
Контраст между ним и Ярославом был разительным. Могучий, ревущий «бык» против поджарого, молчаливого, сфокусированного «сокола». Грубая масса против отточенной скорости.
Ярослав остановился у своего края круга. Он не обращал внимания ни на рев толпы, ни на смех своего противника. Его взгляд был прикован к фигуре Морозова. Он анализировал, оценивал, ждал.
Глашатай в яркой ливрее вышел на середину ристалища и высоко поднял жезл. Толпа мгновенно стихла.
— По воле и согласию двух благородных родов, Соколовых и Морозовых, дабы разрешить спор чести, объявляется поединок! — его голос гулко разнесся над двором. — До первой тяжелой раны или сдачи одного из бойцов! Да начнется поединок чести!
Глава 29
Голос глашатая утонул в оглушительном реве толпы. Игорь Морозов не стал ждать. Он не тратил время на приветствия, на ритуальное сближение. Он был быком, который увидел красную тряпку.
И он бросился вперед.
Это была не атака фехтовальщика, а натиск стихии. Земля, казалось, гудела под его тяжелыми, окованными железом сапогами. В руках Морозов держал не меч, а огромный двуручный топор, лезвие которого хищно поблескивало на солнце. Он несся на Ярослава, как живой таран, намереваясь снести, сломать, уничтожить своего врага одним, первым же ударом.
Толпа взревела еще громче, предвкушая кровавую, быструю развязку. Я видел, как отец Игоря, старый Морозов, самодовольно усмехнулся. Демьян, стоявший за спиной князя Святозара, весь подался вперед, его глаза горели торжествующим огнем. Он ждал. Ждал, когда хрупкая фигурка наследника Соколов будет раздавлена.
Но Ярослав не двинулся с места. Он стоял спокойно, опустив меч, его тело было расслабленно.
И в тот момент, когда, казалось, было уже слишком поздно, когда огромный топор, занесенный для сокрушительного удара, начал свое движение вниз, начался танец.
Точка зрения Ярослава
Мир сузился до одной фигуры. Я видел, как напрягаются мышцы на его бычьей шее. Как он чуть-чуть выдыхает через нос, собирая всю свою ярость в эту атаку. Его движение, которое для толпы было ослепительно быстрым, для меня разложилось на сотню отдельных кусочков. Вот его плечи начинают разворот, а лезвие топора начинает свой путь. Я видел траекторию его топора и линию смерти, которую он чертил в воздухе.
Страха не было. Не было ничего, кроме фокуса на движении. Мозг, усиленный магией повара, работал с огромной скоростью. Он констатировал: «Удар. Сверху вниз. Цель — голова и левое плечо».
А тело… тело двигалось само.
В последнее мгновение, когда топор уже был в метре от моей головы, я не отпрыгнул назад, а сделал один, короткий шаг влево и чуть вперед, входя в «мертвую зону» его атаки.
ВЖ-Ж-Ж-УХ!
Килограммы стальной ярости пронеслись там, где только что была моя голова. Тяжелый топор с оглушительным грохотом врезался в каменные плиты ристалища, высекая сноп искр.
Морозов, вложивший в удар весь свой вес, на долю секунды потерял равновесие, а я уже был в другом месте, но не стал атаковать. Еще слишком рано. План повара: сначала измотать и заставить ошибаться.
Игорь с ревом развернулся, нанося широкий горизонтальный удар и снова — та же картина. Я видел начало его движения, видел, как напрягаются мышцы его спины и не блокировал. Просто сделал короткий шаг назад, и лезвие прошло в ладони от моей груди.
Начался танец Ужа и Быка, как обозвал наш будущий поединок Алексей.
Морозов яростно наступал, обрушивая на меня град сокрушительных ударов. Он был воплощением грубой, первобытной силы. Ну, а я был ужом, как выразился повар.
Я не отступал, а скользил вокруг него, на границе досягаемости его ударов. Шаг влево, уход корпусом. Шаг вправо, легкий наклон. Движения давались легко, почти без усилий, позволяя его напору уходить в пустоту. Для толпы это выглядело как чудо, как невероятно рискованная игра со смертью. Они ахали каждый раз, когда лезвие топора проходило в волоске от меня.
Вот только это не риск. Я все видел, контролировал ждал. Ждал той самой, главной ошибки, которую он, разозленный и уставший гоняться за тенью, неизбежно должен совершить.
Минута. Целая минута прошла с начала боя, а огромный, несокрушимый Игорь Морозов не смог нанести ни одного нормального удара. Он стоял в центре ристалища, тяжело дыша, его лицо было багровым от ярости и напряжения. Игорь гонялся за тенью, и эта тень унижала его с каждой секундой. Рев толпы сменился сначала удивленным гулом, а затем — напряженной, недоуменной тишиной.
Все ждали, что будет дальше.
Старый Морозов, сидящий в резном кресле перестал снисходительно улыбаться. Как Демьян, до этого упивавшийся предвкушением, теперь хмурился, не понимая, что происходит.
Игорь Морозов принял решение. В его глазах вспыхнула слепая ярость. Он решил покончить с этим позором одним ударом. Издал рев, больше похожий на рев раненого зверя, чем на боевой клич, и занес свой огромный топор для своего коронного, сокрушительного удара сверху.
Он совершил ту самую ошибку, которую мы ждали. Поставил все на одну карту.
Ярослав видел это. Для него это было как на тренировке.
Топор со свистом, от которого у толпы перехватило дыхание, рухнул вниз, но Ярослав уже был не там. Он снова выполнил то самое, отточенное до автоматизма, движение. Короткий, плавный шаг в сторону, уходя с линии удара.
В тот миг, когда топор с грохотом врезался в землю, а тело Морозова, по инерции, качнулось вперед, на долю секунды потеряв равновесие и раскрыв все свои уязвимые точки, — «уж» нанес удар.
Тело Ярослава, усиленное [Дыханием Сокола], среагировало мгновенно. Это была та самая связка, которую они отрабатывали до кровавого пота.
Первый укол. Его меч, словно живой, метнулся вперед и вверх, точно в незащищенную подмышку вооруженной руки Морозова. Это был не глубокий, а короткий, точный, элегантный укол.
Игорь взревел, но уже не от ярости, а от резкой, пронзительной боли. Он почувствовал, как его правая рука, державшая топор, мгновенно ослабела, словно в нее вонзили раскаленный гвоздь.
Второй укол. Ярослав не дал ему опомниться. Его клинок, выйдя из первой цели, тут же скользнул ниже и вонзился в бок Морозова, под ребра. Снова неглубоко, но невероятно болезненно.
Морозов согнулся, из его горла вырвался хрип. Боль обожгла его, сбивая дыхание. Он попытался развернуться, чтобы ответить, но его тело его не слушалось.
Третий укол. И в этот момент Ярослав нанес последний, решающий удар своей связки. Короткий, режущий удар по задней поверхности бедра его опорной ноги.
Все произошло за одно мгновение. За один удар сердца. Три укола, три вспышки боли в трех разных частях тела.
Игорь Морозов, несокрушимый «бык», рухнул на одно колено. Он смотрел на свою онемевшую, окровавленную руку, на свой бок, на ногу, которая вдруг перестала его держать. Он попытался снова атаковать, подняться, но его движения были теперь медленными, скованными, неуклюжими. Боль и шок парализовали его.