¾ Дальше, — получил я лаконический ответ.
И вот когда я потерял уже надежду узнать что-нибудь в дороге и стал слегка придремывать под влиянием бессонной ночи и дорожной качки, я услышал над самым моим ухом голос отца:
¾ Мы доедем через два часа до станции Бологое; слушай же внимательнее: цель этой поездки — предупредить покушение на жизнь Тургасова, мало того, товарищ министра поручил мне создать такую обстановку, при которой Николай Иванович не мог бы подозревать, какая катастрофа ожидает его в дороге, на поезде.
¾ Странно, зачем такая таинственность?
¾ Не знаю, вероятно, замешаны личные отношения, а может быть, щадят слабое, больное сердце Николая Ивановича... Но дело не в этом, важно выполнить то, чего от нас требуют, а потому не перебивай праздными вопросами, — строгим тоном заметил отец. — Само собой разумеется, если на станции встретится со мной Николай Иванович, у него сейчас зародится подозрение?..
¾ Значит, нужен отвод?
¾ Да...
¾ Я и Ольга Семеновна (моя мачеха, ехавшая также с нами) должны сыграть какую-нибудь роль, чтобы рассеять подозрение Т-ва? Не так ли!..
¾ Да, ты угадал...
¾ Но я на артистическом поприще еще никогда не подвизался!..
¾ Не боги горшки обжигают, да и роль для тебя пустая, — сухо заметил отец, видимо, недовольный моим сомнением.
¾ Конечно, я постараюсь оправдать твои надежды...
¾ В этом я не сомневаюсь, иначе обошелся бы без тебя. В сорока пяти верстах от станции находится имение полковника Варнавина, — продолжал отец после небольшой паузы. — Этим летом у него гостила племянница, только что окончившая Смольный институт...
¾ Ну, а мне-то до всего этого какое дело? — не вытерпел я.
¾ Не перебивай, слушай дальше... Ты, находясь летом на технических работах на реке Вишерке, около станции Малая Вишера, познакомился с племянницей Варнавина Надей и...
¾ Влюбился в нее по уши.. Так ведь?..
¾ Она также ответила на твое чувство, ты сделал неделю тому назад предложение, вызвав меня телеграммой на обручение, которое и состоялось сегодня днем.
¾ Значит, вы прикатили сюда, чтобы благословить «влюбленных детей»! Весьма трогательно... но поверит ли всей этой басне Т-в? Вот в чем я весьма сомневаюсь!
¾ Надо, чтобы он поверил; приложим все старания и все искусство, а иначе...
¾ Мы рискуем?
¾ Дурака сыграть! — перебил меня отец. — Осложнить и наполовину испортить дело, для которого мы сюда приехали. На станции мы встретимся с Николаем Ивановичем, он, очевидно, будет спешить к двенадцатичасовому поезду, встреча наша должна быть совершенно неожиданной. Твоя задача обратить его внимание на себя и тем самым отвлечь его подозрения на мой счет. Ольга Семеновна также постарается отвратить его внимание от деловых соображений и догадок не в нашу пользу. Я думаю, — продолжал отец, — наша беседа на станции не затянется более чем на полчаса; подойдет московский поезд,и мы рассядемся по вагонам. Т-в поедет, по обыкновению, в первом классе, ты и Ольга Семеновна — во втором...
¾ А ты? — прервал я отца.
¾ Смотря по обстоятельствам! Николай Иванович не должен заметить, что я его охраняю в дороге.
¾ Дальше, дальше!..
¾ На одной из промежуточных станций войдет в первый класс одно лицо, которое... — Отец сделал паузу на самом интересном месте.
¾ Ну, ради Бога, договаривай до конца...
¾ Изволь... Если мы своевременно не примем мер, то Николай Иванович не доедет до столицы живым, да и нам, пожалуй, несдобровать!
¾ С нами едут агенты?
¾ Двое — Руткевич и Серенко.
¾ Что же, собственно, может произойти в вагоне? — недоумевал я.
¾ А вот прочти это письмо, переданное мне товарищем министра, ты тогда уловишь нити...
С этими словами отец передал мне с обгорелыми концами письмо. С большим трудом я смог разобрать его содержание:
«Милостивый государь Антон Антонович!
В ночь с пятницы на субботу, 30-го сентября, выезжает со станции Бологое в Петербург из своего имения Н. И. Представляется весьма удобный случай отделаться раз навсегда: вам — от заклятого врага вашей политической партии, немало погубившего ее горячих адептов (Машурину, Колобова, Глебова и др.), а мне — от ненавистного человека, ставшего на дороге к личному счастью... Помните наш последний разговор у Палкина перед самым моим отъездом: «Я вам обязан своей свободой и готов всегда на какую угодно для вас услугу, даже пойду на преступление, конечно, идейного характера». Таковы были ваши заключительные слова... не правда ли?.. И вот час настал, услуга за услугу, и мы с вами не только будем квиты, но я останусь в долгу перед вами на целую мою жизнь. Перейдите же от слов к делу. Кинжал, яд, пироксилин... в форме небольшой бомбочки, выбирайте, по вашему усмотрению; окраска, конечно, политическая. Завтра перевожу на ваше имя через учетный банк 5. 000 рублей для перевода вашего в Америку, хотя бы на время в случае удачи, в которой я не сомневаюсь, зная вашу решимость и твердость воли. Ваш К. Р. S. Письмо сожгите».
¾ Как это письмо уцелело? Ведь оно было в печке... частью уже обгорело?.. Право, для меня это загадка...
¾ Однако все случилось очень просто, — заметил отец. — Само собой разумеется, Шиманский по прочтении письма бросил его в печь, но само письмо по легкости осталось около дверок.
¾ Но кто же мог его откуда вынуть?
¾ Очевидно, прислуга, кухарка Марья.
¾ Ничего не понимаю!
¾ Я считал тебя более догадливым, — недовольным тоном проговорил отец. — Устроилось это так: момент вспышки письма был предупрежден появлением в кабинете Марьи с кочергой в руках. Сырые дрова плохо горят, естественно, надо помешать дрова в печке. Кажется, теперь понятно?
¾ Да, теперь мне ясно: Марья шпионила! Она, следовательно, состояла на службе у охранного отделения... Не так ли?
¾ Шиманский принадлежал к партии социал-демократов, и за ним был учрежден надзор, — пояснил мне отец.
¾ Прекрасно, — заметил я. — Где же подтверждение о готовности Шиманского на преступление?
¾ В дальнейшем поведении инженера, — сухо заметил отец. — После получения инкриминируемого письма Шиманский с лихорадочной поспешностью целыми днями занимался химическими опытами, покупая бертолетовую соль, азотную кислоту и другие вещества, входящие в состав взрывчатых снарядов; далее, три дня тому назад Шиманский купил небольшой, желтого цвета, ручной саквояж, и прислуга видела в замочную щель, как инженер положил туда какой-то круглый предмет, величиной с апельсин, от которого шли желтые шнуры... после чего запер саквояж на ключ.
¾ Почему же Шиманского не арестовали... чего же еще надо было ждать?
¾ Промахнулись! — с досадой в голосе ответил отец.
¾ Как, каким образом?
¾ Третьего дня Шиманский ушел в десять часов утра из дома, сказав, что возвратится не раньше двух часов; как только он вышел из подъезда, за ним стал следить агент; на углу Михайловского и Невского подошел к агенту его товарищ по службе и довольно громко сказал: «Это он, Шиманский». Последний, по-видимому, услышав сзади свою фамилию, догадался, что за ним следят по пятам... вот тут-то он и выкинул фортель!
¾ Какой? Это крайне интересно!
¾ Зайдя в магазин Чуркина, он вышел оттуда в новой поярковой шляпе, оставив котелок свой в лавке.
¾ Хитрость довольно прозрачная.
¾ Слушай дальше. От Чуркина Шиманский прямо пошел в булочную Филиппова и здесь, просидев с полчаса за стаканом кофе, он внезапно встал с места, оставив на столе свою шляпу, и направился в кабинет уединения.
¾ И больше не вернулся к столику?
¾ Да, очевидно, Шиманский через проходной двор вышел на Владимирскую улицу, тогда как его стерегли у выходов на Невский и Троицкий переулки и в самой булочной.
¾ Ловко надул, но ведь он вышел с голой головой. Как это-то не заметили?
¾ Нет, он вышел в фуражке, иначе его бы не пропустил дворник, дежуривший у ворот.
¾ Фуражка? Да откуда же она у него взялась? Неужели в самой булочной Шиманский на ходу ее украл?
¾ Нет, все это много проще случилось: Шиманский, как оказалось впоследствии, купил у Чуркина вместе с поярковой шляпой еще шелковую дорожную фуражку и последнюю спрятал на всякий, очевидно, случай, в карман. Этот случай скоро и представился.
¾ А саквояж?
¾ Увы! И он исчез с содержимым. Шиманский из булочной на лихаче заехал на свою квартиру и, отперев своим ключом дверь, прошел в кабинет, где, забрав свой саквояж, не тронул ничего из других вещей.
¾ И скрылся? Митькой звали!
¾ Да, скрылся бесследно, никакие розыски не могли обнаружить его настоящее местопребывание.
¾ А где же была кухарка Марья?
¾ Ушла в отделение с докладом о поведении ее питомца. — насмешливо досказал отец.
¾ Ты думаешь, Шиманский сядет в вагон на станции Бологое?
¾ Скорее, на одной из промежуточных станций. До Петербурга их немало!
¾ Неужели Шиманский решится пожертвовать и своею жизнью: взрывом снаряда он сам легко может быть убит или, в лучшем случае, тяжело ранен? Вот почему я думаю, что он скорее прибегнет к удару кинжала.
¾ Ты забываешь, что момент взрыва можно рассчитать довольно точно, если снаряд будет снабжен часовым механизмом; я ни минуты не сомневаюсь в предусмотрительности Шиманского; конечно, он не будет ставить свою жизнь на карту! Положить снаряд и спрыгнуть с поезда за несколько минут до взрыва — вот план злоумышленника! Хотя заранее нельзя этого утверждать — возможны вариации: пистолетный выстрел, удар кинжала... все в его распоряжении... Я об этом думал...
¾ И нашел средства предупредить?..
¾ Да... — коротко заметил отец, давая по тону понять об окончании разговора.
Впереди замелькали станционные огоньки; раздался протяжный свисток, и поезд медленно подошел к дебаркадеру.
Мы вышли на станцию Бологое. «Здесь должна разыграться комедия, не дай Бог, чтобы конец ее был трагический», — невольно подумал я.
На станции было пусто; до прихода московского поезда оставалось более трех часов. Кроме нас, поодаль, за отдельным столиком, спиной к нам сидели какие-то два индивидума, на которых я не обратил внимания, занявшись пожарской котлетой.