Бурно поднималась грудь красавицы бабы. Глаза хмуро, боязливо остановились на лице нежданного посланца.
— А для чего ехать? Нечто там спокойнее, надежнее будет? — глухо спросила она.
— Эх, дура баба, знамо дело — сподручнее. В Питере народу тьма-тьмущая. Кто на разбогатение внимание обратит? А тут, в селе, сразу в подозрение войдешь. Ты вот, Варварушка, и так сдурила: ишь, кольцо-то убийца на пальчик одела. Снимай его скорей, давай сюда! Неравно кто увидит.
И быстрым движением посланец сорвал кольцо с пальца ошеломленной диковинной новостью Ермолаевой.
— Ну, живо, собирайся! Где у тебя схоронено добро-то?
— Здесь… вот в подвале.
— Идем. Я возьму все, а ты живым манером одевайся, лошади ждут нас у околицы. Вещей никаких не бери, потому Кузьма сам скоро в деревню приедет. «Все, — говорит, — тогда сам заберу. Так ты ей и скажи».
— Ох, головушка ты моя! — нараспев, сокрушенно протянула Варвара и повела гостя в подвал.
Там, прикрытый грязным тряпьем, стоял большой сундук, старый, ветхий.
— Здесь вот. Обожди, выну все.
И жена дворника убитой ростовщицы, нагнувшись, стала вынимать золотые вещи и пачки денег.
Путилин быстро поднялся по лесенке подполья и громко, пронзительно громко свистнул.
Как ужаленная, отскочила от сундука красавица-баба и замерла в позе неописуемого ужаса.
— Что это… что это ты делаешь?! — пролепетала она с перекошенным от страха лицом.
— Свищу. Слышишь, чай?
— А почто свистишь?
— Полицейского и понятых зову, красавица-разлапушка! — спокойно ответил Путилин.
В избу входил полицейский и понятые.
Охнула высунувшаяся из подполья Варвара Ермолаева и замерла, окаменела.
— Сюда, братцы, живо! — загремел голос Путилина. — Живо, живо составляйте протокол! Всем вам награду выхлопочу, потому что накрыли мы настоящего убийцу.
Спустились в подполье.
Варвара оказала некоторое сопротивление. Она никак не хотела расстаться с заветным сундуком. Ее оттащили от него силой.
— Так вот ты кто?! — подступила она в бешенстве к Путилину. — Вот ты за каким делом приехал сюда!
— Свяжите ее и выносите в тройку! Вы поедете в Петербург со мной, — отдавал распоряжения Путилин.
По составлении описи найденного и, захватив все это, Путилин повез жену преступника в сопровождении полицейского в Петербург.
Дорогой у него было длинное объяснение с Варварой Ермолаевой.
— Слушай, Варвара, ты понимаешь сама, что муж твой попался. Это ведь он убил старуху ростовщицу.
Баба упорно отнекивалась.
— Знать не знаю, ведать не ведаю.
— Да ведь он и ты пойманы с поличным: у вас в доме найдены деньги убитой, кольцо того человека, который невинно страдает, которого присудили к плетям и каторге. Сознайся откровенно.
— Знать не знаю, ведать не ведаю! — упорно стояла насвоем красавица-молодуха.
— Слушай, дура ты этакая: если ты сознаешься откровенно, тебе по суду большое облегчение выйдет. Тебя совсем оправдать могут, потому что не ты убивала, а он, твой муж. Ты только взяла то, что он тебе дал. А если ты будешь запираться, тебя сочтут за сообщницу и ты вместе с извергом своим пойдешь по Владимирке.
Только под самым Петербургом сдалась Варвара на увещания страшного гостя — Путилина.
Обливаясь слезами, она обещала все все рассказать — поведаться «судьям-милостивым» и исполнить все то, что ей приказывает «добрый барин».
— Приехал Путилин? — спросил я у его даровитого помощника.
— Увы, дорогой доктор, Ивана Дмитриевича еще все нет, — ответил тот. — Я боюсь…
— Чего?
— Да мало ли что может случиться с ним? Хоть и орел он, да разве и орлы не погибают? Бог его знает, в какую он попал переделку. При его безумной храбрости, он иногда рискует головой.
Помощник прошелся нервной походкой по кабинету своего знаменитого шефа.
— И знаете, доктор, что самое печальное? — спросил он меня.
Я отрицательно покачал головой.
— Это то, что он рискует опоздать, если даже выиграет дело.
— Как так?!
— Очень просто. Слушайте. Врагов-завистников у Ивана Дмитриевича, как вам известно, очень много. Ему не прощают его «непрошеные вмешательства», его блестящие победы-розыски. В данном случае дело обстоит так же. Он вмешался в уже оконченное дело, доставившее лавры и следователю, и прокурору. И вот сегодня я получил грустное известие: враги Путилина одержали победу над ним.
— Как так?! — привскочил я.
— Очень просто. Иван Дмитриевич перед своим таинственным отъездом посвятил меня, преподав некоторые инструкции, в суть дела. Он выхлопотал отсрочку приведения в исполнение приговора над Александровским на семь суток.
— Ну, да, я это знаю. И, честное слово, он, очевидно, не зря хлопотал об этом!
— Я нисколько не сомневаюсь в этом, доктор, но, но…
— Да говорите же! Не томите!
— Но случилось для него нечто удивительное: отсрочка сокращена по просьбе-проискам его врагов. Короче: битье Александровского кнутом назначено на восемь часов утра завтрашнего дня.
— Как?!
— Так. Ровно на двое суток ранее обещанного. Как им удалось достичь этого, — не знаю. Знаю и повторяю только одно: если сейчас не явится Иван Дмитриевич — все будет для него потеряно в смысле полной победы. Быть может, он спасет Александровского от каторги, но от плетей он его не спасет. В восемь часов утра его отстегают на Конной.
Меня при этом сообщении словно обухом по голове ударило.
— «Поражение! Первое поражение моего гениального друга, благороднейшего человека! И тогда, когда победа, очевидно, в его руках!»
— Что же делать? Этого не должно быть! — воскликнул я.
Помощник Путилина печально пожал плечами.
— Мы бессильны, доктор. Разве мы знаем, где он, разве мы можем предупредить его?
Так, в тревоге и волнении просидели мы в кабинете исчезнувшего Путилина до одиннадцати часов вечера.
— Все потеряно. Блестящая ставка Ивана Дмитриевича бита! — уныло проговорил его верный помощник. Я готов был рвать волосы на своей голове.
«Бита! Путилинская ставка бита!» — молнией пронеслось в моем мозгу.
В эту минуту в кабинет поспешно вошел агент.
— Пожар охлопковского дома! Дом горит, как свеча!
— Где?! Где пожар?! — бросился к агенту помощник Путилина.
— В доме той старухи ростовщицы, которую помните, убили, — пролепетал испуганный агент.
— Доктор, скорее, скорее! Едемте! Вы слышите, где горит?! Пальто, лошадей, скорее, черт возьми! — кричал помощник.
Агент хлопал глазами.
— Сейчас… сию секунду!
— Доктор, доктор! Сердце мне говорит, что там наш дорогой Иван Дмитриевич!
Мы беспощадно гнали лошадей. Прохожие в ужасе шарахались в сторону.
Все ближе, ближе… Уже стало видно зарево, клубы черного дыма. Уже слышен был запах гари пожара.
Вот и дом убитой ростовщицы Охлопковой. Густая толпа народа преграждала нам путь.
— По сторонам! Дорогу! — ревел, как исступленный помощник Путилина. — Боже мой, тут ли X.? А что, если…
Мы вбежали во двор, наполненный пожарным обозом. Дом действительно пылал, как свеча, ярко, с треском. И в ту секунду, когда мы подбежали к горящим дверям, на фоне пламени ярко обрисовались две фигуры.
Два человека боролись, зверски, озлобленно, стараясь вырваться из объятий друг друга.
— Смотрите, это Иван Дмитриевич! — закричал мне помощник и бросился в огонь.
Но его опередил сам Путилин. Резким движением он повалил высокого мужчину на пол и поволок его к выходу.
Через секунду, опаленный, он прорвался сквозь море пламени.
— Помогите мне! Тащите его!.. У меня рука обожжена, — раздался знакомый, властный голос.
Все бросились к нему на помощь.
— Иван Дмитриевич! Вы?! Дорогой! — захлебнулся помощник.
Я поспешно стал осматривать раны моего великого друга.
— Ничего… ничего… Особенно серьезного нет ничего, — спокойно ответил он. — Чуть-чуть подпалился.
Человека, которого вытащил Путилин, подняли на ноги.
— Ну, как, любезный: вопиет или не вопиет кровь убиенного об отомщении?
Поставленный на ноги — это был дворник охлопковского дома — бешено-злобно озирался по сторонам.
— Проклятый! — хрипел он.
— Попался, голубчик! Господа! — обратился к нам Путилин. — Там в доме, жена этого молодчика и полицейский. Они заперты. Выпустите полицейского и держите жену дворника! Я еду. X. работает еще в доме. Спасайте его!
— Иван Дмитриевич, побойся Бога, куда ты?! Ты сам нуждаешься в медицинской помощи. Смотри: ты страшно обжег руки! — взмолился я.
— Ах, оставь! — бурно вырвалось у Путилина. — Только бы не опоздать!
Миг — и он исчез за воротами горевшего дома.
Двор наполнился полицейскими. Помощник Путилина стал отдавать спешно приказания.
Вскоре из горевшего дома выскочил агент X.
— Ура! Пачки денег найдены! Ура Путилину! — кричал он в восторге.
Никто ничего не понимал. Пожарные работали, как львы. Дом оцепили кордоном полицейских. Когда открыли дверь, первым выскочил полицейский, за ним — красавица Варвара.
— Держите ее! Его превосходительство приказал мне караулить ее.
Женщину связали. Она кричала, кусалась, рвала свой сарафан.
Дом сгорел до тла.
Не получив распоряжений Путилина, мы не знали, что и делать.
Начинал уже брезжить рассвет.
Я взглянул на часы. Было двадцать минуть восьмого.
Сдав на руки полицейским чинам дворника и его жену, мы бросились на Конную площадь.
— Держите их крепко, братцы! — распорядился помощник Путилина.
— Будьте покойны, не выпустим! — лихо ответили те.
Несмотря на ранний утренний час, Конная площадь была заполнена народом.
Толпа, всегда жадная до «интересных зрелищ», поспешила сюда, на это печальное место публичных, позорных телесных наказаний в чаянии полюбоваться жестоким «учением». Она стояла густой, тесной толпой, весело хохоча, зубоскаля, пересмеиваясь.