…Однако червь сомнения сосал их душу.
— А что, если да на самом деле?
И решили проверить.
Была дивная лунная августовская ночь. Месяц серпом заливал ярко-белым светом Первопрестольную красавицу Москву. Она спала. Если и теперь еще, в наше чудодейственное сверхвремя, уличная жизнь ее замирает довольно рано, то тогда Москва ложилась спать едва ли не с курами наравне. Тихи, безлюдны улицы. Белые, серебристые. К Сухаревой башне подходит группа людей.
Она, эта группа, состояла из начальника Московского сыскного отделения: того самого, которому знаменитый Путилин «утер нос» в деле ограбления ризы высокочтимой иконы Иверской Божьей матери, и нескольких лиц наружной полиции.
— Ну что, полковник, трусите?
Полковник насмешливо поглядел на московского Горона.
— Я-с, извините, не в таких переделках бывал, да не трусил, а тут чепуха какая-то.
— Кто знает, — задумчиво произнес другой чин полиции, пристав Д. — На свете возможны всякие чудеса.
— Вы верите в возможность появления привидений?
— Верю. Не угодно ли, какие поразительные вещи проделывает знаменитый Юм, спирит, медиум-чародей в Петербурге на сеансах у графа Кушелева-Безбородко.
— Вздор!
Но это вздор звучало теперь несколько тревожно.
Вот и она, историческая Сухарева башня. Под потоком мертвенно-бледного лунного света, в котором она словно купается, она кажется огромно-высоким белым памятником. Нет мрачности, нет грязного темно-серого цвета.
Шеф сыскной полиции остановился и зорко огляделся по сторонам.
— Видите эти фигуры?
— Да.
— Но, очевидно, любопытные обыватели. Смотрите, что наделала стоустая молва о появлении таинственного привидения: москвичи по-бросали свои постели.
— Идти дальше?
— Нет. Остановимся за выступом этого дома. Отсюданам будет отлично все видно, если… если будет на что смотреть.
Группа властей разместилась, не сводя взора с башни.
Время тянулось странно медленно.
Острота ожидания усиливалась нетерпением, подкрепленным чувством жуткости, робости.
— Конечно, ничего не будет. Я так и знал, что все это бабьи россказни, выдумки. — В голосе полковника слышалось раздражение. — Ей-богу, господа, спать чертовски хочется! Не лучше ли по домам?
Но не успел он это сказать, как услышал сдавленный крик, вырвавшийся одновременно из груди всех его спутников.
— Ах! Что это! Смотрите…
Взглянул полковник на башню, и холодный, леденящий озноб пронизал его.
На крыше у одной из башенок стояла высокая фигура страшного загадочного призрака. Фигура была залита лунным светом и вследствие какого-то оптического фокуса приняла грандиозные размеры. Видение продолжалось с минуту, а может быть, и более. В том состоянии ужаса, который цепко охватил всех, определить точно время было трудно.
Первым пришел в себя начальник сыскного отделения.
— Видели?
— Да… Да, — послышались испуганные голоса. — Это… это поразительно.
Мимо них пробежало несколько поджидавших любопытных с перекошенными от ужаса лицами. Они промчались так быстро, словно за ними гналась нечистая сила.
Это время было особенно тяжелым для моего гениального друга. Обилие очень сложных дел разрывало его на части.
И вот в один из вечеров начала сентября, когда я сидел у него, ему подали депешу.
— Ого, какая длинная! И какой важный шифр.
— Откуда?
— Из Москвы.
Путилин стал быстро расшифровывать телеграмму. По мере того, как он читал, лицо его становилось все более и более удивленным.
— Помилуй Бог, какие чудеса стали твориться в Белокаменной! — Текст длиннейшей депеши подходил к концу.
— Ну и история…
Тревога в голосе моего друга не звучала.
Я сгорал от любопытства, зная, что с пустяками к нему не обратятся.
— Терзаешься, доктор! — улыбнулся он.
— Что уж тут говорить, Иван Дмитриевич.
— Ну, слушай.
Я весь обратился в слух.
— «Глубокоуважаемый и высокочтимый Иван Дмитриевич!»
— читал он с листа шифрованную телеграмму.
— «Получилось нечто выходящее из ряда вон по своей загадочности и странности: в Москве появился какой-то призрак…»
Далее шло подробное описание случившегося, вплоть до сцены появления зловещей фигуры на Сухаревой башне.
«Москва начинает не на шутку волноваться. Появляются признаки паники. Сознавая себя побежденным в этом деле, уповаю на ваш блистательный талант, чудесный гений. Если можно вообще разобраться в этой загадочной истории, распутать всю эту абракадабру, то нет сомнения, что единственно вы можете совершить этот подвиг».
Я не мог прийти в себя от изумления.
— Недурно, доктор!
— Это Бог знает что такое, Иван Дмитриевич! Да неужели во всей этой истории есть хоть доля правды?
Путилин усмехнулся.
— Отчего бы и не так! Ты ведь сам частенько толковал мне с жаром о материализованных духах. — Он потер руки и добавил:
— Гм… После чисто реальных дел мы опять с тобой вступаем в область мистики, хиромантии, магии, словом, в оккультное царство. Но нет, какова штучка московский коллега!
— Какая штучка?
— Да хитрость его.
— В чем хитрость?
— Тыне догадываешься?
— Нет.
— Ах, доктор, ты поразительно недальновиден. Ты знаешь В.?
— Знаю.
— Ты помнишь, как он бесился, когда я раскрыл Иверское дело?
— Как не помнить…
— Ну так вот, теперь он хочет дать мне реванш и посрамить непобедимого Путилина. Его обращение ко мне есть обращение саддукея и фарисея: авось не разрешит, дескать, вопроса. В случае, если мне не удастся распутать эту загадочную историю, он будет иметь возможность только ликовать: «Видите, и на Путилина бывает проруха».
Гениальный и благороднейший сыщик тихо рассмеялся.
— Так отчего же тебе бы не отклонить приглашение? Ты ведь не обязан помогать своему московскому коллеге.
Помню, каким огнем загорелись его глаза и с каким удивлением посмотрел он на меня!
— Спасибо за совет. Он странен из твоих уст. Тебе, кажется, пора бы знать, что я всегда принимаю интересный вызов. Не в моих правилах отступать пред какой бы то ни было опасностью.
Он сел за письменный стол и написал шифрованный ответ:
«Советую поторопиться поимкой Петра Великого или его самозванца, иначе поймаю я. Выезжаю. Путилин».
На Московском вокзале нас встретил В.
— Ну, пойман? — были первые слова Путилина.
В. передернуло.
— Смеяться изволите, дорогой Иван Дмитриевич, а мне-с не до смеху.
— Заели небось высшие? Подайте, дескать, нам страшного призрака в двадцать четыре часа, на то вы начальник сыскной полиции. Знакомая штука! Утешьтесь, коллега, меня шпыняют этаким манером не хуже вашего.
Мы сели в коляску. Был поздний вечерний час. Погода отвратительная. Дул порывистый холодный ветер, пахнувший осенью-смертью. Моросил мелкий противный дождь. Сквозь эту сетку мрака и дождя тускло светились унылым красновато-желтым светом керосиновые лампы уличных фонарей. Их колеблющееся пламя, робко мигая, наводило тоску.
— Через Сухаревку! — отдал приказ кучеру Путилин.
Он молчал, зябко поводя плечами.
Вот и она, виновница волнения Москвы, Сухарева башня.
В этой мгле противного осеннего вечера, почти не освещенная уличными фонарями, она казалась какой-то необычайно странной, неуклюжей громадой.
— Бр-р, — услышал я восклицание московского шефа сыскной полиции.
— Вам холодно? — насмешливо спросил его Путилин. — Или… неприятное воспоминание?
— И то, и другое вместе, ваше превосходительство, — ответил тот.
Путилин, когда мы поравнялись с башней, быстро выхватил свой потайной фонарь и направил сильный свет рефлектора на ту башенку, около которой появился загадочный призрак.
— Эта башенка?
— Да, эта, Иван Дмитриевич.
— Скажите, когда вы увидели привидение на крыше башни, каквы поступили?
Разговор происходил в номере гостиницы «Лоскутной», самой лучшей в Москве.
— Я решил немедленно исследовать внутреннее помещение башни.
— И?
— И ничего, буквально ничего не обнаружил.
На следующее утро Путилин сделал несколько визитов. Его приезду страшно обрадовались.
— Сделайте милость, почтеннейший Иван Дмитриевич, распутайте это диковинное дело! Освободите Первопрестольную от страшного призрака!
— Постараюсь, — улыбался великий сыщик.
— А как вы полагаете, трудно это?
— Попробуйте! — отшучивался он.
Он заехал за мной вместе с В., и мы втроем отправились в неведомое для меня путешествие.
— Можно узнать, кудамы едем?
— Отчегоже нет, доктор! Мы будем осматривать Сухареву башню. Надоже мне взглянуть, что такое там творится.
…С чувством жгучего любопытства подошел я к дверям башни, ведущим в ее таинственное нутро.
— Где только не приходится мне бывать с тобой, Иван Дмитриевич! — сказал я Путилину.
— Раскаиваешься или нет? — улыбнулся он. — Ну-с, позвольте мне ключ!
Он взял огромный ключ и, прежде чем сунуть его в замок, внимательно и удивленно-пристально стал разглядывать последний. Мне показалось, что Путилин даже соскоблил что-то с замка.
С тихим протяжным визгом-стоном раскрылась стараяжелезнаядверь. Этот противный визг долго стоял у меня в ушах, отдаваясь тревожно-тоскливо в сердце.
— Ну, пожалуйте, господа! — с дрожью в голосе произнес В. и пошел вперед.
Путилин спокойно захлопнул дверь.
Дзинь — хрипнула дверь.
Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь. Это было необходимо, ибо здесь царила почти могильная тьма. Запах сырости, плесени, какого-то тлена, точно в склепе, стоял в воздухе.
Мы стали подниматься по узкой-узкой каменной лестнице. Несколько раз я спотыкался, а раз чуть не упал — из-под ноги вырвался обрушившийся кирпич.