бращая внимания на остальных, бормоча: — Тонущая рыбка… Тонущая рыбка, больше ничего…
— Не будем забывать, о повелитель, — поспешно вмешался ибн-Шаак, — что в записке с требованием выкупа специально подчеркнуто, что курьеры не должны быть солдатами. Может быть, эти мужчины избраны именно потому, что кажутся непригодными для такой миссии.
— Кажутся непригодными или действительно непригодны?
— Однако повелитель признает предсказание недвусмысленным?
— Признаю предсказание темным.
— Но предыдущие предсказания придают вес каждому слову, о повелитель, — заметил ибн-Шаак, а монах, лихорадочными жестами указывая на страницу в руках писца, требовал переводить дальше.
— Я должен сказать, повелитель, — подтвердил писец, получая возможность читать дальше, — что предыдущие четверостишия предсказывают не только песчаную бурю, но и приглашение сказительницы; и ее похищение, и даже прошлогоднюю снежную метель.
Гарун снова с усилием пожал плечами.
— Все предсказано, да?
— Могу прочесть с начала до конца…
— Не надо, — твердо запретил халиф и вновь задумчиво вздохнул. Как ни противно признаться в душевных предчувствиях, отрицать их тоже не приходится. Необходимо найти отговорку. Пожалуй, анализ подлинности документа поможет подтвердить или опровергнуть предположения и хоть чем-то помочь. Он обратился к дворецкому:
— Отыщи аль-Фальда аль-Набахта, — велел он, имея в виду заведующего отделом рукописей в Академии Мудрости. — Он сумеет кое-что сказать об этом так называемом древнем пророчестве.
Дворецкий еще не успел повернуться, как послышался новый, совсем неожиданный голос:
— Если повелитель правоверных позволит, я со всем почтением… если будет дозволено, могу поделиться своими познаниями на этот счет…
Гарун оглянулся, нахмурившись.
Чернокожий юноша.
— Да простит повелитель мне дерзкие речи, — продолжал мальчик с обезоруживающей искренностью, — я лишь хочу подтвердить верность пророчеств сивиллы.
— Значит, ты с ними знаком? — скептически переспросил халиф.
— В переводе читал.
— В море?
— Я не моряк, о повелитель, — признался юноша, чему Гарун поверил: на остальных не похож, произношение иное, чем у персидских мореплавателей.
— В Академии Мудрости?
— На книжном рынке Сук-аль-Варракин много своих сокровищ, о повелитель, — ответил Зилл. — Халиф всегда будет там самым желанным гостем.
— Знаю Сук-аль-Варракин, — нахмурился Гарун, хоть и не был там много лет, сомневаясь, что вообще найдет это место. — Там ты читал пророчества?
— Из любопытства очень много прочел о них.
— И что из любопытства открыл?
— Многие сивиллины пророчества действительно подтверждены историей, — объявил Зилл. — Скажем, взятие Трои с помощью рукотворного коня, рождение Пророка Иисуса, смерть Александра Великого в Вавилоне…
— Они все это предсказали?
— И многое другое. Предсказанным событиям предшествует, как правило, вестник — комета, рождение гермафродита, песчаная буря…
Монах подскочил к нему, утвердительно кивая.
— Как твое имя, мальчик? — буркнул Гарун.
— Меня зовут Зилл, я прежде служил аль-Аттару, известному тебе купцу.
— Ах да, — молвил халиф двусмысленным тоном, к которому прибегал, когда чье-нибудь имя ничего ему не говорило. — Был у него прислужником на побегушках?
— Да, покорным и на все готовым. Но я больше не раб.
— Теперь ты астролог?
Зилл был одет в другую габу с кометами и звездами.
— Фактически простой переписчик, — скромно признался он. — И рассказчик. Учился на сказках Шехерезады. И с радостью отдам за нее свою жизнь.
— Неужели?
— Ничуть не колеблясь, — подтвердил юноша, в чем Гарун ни на секунду не усомнился. Мальчишка произвел на него впечатление, ничего не скажешь. Он хмыкнул и снова взглянул на шеренгу.
— А остальные моллюски? Тоже при необходимости пожертвуют жизнью?
Шеренга колыхнулась, не дав прямого ответа.
— По-моему, нет, — с отвращением заключил халиф.
— Я уверен, пожертвуют, не ожидая награды, — заверил Зилл.
Тут Касым, до сих пор неодобрительно, но молча слушавший, не удержался от возражения.
— Без награды я делать ничего не буду, — осторожно шепнул он.
Гарун прищурился, и Юсуф поспешил «законопатить пробоину», пока не возникла серьезная опасность.
— Капитан просто хочет сказать, вставил он, — что мы, до того как судьба привела нас сюда, получили необычайно выгодный заказ, и хотя счастливы оказать повелителю правоверных любое содействие, нам необходимы средства на пропитание. Если нас как-нибудь вознаградят за труды, щедрость халифа нас не обидит.
Гарун смерил взглядом нового, неожиданно красноречивого оратора.
— Ты кто — профессиональный толмач?
— Переводчик по необходимости.
— Давно среди «сасанидов»[55]?
— Больше не считаю себя их членом. Хотя свой позор ношу с честью.
— Что же, вор, если по-прежнему жаждешь обогатиться, позволь заверить, я всегда плачу щедро. Тебе даже не снилось такое богатство. Только лучше ничего не требуй. Несмотря ни на какие пророчества, я пока не вижу оснований поручать столь важную миссию шайке ни на что не годных моряков.
— Как я понял, царицу увезли не по морю?
Гарун нахмурился, гадая, не слишком ли много сказал.
— Тебе знать не полагается, — осторожно парировал он, — пока не докажешь, что чего-нибудь стоишь.
— Каждый стоящий сейчас пред твоими очами отлично справляется на земле и на море. Я, к примеру, влезаю на стены, как муха.
— С одной рукой?
— С одной рукой медленнее, но меня это не останавливает.
— Профессиональный прием?
— Унаследованный, о повелитель.
— А другие?
Юсуф поспешил воспользоваться шансом.
— Таук, которого ты видишь, сильнейший из четверых, попал под греческий огонь, пережил нападение леопарда. Маруф, несмотря на увечье, обладает орлиным взглядом, носорожьим рогом и лбом, пробивающим камни. Даниил отличается проворством пантеры, умением задерживать дыхание дольше черепахи. Наш капитан Касым хитрее крысы и зорче морской чайки.
— Настоящий зверинец.
— Вдобавок, о повелитель, нам посчастливилось принять в свои ряды Зилла, с которым халиф уже познакомился, рассказчика, досконально знающего Шехерезаду. А в конце шеренги стоит Исхак, величайший мастер хитрости и маскировки.
Гарун вновь покосился на бритоголового, который как бы заледенел, напрягшись всем телом.
— Мы все, — продолжал Юсуф, — искусны и дееспособны. И все к твоим услугам, готовые сделать все, что прикажешь. За соответствующее вознаграждение.
— Для вора язык у тебя золотой, — усмехнулся Гарун.
— Это лишь один из моих сокровенных талантов, о, повелитель.
Гарун еще раз оглядел выстроившуюся в ряд семерку, нелепо, но, как ни странно, удачно потешную… одобрительно кивавшего монаха… благоразумно молчавшего ибн-Шаака, тайно праздновавшего победу… и прочих — лицемерных дворецких, тупоголовых охранников, услужливого писца… — и выразительно вздохнул. По его мнению, он хорошо справился с ролью — кроме сомнений, никто ничего не заподозрил, — хотя все-таки при всех стараниях не приблизился к решению. Он вовсе не из тех, кто медлит употребить свою власть, но сложность стоявшей перед ним задачи и щекотливые обстоятельства позволяли, к счастью, проявить нерешительность. Гарун оглянулся на дворецкого, собравшегося бежать в Академию Мудрости, и почти виновато тряхнул головой.
— Забудем об аль-Набахте, — приказал халиф. — Направляйся прямо во дворец Сулеймана. Пригласи сюда царя Шахрияра, его дело — принимать решение.
Царь далекого Астрифана принял приглашение Халифа с опаской, потом пришел в замешательство, затем возликовал и наконец удалился в ужасе и смятении. Подходя к Большому аудиенц-залу, он вдруг обнаружил, что похож на старых осыпавшихся скульптурных драконов, фланкирующих врата Царского города: его кости скрипят, в позвонках защемляются нервные окончания, по бокам из подмышек текут длинные струйки пота. Шахрияр задохнулся в прохладном просторном дворце, охваченный от волнения жаром. Царь не знал, какие новости его поджидают, но предвидел новые осложнения, вопросы, которые потребуют мгновенного анализа и решения, и он поспешил стереть с лица всякие признаки страха.
— Пусть царь посмотрит на этих мужчин, — холодно предложил халиф после его прибытия, оглядывая семерых арестованных: не без усилия, ибо не выносил безобразия.
Шахрияр вообразил наихудшее перед ним какие-то сообщники Хамида, которые что-то подслушали и готовы его погубить.
— Мне их рекомендуют в качестве курьеров, готовых доставить выкуп за царицу, — продолжал Гарун презрительным тоном.
Царь Шахрияр опять недоверчиво присмотрелся.
— Их?.. — Похожи на нищих или на моряков, выброшенных штормом на берег.
— Так мне было сказано.
— Это курьеры?
Гарун кивнул с преувеличенной серьезностью.
Царь Шахрияр заморгал, ничего не понимая. Загадка, сон или осуществление самой безумной надежды?..
— Кто же их так уверенно рекомендует? — прохрипел он.
— Весьма авторитетная личность, — с подчеркнутой иронией ответил халиф. — По крайней мере так мне было сказано.
Седовласый монах шагнул вперед, привлекая внимание царя.
— Там написано!.. — неразборчиво зашлепал он побелевшими как мрамор губами, глядя на супруга сказительницы и серьезно размахивая руками. — Семь… семеро… священная семерка…
Царь Шахрияр, слегка задохнувшись, вновь оглядел шеренгу мужчин. Все равно, не похожи они на курьеров. Какой-то мистик, какое-то чудовище…
— Это моряки, — сообщил Гарун. — На суше абсолютно не ориентируются. Их только что из тюрьмы выпустили. Однако присутствующий здесь монах утверждает, будто нам их послала судьба.
…горбун… скелет…
— Предлагаю царю лично расспросить их, — добавил халиф.
…вор, мальчишка, циклоп…
— Да, конечно… — рассеянно пробормотал Шахрияр, перед широко открытыми глазами которого уже прокручивались многочисленные варианты, ибо происходящее действительно казалось волей провидения, как бы нарочно отвечающей его желаниям: семеро моряков, неспособных даже выход из дворца найти, не говоря уж о том, чтобы доставить выкуп в тайное укрытие.