ской доктрин внутри самого церковного учения. "Гамлет остается по существу в рамках традиционного религиозного мировоззрения... Колеблясь между католическим и протестантским верованием, он также нерешительно колеблется между идеалистической и пантеистически-материалистической концепцией мира... Эта религиозная и философская раздвоенность Гамлета есть лишь иная сторона его социальной раздвоенности, и из осложненной раздвоенностью мысли и бьет родник его пессимистического отношения к жизни..." {Там же, с. 94.}
Однако для нас самое важное в работе Фриче - не "социологические" упрощения, с одной стороны, и не отдельные плодотворные догадки - с другой. Основное - это стремление объяснить сущность шекспировского творчества грандиозными историческими сдвигами эпохи, разрушением старого феодального уклада и становлением идущего ему на смену уклада буржуазного. В этом немалая заслуга Фриче, сколь бы спорные выводы из этого положения ни извлекал он сам.
На рубеже 20-30-х годов теории Фриче разделялись многими учеными. Но уже в 1934 г. появилась работа, резко полемическая по отношению к ним. Это была книга А. А. Смирнова "Творчество Шекспира". Отказываясь считать Шекспира выразителем отчаяния старого, сходящего со сцены феодального класса, А. Смирнов видит в нем, напротив, "гуманистического идеолога буржуазии своей эпохи" {Смирнов А. А. Творчество Шекспира. Л., 1934, с. 52.}. Это формулировка достаточно емкая, суммирующая несколько немаловажных положений. Итак, Шекспир связывается с молодым, еще только самоутверждающимся, бьющимся за свое место в истории классом. Отсюда следует, что "тема всего творчества Шекспира - утверждение новой морали и нового мировоззрения, опрокидывавшего все феодальные мировоззренческие нормы и устои", и что сам Шекспир "насквозь оптимистичен, точно так же, как он весь по существу обращен к будущему, а не к прошлому" {Там же, с. 19-20.}. Смирнов подчеркивает своеобразие ренессансного этапа буржуазного сознания, когда оно было способно приподниматься над своей классовой ограниченностью. Он опирается в этой мысли на слова Энгельса: "Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем, чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 346.}. Поднимающийся класс вырабатывает новую гуманистическую мораль, пронизанную революционно-героическим настроением и основанную "не на религиозном авторитете или феодально-правовой традиции, а на свободном самоопределении человека". Для всего шекспировского творчества поэтому характерен "энергетизм и жизнеутверждающий оптимизм" {Смирнов А. А. Указ. соч., с. 55.}.
Откуда же в таком случае шекспировский трагизм, отрицать существование которого, естественно, не может ни один серьезный исследователь? По Смирнову, у Шекспира "никогда трагический конфликт не носит... абстрактно-психологического характера, всегда в основе его лежит конфликт классовый" {Там же, с. 120.}. Причины разлома буржуазного сознания в том, что "буржуазия не осуществила своих обещаний... ибо сразу же, после первых своих побед замкнувшись в своей классовой ограниченности, она, в силу исторической необходимости, необходимости своей противоречивой природы, подменила свои лозунги, вместо лозунга универсальной правды выставив лозунг филистерского лицемерия, вместо лозунга всеобщей свободы - лозунг порабощения стоящих ниже ее классов. И уже в эту древнюю пору лучшие люди из ее рядов, великие гуманисты Ренессанса, ощущали неизбежность этой измены. Они ощущали несоответствие между грандиозностью принятых на себя их классом задач и возможностью их осуществления" {Там же, с. 117.}. Такова историческая сущность кризиса ренессансного гуманизма у Шекспира, получившего особенно напряженное выражение в "Гамлете". Это - наиболее (и несомненно) пессимистическая пьеса Шекспира. Но, продолжает Смирнов, не в этой трагедии нужно искать ключ к определению мировоззрения Шекспира в целом. Пессимизм "Гамлета" - лишь преходящий момент в духовной эволюции драматурга. В других его трагедиях явственно звучат жизнеутверждающие тона. Это особенно очевидно в концовках трагедий.
Так, когда Отелло, "совершая над собой свободный суд своей совести... убивает себя, - он этим утверждает правоту своей веры и умирает победителем над релятивистом Яго. Безысходная мрачность Гамлета преодолена: "Отелло" трагедия оптимистическая". В финале "Короля Лира" "надежда на лучшее будущее не утрачена", а развязка "Макбета" доказывает, что Макбет и его жена - лишь "кровавая рана на теле общества, которое во всех других отношениях... совершенно здорово" {Там же, с. 122, 125, 128.}.
Как видим, оспаривая концепцию Фриче об упадочно-аристократическом пессимизме Шекспира, книга Смирнова не преодолевает самой тенденции накрепко привязывать его творчество к идеологии одного из классов, борющихся за господство в эпоху перехода от феодального средневековья к буржуазному укладу жизни. Уже в середине 30-х годов против этой тенденции выступил В: Кеменов, выдвинувший тезис о народности шекспировского театра {См.: Кеменов В. Шекспир в объятиях социолога. - Литературный критик, 1936, э 1; Он же. Классовый характер и народность в творчестве Шекспира. - Советское искусство, 1936, э 36.}. Что касается непосредственно занимающей нас проблемы трагического у Шекспира, то специально ее разработке В. Кеменов посвятил доклад, прочитанный на торжественном заседании во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей по случаю 330-летия со дня смерти Шекспира и затем опубликованный как статья "О трагическом у Шекспира" в "Шекспировском сборнике. 1947".
При анализе современной Шекспиру исторической обстановки В. Кеменов делает акцент на национальной специфике английского Ренессанса и Своеобразии того его этапа, на котором возник шекспировский театр. Промежуточный период между феодализмом и капитализмом, когда личность уже освободилась от оков средневековья, но не попала еще под гнет буржуазно-капиталистических отношений, не мог длиться долго, утверждает исследователь. Это равновесие неминуемо должно было разрушиться под действием тех же сил, которые привели к его установлению. Деятельность английских гуманистов рубежа XVI-XVII вв., к которым принадлежал и Шекспир, пришлась на то время, "когда свободное от средневековья развитие личности уже стало реальным фактом, а не программой... Поэтому главным, важнейшим вопросом для Шекспира был вопрос об отношении к идеалам гуманизма не средневековых, а новых, бурно развивающихся сил складывающегося буржуазного строя" {См.: Кеменов В. О трагическом у Шекспира. - В кн.: Шекспировский сборник. 1947. М., 1947, с. 130.}.
Для Шекспира свобода индивида означала прежде всего самодеятельную активность, утверждение себя в поступках. И центральной для Шекспира становится проблема последствий этой самостоятельности индивида для общества и самой личности. Суть проблемы В. Кеменов формулирует так: "Каждый из этих свободных индивидуумов, проникнутый односторонним сознанием своей правоты и твердо добивающийся своей цели, сталкивается в этом своем стремлении с различными препятствиями и прежде всего с другими свободными индивидами (столь же твердыми в одностороннем сознании своей правоты), стремящимися со страстью к своим целям... Поэтому утвердить свою правоту в жизни свободный индивид мог лишь путем непризнания свободы и нарушением правоты других индивидов. Это столкновение и образует трагическую коллизию произведений Шекспира, коллизию, в которой, как это заметил уже Гегель, "трагические герои столь же виновны, сколь и невиновны" {Там же, с. 181.}.
Герои Шекспира гибнут чаще всего потому, что нарушают от века сложившийся порядок мира, разрывают связи семейные, родовые, общественные, государственные - в конечном счете природные. Они словно высвобождают и обрушивают на "свою голову грозные стихийные силы, внося диссонанс в ту гармонию вселенной, от вторжения в которую предостерегает у Шекспира Улисс в знаменитом монологе ("Троил и Крессида", I, 3). Иначе поступать они не могут: шекспировские "герои действуют так потому, что такие они есть" {Там же, с. 136.}. Но гибель их неизбежна, и в глубоком проникновении в смысл этой необходимости В. Кеменов видит величайшее достижение шекспировского реализма.
Сами же герои Шекспира не осознают предрешенности своей гибели. Единственное исключение здесь - Гамлет. "Гамлет - единственный трагический герой Шекспира, осознавший свою трагическую обреченность, ее неизбежность, вытекающую не из частных причин, а из основных условий современной ему жизни. Поэтому в "Гамлете" трагедия Шекспира впервые осознает себя как трагедия. Поэтому "Гамлет" - величайшее произведение Шекспира, венец его творчества... в "Гамлете" центр тяжести трагической коллизии перенесен в столкновения во внутреннем мире самого Гамлета, мучительно решающего самые основные и величественные вопросы бытия и человечества и не могущего найти выхода, ибо сама окружающая его жизнь в то время не давала такого выхода. В "Гамлете" выражена трагедия гуманизма Ренессанса... вынужденного на каждом шагу наблюдать... как... расцветающий гармонический человек эпохи Ренессанса становится жертвой не только враждебных ему внешних причин и обстоятельств, но и внутренней эгоистической червоточины, развивающейся в нем самом" {Там же, с. 140.}.
Эта "эгоистическая червоточина" - буржуазный индивидуализм, укреплявшийся в ходе осуществления той самой гуманистической программы, которая требовала полной свободы личности, и возникающий тогда, когда эта свобода понимается как свобода от всяких принципов морали и общественного долга. У Шекспира воплощением такой анархической свободы становится Яго.
Шекспировский трагический реализм, по В. Кеменову, вовсе не означает безнадежного отчаяния. Однако уроки жизнестойкости в его трагедийном театре извлекаются на самом глубинном уровне. "Нам кажется, что в трагедиях Шекспира есть оптимизм, но искать его следует не в благополучии концовок, не в гегелевском примирении противоположностей или в христианском раскаянии героев (которое, кстати сказать, весьма редко встречается у персонажей Шекспира), а в том, как герои его трагедий смотрят сами на себя и на свою деятельность, возвышаясь при этом над собою, своим