— Сколько уже вы идете, Павел Ерофеич? — спросил он.
Коржиков взглянул на часы.
— Вокурат два с половиной часа, товарищ капитан.
— А сколько прошли?
— Думаю, километров семь, товарищ капитан…
— Не годится так, Павел Ерофеич. Давайте остановимся.
Носилки опустили на землю. Спирин оглядел группу, сказал:
— Отведите пленного в сторону.
Бритиков и еще один разведчик увели полицая. Спирин приподнял голову, убедился, что полицай уже не услышит его, и продолжал:
— Чем ближе к фронту, тем идти будет трудней. Значит, мы будем двигаться еще медленнее. А времени у нас нет. Поэтому, Павел Ерофеич, возьми донесение, которое составила Мороз, и иди один. На словах передай полковнику Супруну: на нашем правом фланге сосредотачивается свежая танковая дивизия противника. И второе — дамбы надо взорвать за сутки до нашего наступления. Все остальное сказано в донесении. И помни, с рассветом ты должен быть за линией фронта.
Руки уже плохо слушались капитана. Но он нашел силы, сам достал из сумки донесение и передал Коржикову. Старшина спрятал его под гимнастерку.
— Иди и не оглядывайся, — напутствовал его Спирин. — И даже если по пути узнаешь что-нибудь очень ценное, к нам не возвращайся. Сейчас все самое важное у тебя. Иди.
Коржиков козырнул, потом нагнулся и поцеловал капитана в щеку.
— "Ужом доползу, по запяткам у немцев пройду, а донесение полковнику передам и вас еще встречу, товарищ капитан. А иначе, пусть земля меня больше не носит, — поклялся Коржиков. Потом, подумав, достал из кармана «лимонку» и передал ее капитану.
— Мало ли что, — словно оправдываясь, сказал он и пропал в чаще.
А к Спирину подошел Бритиков.
— Пленный что-то мычит. Может, сказать чего хочет? — доложил он.
— Приведите его сюда.
Полицая привели. Вытащили у него изо рта кляп.
Он судорожно пошевелил онемевшей от напряжения челюстью, глотнул воздух, словно рыба, вытащенная из воды, и уставился на Спирина.
— Говорите, — приказал Спирин. Полицай молчал.
— Hy! — подтолкнул его в бок Бритиков.
— А жизнь мне сохраните? — глухо выдавил полицай.
— Никаких условий! — оборвал его Спирин. — И никаких гарантий. Говорите, что вы хотели сообщить, — Спирин закрыл глаза. Силы уходили, он слабел с каждым словом.
— Вы напрасно идете, — мрачно проговорил полицай.
— Почему?
— Вам не пройти. Когда нашли документы полевой полиции, унтерштурмфюрер Краузе сразу же приказал оцепить весь район. Я не знаю, как вы дошли до нашей деревни, но сегодня унтерштурмфюрер снова приказал прочесать этот лес. Он ждет ваших разведчиков.
Похоже было, что Спирин спросит еще о чем-нибудь. Но капитан молчал. Ему, очевидно, снова стало не по себе. Это поняли все. И тогда допрос продолжил Бритиков. Он опять ткнул полицая в бок и, наступая на него, проговорил сдавленным голосом, явно опасаясь, чтобы его не услышал капитан:
— Говори, куда идти, иудово семя!
— Не знаю, — замотал головой полицай. — Они наверняка оцепят весь участок. И вы везде можете налететь на засаду. И скажете, что я навел вас нарочно. Я не знаю, куда идти.
— У, гады, — с остервенением выдавил из себя Бритиков и снова подступил к полицаю. — Но если ты вздумал пудрить мне мозги, тебе это дорого обойдется.
— Я говорю правду.
— Пить, — простонал вдруг Спирин. Ему поднесли ко рту фляжку. Он сделал несколько
глотков и отвернулся. Глаз он так и не открыл. И Бритиков понял, что надеяться на капитана больше не приходится и надо принимать командование на себя.
— Ну, хоть что-нибудь ты можешь посоветовать? Ты же местный, — обратился он к полицаю.
Полицай ответил не сразу. Огляделся по сторонам, почему-то взглянул на свою накрепко обвязанную веревкой руку, потом сказал:
— Лучше переждать. Они не будут стоять в лесу долго. Уйдут.
— Когда?
— Я не знаю. Может, через день. Может, через два. Бритиков взглянул на капитана, на его осунувшееся
лицо и вздохнул.
— Какой там день. Плетешь, сам не знаешь чего. Некогда нам ждать. Так я говорю, хлопцы? — обратился он к разведчикам.
— Высылай вперед разведку и пошли, — единогласно решили разведчики.
— Я сам вперед пойду. Я все же в их форме, — решил Бритиков. — В меня сразу стрелять не станут. А я уж, если что, сумею дать вам знать, чтоб дальше не ходили.
Так и сделали. Бритиков ушел вперед, а те, кто остался, включая и полицая, подняли носилки с капитаном и пошли следом за ним. Шли молча. Шли не менее часа. И понемногу всем уже начало казаться, что беда, быть может, и миновала. Было маловероятно, что немцы оцепят такой огромный участок леса.
Глава 8
Коржиков быстро оторвался от группы. Прошел еще примерно с километр и неожиданно увидел в просвете между кустами дорогу. Он остановился и залег. Прислушался. И вдруг услыхал слева какой-то неясный шум. Прошло совсем немного времени, и шум превратился в монотонный гул. А еще немного спустя Коржиков понял, что по дороге в его сторону движется колонна. Старшина молнией метнулся из кустов и в несколько прыжков очутился на противоположной обочине. Единственное, что он успел, это взглянуть — появилась уже колонна из-за поворота или нет. На его счастье, колонна двигалась еще где-то за поворотом дороги, и пышные, развесистые кроны деревьев и густо разросшиеся придорожные кусты надежно скрыли его бросок от немцев. Коржиков отошел в глубь леса шагов на тридцать и снова залег. Теперь он сразу почувствовал себя в полной безопасности, в то время как сам неплохо просматривал большой участок дороги. Гул нарастал, и через несколько минут между кустами замелькали машины. Тупорылые «Шкоды» и «бюссинги» везли пехоту. Поначалу Коржиков не заметил, что немалая часть солдат, сидящих на машинах, одеты в черные мундиры. Но потом он разглядел их и понял, что это полицаи. И стало быть, перед ним не воинская часть, а каратели. Колонна между тем неожиданно остановилась. Послышались лающие команды. Солдаты и полицаи посыпались с машин на дорогу. Коржиков понял: начинается облава. И еще он понял, что его самого спасло какое-то чудо. Что именно в тот момент, когда он, повинуясь какому-то неясному желанию, почти порыву, рванулся вперед и буквально под носом у немцев перескочил дорогу, решилась его собственная судьба.
Немцы тем временем растянулись цепью с интервалами шагов в десять и двинулись в лес. У машин осталась немногочисленная охрана и водители. Цепь удалялась. И чем глуше доносились до Коржикова голоса, тем тревожнее сжималось его сердце. Облава волной катилась навстречу его товарищам. А он, связанный по рукам и, по ногам приказом капитана, ничего не мог сделать, чтобы хоть как-нибудь помочь им. Он не мог ни отвлечь немцев на себя, ни предупредить разведчиков, подняв стрельбу. Чувствуя свое полное бессилие, Коржиков до боли сжал зубы и, пятясь, пополз от дороги в глубь леса.
Стрельбы в лесу, оставшемся за дорогой, он не слыхал. Ветер уносил звуки. Да и далеко он уже был от того места, где должен был вспыхнуть, по его расчетам, короткий, но жестокий бой. Последний бой его боевых товарищей. А может, и потому не услыхал он той автоматной перестрелки, что теперь уже отчетливо и с каждым километром все яснее слышал стрельбу, доносившуюся с фронта. А там то и дело ухали орудия.
И все чаще улавливал он теперь гул танков. Он их не видел. Но слух его, отлично натренированный на все звуки и отзвуки войны, точно подсказывал ему, что они где-то рядом. То ли ползут на заправку. То ли, насытившись горючим, выдвигаются к фронту. То ли, совершая маневр, скапливаются на направлении предполагаемого удара.
Как и в прошлый раз, когда они вели к фронту мордастого гауптмана и тощую переводчицу, Коржиков пробирался к фронту гнилым, топким болотом. Только тогда, стараясь поменьше мокнуть, они шли на запад, придерживаясь кромки, выбирая места посуше. А сейчас он лез через самую болотную крепь. Поэтому и не встречал и не видел ничего перед собой, кроме колючего стрелолиста, острого как бритва осота и вымахавшего по жаре в высоту чуть не на сажень камыша. Где позволяла обстановка и ил не засасывал ног, он шел пригнувшись или по горло в воде. На каких-то участках плыл, поднимая с воды уток и заставляя нырять и прятаться водяных крыс. Но чаще полз от кочки к кочке, от коряги к коряге.
Ночь застала его километрах в двух от линии фронта. И хотя соблазн проползти эти два километра побыстрей был велик, Коржиков не спешил. Он знал, что сразу за болотом начнутся овраги, за ними полоса леса, которая приведет его к минному полю, там его встретят, покажут проход, он выползет по нему на мокрую луговину, проползет по ней до самых наших окопов и очутится у своих. И все же преодолеть эти два последних километра было очень непросто. Между болотом и минным полем немцы постоянно держали дозоры. Тут запросто можно было наткнуться на секрет или угодить в какую-нибудь ловушку. Поэтому Коржиков снова залег и весь превратился в слух.
Глава 9
Шютце Краппе, веснушчатый верзила с белесыми, как у теленка, ресницами, которого старший поста выделил сопровождающим группы, то и дело искоса поглядывая на злющую обер-полицайку, сел на вторую повозку. Но Надежду это не устраивало. Краппе мог кое-что знать, а это кое-что вполне могло представлять интерес для разведчиков.
— Сейчас я пересажу его к нам. Угости его сигаретой и завяжи разговор, — сказала она Артуру и поманила пальцем Краппе. — Твое место здесь.
Солдат поспешно выполнил указание и присел на самый краешек повозки рядом с Раммо. После этого Надежда сделала вид, что ей совершенно нет до них обоих никакого дела, и даже отвернулась. А Артур, раз-другой бросив на нее взгляд, достал из кармана пачку сигарет и с самым миролюбивым видом предложил Краппе закурить. Сигареты, добытые Супруном специально для разведчиков на армейском складе, были, естественно, трофейными. Но начинены они были не каким-нибудь тошнотворным эрзацем, а настоящим испанским табаком, легкий аромат которого приятно разливался в воздухе. Краппе по достоинству оценил угощение, с благодарностью посмотрел на Артура и несмело потянулся за сигаретой. Минуту он раскуривал ее, блаженно моргая.