Земля населена. Эта гипотеза находит подтверждение, едва выйдешь на улицу. Подтверждается она также в метро, в театрах, на войне и в совершенно диких местах. Стоит тебе или ему (ну не мне же) упасть в копну с контрагентом или, расположившись на берегу речки, откупорить шампанского бутылку (образно), чтоб побурчать о жизни с Беранже, как тут же появляется некий персонаж и спрашивает: как пройти на Малоярославец, не нужны ли нам часы «Ролекс» по щадящей цене пятьсот рублей или как по-быстрому все-таки обустроить Россию?
Куда спрятаться? Вся суша оконтурена границами притязания. А хотелось бы приязни без границ, раз уж нельзя не общаться. Тотальный (то есть всеобщий и всеобъемлющий) идиотизм масс на ограниченном пространстве радует только исследователей явления (материала много, и затраты на него невелики) да политиков, как вершину эволюции явления. Уничтожение среды обитания и кормовой базы приближает сроки завершения эксперимента под названием «жизнь на Земле». Триумфальной коде мешают неудобья на манер пустынь, гор, приполярных снегов, бесполезных (в силу недостижимости) океанских глубин и некоторые осмысленные сообщества – допустим, Исландия со своими тремя сотнями тысяч жителей, со своими древностями, языком, культурой и парламентом, со своим нобелевским лауреатом в области литературы и единственной втоптанной в землю (и то зубчиками вверх, потому замеченной) пивной пробкой – признаком посещаемости страны.
Или Гренландия.
Или Антарктида.
Антарктида – да! Белое пятно на всех глобусах. Белое – признак чистоты и неведения. Неполного ведения, к счастью, и сегодня. Кое-какая международная мелкая сыпь украшает континент, но вреда от научных исследований пока немного. Антарктида себя защищает. Морозами и ветрами. Людям приходилось (да и теперь случается) проявлять одержимость в освоении континента – качество, которое сочувствующие не без основания назовут героизмом. Страсть преодоления, впрочем, не требует зрителей. Признание узкого круга посвященных и осознанное тщеславие – достаточная награда за порыв.
Двадцатый век – время последних географических открытий. И хотя существование «терра аустралис инкогнита» («неизвестная южная земля») было предсказано Аристотелем еще в четвертом веке до нашей эры, понадобилось чуть не две тысячи лет, чтобы человечество убедилось, что она действительно существует.
Какие имена из детского мира приключений! Вот Магеллан проплывает между Южной Америкой и Огненной Землей. Не она ли Антарктида? Вот сэр Френсис Дрейк случайно обнаруживает пролив южнее Огненной Земли – место соединения Тихого и Атлантического океанов, вот Джеймс Кук пересекает Южный полярный круг, вот Фаддей Беллинсгаузен заплывает дальше Кука и открывает Южные Шетландские острова, вот Дюмон-Дюрвиль обнаруживает новую землю, вот экспедиция Генриха Булля высаживается на континент… А дальше Скотт, Шеклтон, Вильсон, Амундсен, Дригальский, Шарко, Моусон – десятки и сотни бесстрашных исследователей и рисковых охотников за тюленями осваивают Антарктику.
А тут мы… «Не смотаться ли на южный континент?»
Виктор Анатольевич Такнов лежит на койке в маленькой каюте и читает умную книгу. Мама приучила его читать с детства приличных писателей, и он не может отделаться от этой ненужной в среде нынешних сорокалетних привычки. Он лежит под одеялом и удивляет меня. Ему всегда жарко и медленно.
– Пошли на палубу, киты по левому борту.
– Большие? – с интересом спрашивает Такнов.
– Малые полосатики.
– Малые…
– Но для малых полосатиков – большие!
Он улыбается, словно извиняясь за китов, и продолжает читать. Ему всегда надо, чтобы самые большие (если киты) или самые медленные (если черепахи).
– Ты видел черепаху? – спросил он меня на Галапагосских островах. – Самая большая. – В глазах его вспыхивает гордость, будто он ее и вырастил.
– И шустро так ходит.
– Шустро? А должна бы медленно, – замечает Виктор Анатольевич, теряя интерес.
Итак, он лежит в холодной каюте сухогруза Chinook, наскоро переоборудованного под «пассажира», и читает содержательную книгу португальского писателя Сарамаго. Наше жилище лучше остальных, поскольку в нем есть туалет и душ. Правда, в душе нет воды, поскольку трубы проложены вдоль борта и замерзли, а на иллюминаторе толстый слой льда. Команда, которая не выплывала ранее из территориальных вод и знает только по книжкам, что такое плавание в антарктических водах, пребывает в страхе и осторожности.
У капитана Эухенио Олива Бернабе опыт есть, по крайней мере жизненный: ему восемьдесят лет. Но с нами он не общается. Поэтому планов его мы не знаем. Но наши ему известны. Мы, ну самая отважная часть компании, намереваемся заброситься вертолетом на какую ни попадя антарктическую гору и спуститься на досках по антарктическому снегу.
Если это произойдет – будет первый, следовательно чемпионский, заезд в истории ледового континента.
Планы группы внушают дополнительный страх нашим хозяевам. Мы и они надеемся на Антарктиду. Мы – что она будет благосклонна и разрешит вертолету сесть на самодельную площадку на борту, взлететь, сесть на горе, еще раз взлететь, подобрать безумцев и вернуть их на корабль. Они – что погода не позволит нам сделать ничего.
Полярные исследователи в прошлом вели дневники, которые помогали восстановить картину прожитого. Предлагаю вашему вниманию выдержки из малохудожественного текста.
…Ушуайя – столица Огненной Земли, аргентинской ее части. Везде надписи Fin del mundo – конец света. Выглядит привлекательно. Светит солнце, все ходят в майках. В харчевнях – очаги, отгороженные стеклом от зала. У огня – бараньи туши. Сбоку. Готовятся на тепле от костра.
Выяснили, что корабль стоит не в Ушуайя, а в аргентинском Пунта-Аренас и туда надо лететь самолетом. Posible – «возможно, завтра». Ну, послезавтра.
…Идем Магеллановым проливом к океану. Дождь, ветер, низкие облака. В проливе Бигля летают буревестники. Все серо-черное. По берегам – сопки, горы, ледники.
…По прогнозам, идти до антарктических островов – четверо или пять суток. Впрочем, как все у чилийцев, приблизительно.
…Команда вышла на палубу, чтобы не пропустить выход в океан и мыс Горн. Мыс Горн – легенда мореплавателей. Крайняя южная точка Америки. Все моряки, идущие из Тихого в Атлантический океан (или наоборот), проходят ревущими шестидесятыми широтами мимо мыса Горн – невысокой, с зазубриной, скалы.
По морскому обычаю, если ты прошел мыс, имеешь право вдеть в ухо серьгу. Не знаю, правда, в какое.
…Пятый день плавания. На палубе – Анатолий Иванов, инструктор и мастер подводного плавания. Он собирается нырнуть в Антарктиде, среди льдов. Среди льдов ему не удастся: погода и нежелание команды рисковать не позволят ему увидеть айсберг под водой, но в прибрежных водах у станции «Беллинсгаузен» он все-таки нырнет.
Он стоит с трубочкой и смотрит в бинокль.
– Вы думаете, там земля?
– Облако, похоже…
– Да, облако. Землю обещали к вечеру.
…Днем появился первый айсберг. Сквозь тучи пробилось солнце и осветило льдину, на которой расположилась небольшая колония пингвинов. Олег Цветков в цветной панаме, с фотоаппаратом обращается к обществу:
– Я знаю, кто мы: команда по снижению статуса Антарктиды как труднодоступного места.
– Сними панаму, – говорит ему Дима Круглов, – не провоцируй погоду.
Олег панаму не снял, и через час задул сильный ветер. Однако пролив Дрейка мы уже проползли. Появились низкие и темные антарктические острова. Справа – Вильямс, слева – Кинг-Джордж.
…Ночью вошли в залив Potter Сove – тихое место с голубым льдом по высоким берегам и горой, напоминающей гигантскую, слегка приплюснутую сверху шахматную ладью. Под горой десяток домиков красного цвета – аргентинская база.
Первый помощник Гастон Риверас Корте объяснил, что мы укрылись от ветра и теперь пойдем в другой залив, где базы Чили, Китая и российская станция «Беллинсгаузен». Там – взлетно- посадочная полоса и вертолет.
– Когда полетим на гору?
– Посибле маньяна.
– Ну да.
Через два часа Chinook бросил якорь.
В бинокль видно красный вертолет на плоскогорье, возвышающемся над островом. Правее на вершинке аккуратная деревянная церковь, привезенная по бревнам из России. Ниже – красный поселок нашей базы «Беллинсгаузен». На бесснежном берегу – сарай с лодкой и небольшая самоходная баржа «Амдерма». Слева – разноцветные домики чилийцев.
Трое из команды снарядили лодку и пошли к берегу договариваться о вертолетах. Вскоре вертолет поднялся, пролетел над кораблем. Пилот посмотрел на самодельную посадочную площадку да и улетел себе прочь.
От русской станции отошла лодка. Мы стали ей махать. Нам махнули в ответ. Вернулись чилийцы. Завели машины – и пошел Chinook со всеми посетителями суровым морем к острову Ливингстон, куда утром предполагалось прислать (кем-то) вертушку, чтобы скатиться на сноуборде с горы.
…Сорок миль шли четыре часа вдоль туманно-серых берегов и в темноте бросили якорь у острова Половины Луны в заливе Луны. Сначала стояли на внешней стороне серпа, потом ветер переменился – и перебрались на внутреннюю, однако и здесь не задержались, потому что ледяной ветер разгулялся баллов до пяти и оставаться у острова команда боялась.
В полночь мы двинулись против ветра к тому же острову Кинг-Джордж, откуда ушли накануне.
Корабль скрипел и дрожал. Временами машина не выгребала, и корабль при полном ходе просто стоял на месте. Удары волн сотрясали корпус. Все, что могло свалиться с полок, свалилось. Путешественники притихли. Статус труднодоступного места Антарктида восстановила без труда.
Часа в четыре ночи мы проползли в пугающей близости от айсберга. Насколько это было опасно – стало понятно на следующий день, когда ребята от безделья затеяли играть в футбол в трюме. Там не было ни одной водонепроницаемой переборки! На машинной палубе их тоже не было. Любое касание льдины заливает машину и трюм, и даже если предположить, что судно не теряет плавучесть, – оно наверняка теряет ход, и ветром его уносит либо в океан, либо на скалы…