В этой акватории с конца января по середину апреля бурлит китовая жизнь. Здесь они спариваются, и сюда же через год самки приходят рожать. Местные киты привыкли к людям. Выгуливая малышей величиной с троллейбус (ну, чуть потоньше), они знакомят их с миром. Поскольку мексиканцы их оберегают и любят, не чинят им зла и не таят опасности, киты подплывают к лодкам (которые могут находиться в специально отведенной зоне не более сорока минут, чтобы не докучать хозяевам, и двигаться на малом ходу). Дети, проявляя любопытство, высовывают головы из воды. Их можно трогать, гладить и почесывать. Не надо лишь касаться носа, глаз и хвоста – чувствительных зон. Мамы плавают рядом в полном спокойствии. В апреле киты начинают мигрировать на север. Первыми уходят самцы. Спустя недели две лагуну Сан-Игнасио покидают прописанные здесь мамы с детьми. Но залив не пустеет. Идущие с юга горбачи заходят отдохнуть и поесть любимый планктон.
Эти тоже не бегают от лодок, но ведут себя сдержанней. Ныряют себе и всплывают метрах в десяти от тебя, иной раз выпрыгнут от молодой удали, иной раз покажут хвост, приветствуя маленького, хрупкого, но, как им кажется, безопасного человека, разумного в нашем случае, понимающего, что он часть большого мира, человека, который едет за тридевять земель, чтобы насладиться своей причастностью к Природе.
Всего лишь…
(10)Лагуна Сан-Игнасио (Мексика), Одесса, 42‐й километр Казанской дороги, Москва, Бодбисхеви (Кахетия), Пеннабилли (Италия)
(10)
Хвост кита
А есть места, где киты подплывают к лодке сами и их даже можно потрогать руками
Посланник ангела в Одессе
– Слушай, потрясающая история: привезли мальчика из Чечни. Первое время он рисовал черное небо и танки, а через месяц нарисовал солнце и цветы. Это что-то значит?
Зеркало дружбы. Герасимовы
Безответная любовь – это бывает, а безответной дружбы нет. Ушедшие из жизни мои друзья – все со мной
Превентивная венерология
Пообещав поговорить со Жванецким и не отказавшись от бутылочки из-под физраствора со спиртом, я отправился на переговоры
Миша в Бодбисхеви
Миша Чавчавадзе – одно из дорогих моих жизненных обретений. Он – лучший человек. Это порода такая – лучший человек
Марина Мстиславовна, Любовь Андреевна и «В. Ш.»
Она жила с мужем и дочерью в Париже, время от времени приезжая в Москву на Чистые пруды играть в театре и репетировать
Амаркорд (я вспоминаю)
Основатель придуманных им садов и музеев. Изобретатель певчих птиц; туманов с прорастающими сквозь них деревьями и полупрозрачными лошадьми; долин, покрытых листьями травы Мадонны и белым лебединым пухом
Посланник ангела в Одессе
Он не укладывается в текст – Борис Давыдович Литвак. Он выпрыгивает из строки, теснится в слове, он невыносимо объемен, мобилен и целеустремлен. Его страстность и азарт вызывают у окружающих бессильную улыбку, в которой ни капли иронии. Потому что его друзья, а половина родной Одессы его друзья или ученики, не могут соперничать с этим семидесятилетним (ох, не подделал ли он документы в бурной молодости?) пацаном в убеждении, что единственное предназначение человека – делать добро другим.
– Это ты сам такое придумал? Ты же переодетый профессор.
Профессор ты, Боречка, ты академик и президент человеческих душ. Потому что ты о них заботишься, а они избирают тебя с твоими помощниками как пункт спасения последней надежды. После того как везде от них отказались, детей приводят в «Центр» к ангелу. Или сразу приводят. Там не отказывают никому.
– Слушай, потрясающая история: привезли мальчика из Чечни. Первое время он рисовал черное небо и танки, а через месяц нарисовал солнце и цветы. Это что-то значит? Особенно если учесть, что он сам начал ходить. Знаешь, сколько детей получили у нас помощь? Совершенно бесплатно.
Знаю. Более восьми тысяч ребятишек из Украины, России, Узбекистана, Казахстана, Югославии, Чечни… К восьми тысячам детей прибавьте шестнадцать тысяч родителей, тысяч тридцать бабушек и дедушек, тысячи братьев, сестер, друзей – и вы получите приблизительное число несчастных и благодарных людей. Многим из них Литвак вернул надежду на покой. Не один, разумеется. Не знаю, есть ли где в мире лечебное заведение, подобное тому, что в трудные, мертвые для строительства времена выросло на наших глазах в Одессе на Пушкинской улице, со своим выставочным залом, кукольным театром (который курирует Резо Габриадзе), обычным театром, крытыми спортивными площадками для мальчишек и девчонок с ограниченной подвижностью, с потрясающей диагностикой и оборудованием для страдающих ДЦП.
Официальное название этого чуда «Центр реабилитации детей-инвалидов одесского областного фонда “Будущее”. Но таблички у входа нет, чтобы не травмировать посетителей словом «инвалид». На угловом эркере огромный ангел, которого в дар Центру вылепил одесский скульптор, «чудесный хлопец» Миша Рева. Ангел покрыт сусальным золотом, подаренным другим «чудесным хлопцем», нью-йоркским скульптором Эрнстом Неизвестным.
Девочка Катя, облаченная в голубой костюмчик вроде высотного пилотского скафандра, только с резинками вместо трубок, держа в руках два длинных посоха, преодолевала круг за кругом пространство большого светлого зала. А в центре его находилось препятствие – обычный чуть выгнутый мостиком гимнастический мат. Красивое личико Кати было искажено взрослой сосредоточенностью, но ее мало волновало, как она выглядит со стороны. Она не обращала внимания ни на замершую у двери маму, ни на обаятельную докторшу, ни на меня. У Кати была высокая и сложная цель – сделать следующий шаг после предыдущего. Она двигалась по определенной ей орбите, как маленькая, несовершенная пока в своем движении Земля. Такая же сложная, необходимая природе и прекрасная.
Девочка боролась за свое право нормально жить. Нормально – это как мы всего лишь. Только она эту норму заработает, завоюет, обретет и будет ее ценить в себе и других. А мы получили в дар и потому ведем себя безрассудными транжирами. Не все, не все…
Вот Борис Давыдович… Он тоже, впрочем, накручивал круги, зарабатывая, завоевывая и обретая. Как Катя. Только с координацией у него был полный порядок, и на своих шустрых с естественным изгибом ногах он двигался быстро по полю жизни с мячом и без мяча. Он был хорошим футболистом и неплохим учеником до четвертого класса включительно. Между неоконченным начальным и завершенным высшим образованием у него было много дел. Он помогал своей маме – рабочей завода «Кинап» – выживать, потом выживал сам, таская микрофон на Черноморской кинофабрике, работая слесарем на мамином заводе, служа в армии, откуда его не хотели отпускать потому, что таких левых полусредних и в классе «А» было немного. Вернувшись на завод, Боречка по купленному (или подаренному) аттестату зрелости, которая наступила у него рано и в государственном подтверждении не нуждалась, поступил в институт и блестяще окончил его. Став дипломированным специалистом, он возглавил кафедру физвоспитания в техникуме и затем Одесскую детскую юношескую спортшколу № 2, где пребывает директором до сих пор.
На этой контурной карте жизни Бориса Давыдовича Литвака не читаются рельеф, высоты и впадины, бурные пороги и широкие разливы, однако схема жизни его, скупо и бедно представленная вам, дает понять, что, во‐первых, до достижения им шестидесяти лет он никаким образом не был связан с идеей создания уникального лечебного учреждения и, во‐вторых, будучи идеалистом, свято верил в возможность построения справедливого общества.
Ну что вы тянете руку, читатель? Купленный аттестат зрелости – это даже не для Одессы криминалом не считалось. Всё, садитесь! Что это за тип Борис Давыдович? Уникальный это тип. И лучший человек.
Термин «лучший человек» я впервые употребил применительно к моему другу Мише Чавчавадзе (художнику, глубочайшей и нежнейшей личности), который осиротил мою дружбу. «Лучший» – это не сравнительная степень, а класс людей. Лучшим был Миша, был великий детский хирург Вячеслав Францев, украинская крестьянка художница Мария Примаченко, Андрей Дмитриевич Сахаров… По моим меркам, Боречка тоже лучший, дай ему бог здоровья. Хотите – «из лучших». Если ревнуете к слову. Он невероятно живой, что особенно бросается в глаза, и честный боец.
Не помню, когда в последний раз вы читали заявление о выходе из КПСС. Чаще из партии выбывали тихо или с рекламным треском, что в равной степени демонстрировало рудимент испуга. Итак:
«В первичную п/о Жовтневого района от чл. КПСС Литвака Б.Д.
Настоящим заявляю о выходе из КПСС.
Я в партии 40 лет и полностью разделяю ответственность за все, что делалось при мне, чаще без меня, но как-то от моего имени. Я вступил в партию в 19 лет, ибо меня, слесаря завода «Кинап», люди, которых я уважал и которым доверял, научили, что званием коммуниста нужно гордиться. 18 лет работы на заводе, 14 лет в техникуме преподавателем, 15 лет работы в ДЮСШ‐2 не давали мне оснований для стыда. Стыдиться, однако, мне приходилось, и не раз, за принадлежность к КПСС. Но я считал, что зло исходит от людей, а сама партия, ее цели и задачи чисты и священны. Я был счастлив, когда партия выступила инициатором перестройки.
Однако по мере развития событий я не раз спрашивал себя, не пора ли оставить партию, которая все больше и больше становилась тормозом на пути демократических процессов. Я не мог решить, что более стыдно для меня как для человека и для мужчины. Стыдно было выходить и стыдно было оставаться. Я был верен идеалам своей юности, в которой меня научили не трусить и не предавать.
Но теперь дело обстоит иначе. Я не предавал партию – она предала меня, она предала меня, как предала своего генерального секретаря, трусливо отмалчиваясь трое суток, гласно или негласно поддерживая шайку путчистов, всем составом хунты входящей в ЦК КПСС.