руктах, и тоже оказался на земле. Случившиеся рядом гренадеры мгновенно подхватили окорок и исчезли в переулке под ругань любителя компотов. Капитан не смог остановить новых обладателей окорока, хоть и сам был не прочь получить свою долю. При этой мысли д’Эрбини улыбнулся, а встревоженный мажордом спросил:
— Вы ведь защитите наш дом?
— Надеюсь, ты хотел сказать: место моего расположения?
— Разумеется, это ваш дом и ваших солдат.
— Хорошо. Только вначале мы все осмотрим от подвалов до крыши. Сержант Мартинон! Расставить часовых у ворот!
— Это будет не так просто, господин капитан, — и сержант показал на соседний дом, где устраивались на постой драгуны.
Через окна светло-зеленого деревянного дома солдаты передавали друг другу столы, стулья, посуду.
— А это еще что такое? — воскликнул вдруг капитан, хватаясь левой рукой за саблю.
По улице, словно привидения, с вилами в руках шли заросшие, бородатые люди в обмотках и лаптях. Д’Эрбини взглянул на мажордома, который нервно разминал пальцы:
— Кто это, по-вашему?
— Да, как вам сказать…
— Каторжники? Сумасшедшие?
— И те, и другие.
В тот день на улицах Москвы Себастьян Рок не раз видел толпы людей, которых жандармы разгоняли с помощью прикладов. Но вот коляска съехала на узкую улочку и сбавила ход. Откуда ни возьмись мужик с черным щетинистым подбородком и бешеными глазами, горящими между прядями длинных свалявшихся волос. Он подскочил к коляске, в которой сидел Себастьян, и мертвой хваткой вцепился ему в руку. Маскеле и попутчики пытались освободить руку Себастьяна и, чем ни попадя, колотили нападавшего по голове. Жандармам не оставалось ничего другого, кроме как сбить его с ног ударом приклада. Мужик с окровавленной головой упал навзничь, но тут же вскочил и бросился к остановившейся коляске. Но лошади уже тронулись с места и свалили русского наземь. Коляска, наехав на тело, подскочила, послышался хруст костей и резко оборвавшийся жуткий вопль.
На обочине дороги прямо на земле сидели десятки таких же бродяг, и от их страшной внешности становилось не по себе. Все происходило у них на глазах, но ничего, кроме тупого равнодушия, невозможно было уловить на их лицах. Вчерашние узники приобрели не только свободу, но и приличные запасы водки, от которой пребывали в полнейшем оцепенении. Эти несчастные и глазом не моргнули, когда их собрат отдал Богу душу на грязной мостовой.
Себастьян был бледен, как полотно, его бросало то в жар, то в холод, а зубы выбивали барабанную дробь. Опустив глаза, он поглаживал покусанную руку.
— Настоящий каннибал, этот сумасшедший, — попытался шутить повар. — Тебе повезло, а ведь мог отхватить руку по самый локоть.
— Зверье, а не люди, — философски обобщил дворецкий, подняв вверх палец.
То, что всем остальным показалось безобидным, хоть и неприятным эпизодом, по-настоящему испугало молодого человека. Себастьян ко всему стал относиться с опаской, особенно после того, как барон Фен поручил ему оборудовать в Кремле канцелярию, и для этого пришлось временно покинуть императорское окружение. Угроза нависла над всей армией. Уйти из жизни молодым? Кому нужна такая слава, если ты не можешь ею воспользоваться? То ли дело опера! Был бы у него голос. Черт возьми! Себастьяну хотелось заранее знать поры года своей жизни. Зима представлялась ему юностью, когда человек живет в предвкушении весны, прилива новых сил и энергии. Героизм его вовсе не прельщал. Да и где эти герои? Офицеры только и думают о продвижении по службе. Не по своей воле очутились в России все эти люди. Многие одели военную форму из-за куска хлеба. С зерном во Франции дела неважные. Беднякам стали давать рис. А кого это обрадует? Кругом воруют. Безработные умирают с голоду. В Руане продается хлеб из гороховой муки, а в Париже император тратит огромные суммы на то, чтобы удержать цену на хлеб в шестнадцать су за четыре фунта. Боится, чтобы люди не взбунтовались. Проходимцы спекулируют зерном и наживаются на людском горе. Куда девались те оптимисты, которые всех убеждали, что война будет короткой и в июле Великая Армия войдет в Петербург? Солдаты устали и сами себе желают поражения, лишь бы унести ноги домой. Теперь хоть отыграются на Москве.
Вереница повозок въехала, наконец, в огромные ворога крепости. Кругом суетились военные, таскавшие мебель. Внутри крепостных стен Кремль являл собой причудливое сочетание различных стилей и эпох, церквей и колоколен, увенчанных золочеными куполами, величественных дворцов, казарм. Был тут и арсенал, где только что обнаружили сорок тысяч английских, австрийских и русских ружей, сотню пушек, сабли, копья, средневековое оружие, трофеи, отнятые когда-то у турок и персов. Кое-что из этих трофеев солдаты примеряли на себя у биваков на большой площади.
Префект Боссе прибыл в Кремль раньше своих людей и теперь, стоя на каменной лестнице в фасадной части дворца, с важным видом отдавал распоряжения: «Господа из личной службы его величества? Следуйте за мной!» Он легко взбежал по лестнице, построенной на венецианский манер, и оказался на просторной галерее, откуда вся Москва была видна, как на ладони.
В царских апартаментах на наружных застекленных дверях не было ни портьер, ни ставень. Себастьян Рок, повар Маскеле, слуги и обойщики с трепетом вошли в будущую обитель императора, предусмотрительно сняв головные уборы. За длинной приемной, разделенной пополам колоннами, находилась спальня — просторная прямоугольная комната с видом на Москву-реку и роскошной кроватью под балдахином. На стенах лепные орнаменты со снятой позолотой, старые итальянские и французские картины. В камине лежали дрова. Все часы — стенные, каминные, настольные — исправно шли.
— Господа слуги разместятся в соседней комнате, вот здесь, слева. Перегородка очень тонкая, и его величеству не придется повышать голос, чтобы вас вызвать.
— А секретари? — спросил Себастьян.
— Для них надо бы подготовить место в смежной комнате, но пока мебелью обставлены лишь царские покои. Так что вы должны сами о себе позаботиться.
Секретари привыкли ко всему. Спали прямо на земле, под открытым небом, на лестницах, в прихожих, в сараях — где попало. И всегда одетые, всегда готовые к работе.
— А где будет кухня?
— В подвале, полагаю.
— Император терпеть не может остывшей пищи, — заметил повар. — Пока я буду носиться по этим этажам и бесконечным коридорам, фрикасе задубеет, и он мне в морду запустит этим блюдом.
— Господин Маскеле, надо найти какой-то выход. Царь Александр тоже не ест остывших блюд.
И пошла суета. Себастьян раздобыл себе стол, Маскеле — плиту. Кто-то притащил волчьи шкуры, чтобы устроить из них постель на паркете. По указанию Боссе со стен сняли портреты царя и членов его семьи, которые могли испортить настроение императору. Несколько ротозеев молча стояли в галерее и рассматривали белые мраморные статуи у дворца Пашкова.
Кто-то из слуг подбежал к Боссе и радостно сообщил:
— Господин префект, гренадеры сказали мне, что в подвалах нашли много мебели.
— Так чего же вы ждете? — спросил Боссе.
— Пойдем! — предложил Маскеле Себастьяну. — Там вы, наверняка, подберете себе шикарный стол.
Не теряя времени, Рок, повар и слуги быстро зашагали по коридору, то и дело встречая гренадеров. Некоторые дежурили у пустых комнат, другие играли в карты, устроившись вокруг барабана, а один усач надел свою медвежью шапку на мраморную голову какой-то богини и, облапив статую, пьяно бормотал: «Все жалованье, все отдам тому, кто мне найдет настоящую россиянку!»
Присутствие старых вояк, которые не раз и не два побывали в аду жарких сражений, успокаивало Себастьяна. Однако, где же эти подвалы? Они спустились по парадной лестнице, обошли десятки пустых комнат, коридоров, спрашивали у других солдат, которые ничем не могли помочь, и, наконец, нашли какую-то узкую темную лестницу, которая вывела их в огромные сводчатые помещения. Там было так темно, что один из сопровождавших их гренадеров отправился за факелами. От стен и от пола тянуто сыростью. Поиски продолжили при зажженных факелах, но их света едва хватало, чтобы разогнать мрак подвалов. В полутьме то справа, то слева открывались какие-то проходы, но куда они вели, не знал никто. Как бы не заблудиться и не потерять дорогу назад… От дыма слезились глаза. На сводах и колоннах плясали гротескные тени: из-за шинели с высоко поднятым воротом тень Себастьяна походила на вампира, и в эти минуты он готов был испугаться самого себя.
— Там что-то есть, — сказал гренадер.
— Какие-то ящики…
— Посветите мне здесь, но только не так близко, а то вдруг там боеприпасы, — начал командовать Маскеле. — Гренадер, вскройте штыком этот ящик.
Крышка с треском отлетела. Повар смело сунул руку в ящик и достал оттуда щепотку какого-то порошка.
— Поднимите выше факел, чтобы разглядеть, что это такое.
— Не стоит, — ответил гренадер, — я уже все понял.
— А я ничего не понял.
— У вас что, носа нет? Это же нюхательный табак.
— Вот те раз! — удивился кто-то из слуг.
— Так оно и есть, — согласился повар, поднося к носу понюшку табака.
Не прошло и минуты, как его разобрал могучий чих, от которого едва не погас факел в руке гренадера.
Ящики с табаком были сложены в штабель, и их количество впечатляло. Рок и Маскеле хотели продолжить поиски, и потому поторапливали гренадеров и слуг, которые деловито наполняли карманы табаком. Чуть дальше повар обнаружил сваленные в кучу тюки с шерстью и множество бочонков с анисом. Попробовав его, Маскеле скривился:
— На кой черт мне такая приправа! Пусть русские варвары подавятся этим анисом! Если я сварю императору макароны с анисом, он с меня семь шкур спустит.
— Послушайте, вот здесь ваша мебель, — позвал гренадер из соседнего зала.
Чего там только не было! Комоды, кресла, кровати… Выбирай, что хочешь, только не зевай! Себастьян присмотрел себе письменный столик с откидной крышкой. За ним было бы очень удобно на лету записывать ключевые слова писем императора. Но чтобы добраться до этого столика, надо было отодвинуть массивный шкаф, проложить путь между сундуками, ларями и табуретами.