нимают, что так дальше нельзя. Все — с первого до четвертого…
Днем Ромка съездил к пастухам за десять километров на чистый луговой остров. Договорился купить сенца, поужинал и к ночи вновь караулил Ефремов участок. Несколько раз бросался в погоню, однако безрезультатно. Браконьер на Волге наивысшей квалификации: икру держит в резиновом мешке, привязанном к лодке. Увидел инспектора — чирк веревочку ножичком, мешочек на дно, и: «Здрасьте пожалуйста! Мы с другом решили проветриться — ночь-то какая! Одно удовольствие погулять! Компанию не составите? Жаль! Рады были познакомиться! Всего наилучшего!» Не пойман — известно — не вор.
У одной лодки в пылу отступления заглох мотор, но браконьеры — их было трое — успели подойти к берегу на веслах и бежали, прихватив добычу.
— Тьфу, мать честная, — выругался, осмотрев лодку, Роман. — Чисто сработано. Ни икринки, ни хрена… Ладно, мужики, ваша взяла! — признал инспектор, — Выходи, что ль, покурим.
— Шмак?
— Ну.
Вышли двое. Молодой показался Ромке знакомым.
— Никак, встречались?
— Ну!
— Шибаев?
— Он самый.
— Здоро́во живешь. — Роман вспомнил, что этот парень имел некогда виды, и значительные, на Антонину.
— Здоро́во.
— А это батя твой, что ли?
— Ну.
— Вместе, стало быть, промышляете?
— Ну! — мужики гоготнули.
— Есть, что ль, вам нечего? Да вы и есть-то ее не станете… Иль денег нет? Мотоцикл-то, поди, с коляской?
Молодой усмехнулся и назидательно, с издевкою сообщил:
— Машина у нас!
— Ну вот! И сколько еще можно хапать?
— Ладно тебе! — сердито бросил папаша. — Все воруют! Кто больше, кто меньше, а тащат. И повсюду так. Сами-то вы больно чистые! Ты-то, бог с тобой, ни себе, ни людям, а другие?
— Кто, что другие?
— Инспекторы твои, вот кто! «Рыбнадзор — первый вор», слыхивал?
— Да, — согласился Шмаков, — бывает.
— «Бывает»!.. Да все вы!..
— Ну эт зря, эт ты перегибаешь. Тимофеева Юрку знал?
— Хороший был человек, — искренне согласился Шибаев-старший. — Хороший, царство ему небесное. — Развел руками.
— Семка Орлов?..
— Тоже ничего, — признал папаша, — да больно шустер. Скоро, видать, за Юркой отправится.
— Ну, эт мы посмотрим, — между прочим сказал инспектор. — Он вперед или, например, ты.
— Посмотрим, — не обижаясь, снисходительно согласился папаша.
— А Яшка Кузьмин?
— Это еще откуда?
— Ниже нас километров на пятьдесят.
— Не знаю.
— Что ты! Извел всех стервецов начисто! Я имею в виду, конечно, вашего брата…
— Догадываюсь.
— Ага. Приезжаем отчитываться, а он на бобах! Начальство скажет: мышей не ловишь! Ну мы Яшке и подсобили: кто сетенку, кто бредешок, кто старую лодку — мало-мало набрали.
— Не знаю.
— А Ефрема вашего взять?
— Ну! — презрительно отмахнулся Шибаев-старший.
— А что — хороший мужик!
— Мужик — ничего, а инспектор…
— Значит, не убедил я тебя?
— Куда там…
— Ну ладно. Был я тут на совещании по рыбной охране, мы там промежду собой откровенно беседовали. Скажу честно: попадаются всякие. Один, например, из-под Москвы, с Можайского водохранилища, рассказывал, будто там все инспектора только и занимаются, что ловят для себя и своего начальства. Врет ведь, сволочь! Подлость свою оправдывает! Помню, хвастался еще, что сеть приобрел морскую: десять на триста пятьдесят метров! А того, дурак, не понимает, что сеть эту без сейнера ему из воды не вытащить! Во до чего жадность человека доводит!
— А какая там рыба?
— Судак, лещ… В основном судак, кажется, а что?
— Крупный?
— Вроде не очень.
— Ну и хрен с ним.
— Как хрен? Не хрен! Потом этому мужику морду набили.
— Ты?
— Не, один там, с Печоры, опередил.
— А у него что за рыба?
— У него семга.
— Крупная?
— Эта — крупная. С красной икрой, может, слыхал? У нашей черная, а у той красная.
— Знаю, — кивнул старший Шибаев. — Тоже хорошая вещь. Как ее там добывают-то — перетягами?
— Не, в основном лучат и острогой бьют.
— У нас лученье не очень подходит.
— А на мелких-то местах… — возразил молодой.
— Эта да, — признал старший. — Есть любители. Только что там лучить, вона где рыбка. — И указал на фарватер, помеченный бакенами.
— Третий-то ваш икорку понес?
— А ты как думал? — победно усмехнулся папаша.
— Молодцы. — Шмаков зевнул.
— Не получается ничего, инспектор?
— Получается. Да очень туго, — признался Шмаков.
— Бесполезная твоя работа: воюешь, воюешь, а толку — шиш.
— Не скажи.
— Вот те и не скажи! Друга-то своего видел?
— Какого?
— А которого на «курсы повышения квалификации» отправлял.
— Федьку, что ли? Рузаева?
— Ага. Выпустили его. Говорят, хорошо себя вел, исправился, вот и выпустили. Сейчас здесь околачивается. Заезжал вчера, тебя ласковым словом вспоминал, очень встретиться хочет.
— Значит, выпустили…
— Ага.
— Ну и бог с ним, раз выпустили, — Роман снова зевнул. — Стало быть, вы что — гуляли? К знакомым ездили?
— Угадал!
— От меня не удирали, плыли себе и плыли — так?
— Так.
— И сигналов моих не видели…
— Эт само собой.
— Все правильно, — согласился Роман.
— Как же — грамотные! — подтвердил папаша довольно, хотя и с некоторым смущением.
— Ну, а если бы я за вами на берег пошел?
— Чего-нибудь сообразили бы, — словно извиняясь, ответил папаша.
Молодой ухмыльнулся: очевидно, именно ему доверялась главная роль в «соображении».
— Молодцы. Ну, бывайте, — попрощался инспектор, — поеду. Сил нет, как спать охота, а еще столько делов!
— Будь здоров. Лови их, браконьеров, злодеев-то окаянных!
— Придется.
— Антонине мой личный поклон, — Шибаев-младший поклонился в пояс.
— Да, — беззлобно присоединился папаша, — жалко бабенку, красивая. — И, обращаясь к инспектору: — Чего она в тебе нашла?! Кроме упрямства, ни черта за душой нет. Сейчас бы на «Москвиче» каталась — как хорошо!
— За поклон благодарствую, обязательно передам.
— А ты не горюй! — Шибаев-старший хлопнул по плечу сына и кивнул в сторону Шмакова: — У них работа какая? Ездят, ездят, а однажды и… Так что не расстраивайся, еще покатаешь Тоньку-то, вдовы — народ покладистый!
Роман усмехнулся, но промолчал.
В условленном месте встретились с Ефремом. Подбили бабки — негусто. Потом Ромка съездил к пастухом и на обратном пути винтом зацепил сеть.
Сначала инспектора бросило вперед, потом лодку потянуло назад и под воду. Шмаков опрокинулся навзничь, ударился спиной о румпель и вывалился. От удара что-то со Шмаковым произошло. Он выгнулся в спине и не мог согнуться обратно: «Заклинило…»
Тонул Ромка медленно, и ласковое синее небо качалось над ним.
Зацепив песчаное дно, оттолкнулся и, казалось, вот уже достанет небо руками, но вдруг оно почернело, боль мгновенно прошла, и сладкая дрема вновь повалила Шмакова в пучину, как в перину. «Все!». — сообщил ему проблеск сознания.
Хрупок человек, но вынослив необыкновенно: ноги толкнулись еще раз, потом еще, потом судорожно дернулись. И все в том же заклиненном состоянии выбрался инспектор на берег. «Метров сто пропутешествовал», — определил он, увидев лодчонку, которая, задрав нос, сидела в сетке. «Как же это я с утра не зацепил? И вчера тоже? Плыл ведь этой дорогой… А-а! Вода упала! Сеточка была притоплона, а тут… Всю протоку перегородили, сволочи! А если б не я, какая-нибудь баба с детишками?.. А хоть бы и я, да в другую сторону — по течению… Вывалился бы выше сетки, в ней бы и заночевал».
Проплывали клочки отборного сена. «Качественный товар: ни колючек тебе, ни репьев — исключительное питание!..» — успел подумать Шмаков и внезапно заснул.
Проснулся расклиненным, лодки не было. «Вытаскивать теперь… Тьфу, черт!.. А сеточку я покараулю», — пригрозил он неизвестно кому и пошел домой. «Степь да степь кругом!» — пел инспектор. Так оно и было. Путь, правда, предстоял недалекий — четыре версты, да и замерзнуть Шмаков не мог: сияло солнце. Летали в небе галки, чайки и самолет. «Качественная жизнь: утонуть не случилось, хребет цел, вредителя заловлю, с Федькой встречусь — все соответственно!» Стало легко, хорошо и сильно захотелось домой к дорогой жене Антонине. «Эх, жаль, ребятишек нет… И чего ж это я, дурак, воспрещал?! И чего ж это она меня слушалась?! Вроде из-за работы все, а ведь неправильно!.. Заводить надобно… Срочно! Сей минут велю Антонине! Это ничего, что на острове — вырастим! А то скоро двадцать шесть лет, а ребятишки отсутствуют — недоразумение! — Инспектор даже остановился, чтоб лучше соображать. — Так вот в сетку влетишь — и фамилия кончилась… Несправедливо!.. Эх! Степь да степь кругом!» Взлетали испуганные куропатки. И, преодолев вплавь две протоки и пройдя четыре версты, любовь свою он принес жене:
— Антонина! Я по тебе соскучился…
— А где лодка?..
…Утро было дождливым, туманным, шли по Ахтубе две моторные лодки. Инспектор не видел их, но по натужному гулу моторов определил, что лодки гружены тяжело, и выехал на фарватер встретить и посмотреть. Ближняя лодка, большая деревянная, с мощным подвесным мотором, послушно приблизилась к катеру. В ней было четверо мужиков, один из которых как будто спал, укрывшись тулупом. Под брезентом угадывались бочки и ящики. «Купцы! — определил Шмаков. — Волгой идти стесняются, крадутся здесь… Вот это подарочек! А я-то не верил, что они существуют, думал; так, болтовня, ан — пожалуйста! От такого подарочка ни одна милиция не откажется — с руками и ногами оторвут!»
Вторая лодка, казанка, развернувшись, зашла с другого борта. В ней было двое и тоже кое-какой груз.
— Здоро́во, мужики, — сказал Шмаков и вырубил двигатель, чтобы не драть глотку.
— Здоро́во, здоро́во, — ответил один с большой лодки, глядя мимо инспектора. Роман обернулся: казанка держалась у кормы.
— Чего везем?