— А ты сходил бы на озеро, — предложил мужик.
— Так это опять возвращаться, поезда ждать…
— Зачем? Поезд крюка дает, на поезде аж сорок километров будет, а прямиком, — махнул он рукой, указывая направление, — километров семь-восемь.
— А там есть где переночевать?
— Поселок там, я и сам там живу. Ты вот что: как дойдешь, попадется тебе завод спервоначалу — забор, проходная, ветка железнодорожная — увидишь. Балки́ там делают, ну… вагончики блескучие для лесорубов. В четыре часа рабочие домой пойдут, ты поспрошай, пустит кто-нибудь, народ у нас добрый, приимчивый. Я бы тебя к себе пригласил, да в деревню иду за лошадью, в деревне, видать, и переночую…
К четырем часам Карцев добрался до поселка, нашел завод. Из проходной вышли несколько женщин. Выбрав посимпатичнее, Карцев с ненатуральной игривостью в голосе попросил:
— Хозяйка, не дай замерзнуть приезжему человеку, возьми переночевать!
Она в ответ лишь усмехнулась и покачала головой. Но приостановилась.
— Да я серьезно, — сказал Карцев, сердясь на самого себя — Из Москвы на рыбалку приехал, а переночевать негде. Я заплачу.
— Дело не в этом, — снова усмехнулась она, но на сей раз, как показалось Карцеву, уже мягче, добрее. — Семья большая, детей полон дом… Валь! — остановила она проходившую мимо женщину. — Кто у нас рыбаков пускает?
— Максютиха, — ответила Валя, — Катюха Фролова, кто еще? Зойка Пальникова… Во, Зойк! Поди сюда!
Подошла еще одна женщина.
— Зойк! Возьми рыбака, — попросила ее симпатичная, — а то у меня, сама знаешь, детский сад целый, да у Колюшки еще и ухо болит — настыл, черт, где-то…
— Да где ж? — возразила Валя. — Говорю тебе, в хоккей гоняли, он шапку сбросил — запарился, видать, — а на озеро ветер… Я уж кричала, кричала ему, а он — ноль внимания.
— Приду щас, устрою ему «ноль внимания», черту!
Карцев, глядя то на разговаривавших, то на Зойку, ждал.
— Идемте, — хрипловатым голосом сказала она.
Сначала шли вчетвером: женщины наперебой рассказывали о своих ребятишках, Карцев молча тащился сзади. Потом оказалось, что им с Зойкой сворачивать. Карцев поблагодарил женщин за заботу. Попрощались.
Зойка жила на втором этаже бревенчатого коммунального дома. Войдя в квартиру, она зажгла свет и, не оборачиваясь, устало проговорила: «Раздевайтесь, разувайтесь, мы с дочерью — в маленькой комнате, вы — в большой: хоть на кровати, хоть на тахте», — повесила пальто и пошла растапливать печь.
Карцев снял тулуп, валенки, заглянул в большую комнату, которая оказалась совсем в общем-то не большой, и обнаружил порядок невероятный: занавесочки, покрывала, салфеточки — все чистенькое, беленькое, отутюженное…
— Мне б лучше всего на пол, — рассудил он, — у меня вот и тулуп есть…
— На пол — это когда много народу, — все тем же усталым голосом сказала хозяйка, — а один — чего же?
— А дочка у вас взрослая? — поинтересовался Карцев лишь для того, чтобы хоть что-нибудь говорить.
— В детском саду. Ужин приготовлю и схожу за ней. Да что вы там стоите? Проходите, садитесь — небось намаялись. Чайку щас вскипятим — на газу быстро. Печку — это я для тепла.
Карцев вытащил из рюкзака продукты, прошел на кухню:
— Я вот тут… — он стал вытаскивать из пакетов задубелый хлеб, каменно твердую колбасу, сыр, консервы.
— Да пригодится вам еще, — мельком глянув на стол, сказала хозяйка.
— Тут хватит. К тому же — ледяное все.
— Ну, пускай остается, — согласилась она.
Потом Карцев искал место, где можно было бы пристроить до утра мотыля: чтобы и не замерз, и не запарился. Пристроил на лестнице ближе к первому этажу. Хозяйка уверила, что жильцы в доме «нащет рыбалки» грамотные и мотыля не тронут.
Наконец пили чай. Карцев вспомнил про пакет пастилы и угощал пастилой хозяйку.
— Жена небось положила?
— Нет, — возразил Карцев, — сам. — Понял, что сказал это зря, что теперь могут последовать какие-то новые вопросы, и свел все к шутке: — Она фигуру мою бережет, — неуверенно улыбнулся, — так что это я сам себя побаловал… Да вы ешьте, не стесняйтесь, пожалуйста, — тут он смутился совсем, — я ведь терпеть не могу сладкого, это — так… подвернулось перед отъездом — взял. Девочку угостите, — и отодвинул пакет от себя подальше, к другому краю стола.
Пока хозяйка ходила за девочкой, Карцев изучил последние номера районной газетки, зевнул, осмотрелся и машинально, без всякой цели, определил: «Мужика, пожалуй, и не было — страшненькая. И девочку, наверное, так прижила, без мужа… Девочка в детском саду, хозяйке — за сорок, родила она, значит, лет в тридцать восемь — тридцать девять… Последний, можно сказать, шанс использовала…»
Книг в доме не было. Карцев еще раз пролистал газеты, почитал о методах борьбы за увеличение зимних надоев, о ремонте сельхозтехники, об успехах местного леспромхоза, поискал какой-нибудь материал о заводе, но о заводе в попавшихся ему номерах ничего не нашлось.
«Страшненькая… Волосы патлами, нерасчесанные, рот большой, двух верхних передних зубов не хватает, да и нижние не все. И уж, похоже, давно так: почти не шепелявит — приноровилась… Какой уж тут муж?.. Живет теперь для дочери — в доме порядок, чистота, и дочка, скорее всего, аккуратненькая, чистенькая девочка. Ну и все правильно, молодец мамаша… Жаль только, что про завод ничего не написано. Может, она еще и передовик производства, на доске Почета висит? — Карцев представил, как ее фотографировали: фотограф требовал улыбнуться, а она все крепче сжимала губы. — Может, она лучшая работница на своем заводе?»
И вдруг вспомнил: «Черт возьми, а у меня водка есть! Надо бы маленько с устатку…» Достал из рыбацкого ящика поллитру, открыл баночку килек, выпил стопочку — стопочку отыскал сам, в кухонном шкафу, — и пошел смотреть телевизор.
В Москве Карцев пил крайне редко — здоровья хватать не стало, но на рыбалке организм переносил выпивку почему-то абсолютно спокойно. Возможно, еще и поэтому Карцев любил рыбалку. Однако, что здесь причина, что следствие, решить он так и не мог. Впрочем, не особенно и старался.
Чай, тепло, водка, телевизор разморили его, он прилег на тахту, уснул и проснулся только тогда, когда все передачи кончились: хозяйка выключила телевизор и легонько тронула Карцева за плечо. Он смущенно поднялся: «Вы уж извините, пожалуйста» Она попросила говорить тише, Карцев сообразил, что уже поздно, что девочка спит.
— Идите пока на кухню, покушайте, я вам постелю.
Он вспомнил, что до сих пор так и не ужинал, сел к столу. Тут пришла и хозяйка, занялась мытьем посуды.
— Что ж вы вино-то не пьете? — кивнула она на откупоренную бутылку.
Карцеву попросту не хотелось спросонья, но он, все еще смущаясь того, что проспал несколько часов на глазах у совершенно незнакомых людей, да еще и в их доме, кинулся в джентльменство:
— Без вас не могу.
— Дак ведь непьющая я.
— К столу, к столу! — бодро пригласил он, с тоскою поглядывая на бутылку, которая, по всей вероятности, давно уж прогрелась насквозь.
— Да что вы, вы уж сами…
Но в конце концов, демонстрируя галантность, Карцев уговорил хозяйку сесть к столу, после чего ему, сдерживая отвращение, пришлось выпить стопарь теплой водки. Однако хозяйка, как вскоре определил Карцев, присела к столу тоже вовсе не из желания выпить, а лишь чтобы соблюсти ответное приличие, чтобы «уважить». Поэтому ужин продолжался недолго.
Завалившись в кровать, Карцев слушал, как хозяйка прибирается на кухне, моет посуду — слушал, задремывал, но не засыпал: «А что, если она, домыв посуду, разденется да и ко мне, а?.. Страшненькая, конечно, ну да в темноте не видать… А вообще-то бабешка спокойная, добродушная… Душевность какая-то в ней, конечно же, есть, так что… И потом: что я — не живой человек? Сколько можно жить монашеской жизнью?..»
Супруга его принадлежала к числу тех женщин, для которых мужчина — не более чем компаньон в деле продолжения рода. Обрушив когда-то на Карцева поток страсти, она благополучно произвела на свет двоих детей, а затем, отметив, что Карцев накрепко к сыновьям привязался, стала решительно пренебрегать своими обязанностями. Карцев иногда робко интересовался, намекал, но жена отвечала ему так, как, наверное, отвечала бы в людном месте на домогательства чужого мужчины. «Как не стыдно?!» — восклицала она с гневным недоумением и, поостыв, начинала рассказывать об очередном профсоюзном собрании. В конце концов Карцеву действительно стало стыдно, он переселился на раскладушку и полюбил книги о монахах и схимниках. Время от времени задавался целью найти «бабешку», но для этого необходимо было хоть ненадолго вырваться из круга суетной каждодневности, но где там! На рыбалку бы раз в год попасть! И вот попал: и рыбалка тебе, и женщина…
«Отличное место! — думал он, засыпая. — Рыбы — навалом, вино — янтарная лоза, женщины — писаные красавицы… Однако, если ляжет под бок… Вернусь в Москву, главный инженер в понедельник начнет про очередную подругу рассказывать: грудь — во! ноги — во! руки, плечи, глаза, все прочее, а я ему: у тебя беззубые были? И не просто без какого-нибудь шестого или седьмого, это я бы даже и во внимание не принимал, а без двух верхних резцов и двух нижних клыков — слабо?..»
В этот момент она и явилась. Карцев сжался, отодвинулся к стенке, но хозяйка прошла мимо, в свою комнату, и прикрыла дверь. Карцев подождал, подождал и вдруг, к стыду собственному, обнаружил, что раздосадован…
Среди ночи возник непонятный шум, зажегся свет. Карцев встал: все двери настежь. Оделся, вышел на лестницу. Оказалось, что худо стало старухе соседке. Хозяйка побежала за фельдшерицей, Карцев сел возле старухи — присмотреть. Вид у нее был безжизненный.
Явилась заспанная фельдшерица, сделала старухе укол, та очухалась. Вздохнула и, ни к кому не обращаясь, тихо произнесла: «Всего-то и жизни было — три дня. День — в девчонках побегала, день — в девушках погуляла, день — все остальное: работала, растила детей…» Слова эти произвели на Карцева тягостное впечатление: он давно уже — лет в тридцать — понял, что жизнь коротка необычайно; частенько, словно из-за угла подсматривал он быстротечность времени. Он засекал его стремительность прежде всего по изменениям в лицах знакомых, родных, в своем лице; по тому, что все чаше и чаще вспоминал в разговорах о событиях, происшедших двадцать пять, тридцать, а теперь уж и сорок лет назад; но более всего изумляли Карцева старые стенные часы: в детстве ему казалось, что бьют они чрезвычайно редко, теперь же они молотили почти без перерыва. Да, но чтобы всего три дня?..