— И сколько же там нашли бриллиантов? — не выдержал Якушкин.
— В указанном месте нашли лишь большой медный гвоздь.
— И только? — недовольно произнес Филатов.
— Вот видите, даже вы недовольны, а что же чувствовали англичане?.. «Какая-то ошибка, — крикнул один из них. — Рубите правее!» — «Нет, надо рубить левее!»— возразил другой. Перепортили груз. Изрубили чуть ли не все судно. Экипаж был охвачен бриллиантовой лихорадкой. Но сокровище так и не нашли. Его просто не было. Всеми овладело бешенство. «Пустая бутылка» оказался умнее всех.
— А что сталось с испанцем?
Рикорд минуту помолчал, вызвав долгую, томительную паузу. Потом сказал:
— Где золото, там и кровь... Испанец купил судно и стал корсаром. Попадавшихся к нему в плен англичан он предавал мучительной смерти.
— Расскажите еще что-нибудь, господин лейтенант.
— Поздно уже. Разве только то, что в том же году мне довелось встретиться с маршалом Ланном, бывшим в то время французским посланником при португальском дворе. Я попросил его освободить одного попавшего в плен англичанина. Маршал сказал: «Русские известны своим благородством». И отпустил пленника. Мне рассказывали, что Ланн, происходивший из бедной крестьянской семьи, на вопрос, кто были его предки, гордо ответил: «Я сам себе предок»... Заболтался я с вами, господа. Довольно... — И, добродушно улыбнувшись, Рикорд ушел к Головнину.
УПОРСТВО, НО НЕ УПРЯМСТВО
Были два пути к российским владениям на Аляске. Кратчайший — обогнув мыс Горн, войти в воды Великого океана и прямым путем вдоль западного берега Америки подняться до самой Ситхи.
Или повернуть к мысу Доброй Надежды, а затем пересечь Индийский океан и мимо Зондских островов, берегов Китая и Японии подняться к широтам Камчатки и Аляски.
Петербургское адмиралтейство в инструкции оставляло выбор пути целиком на усмотрение Головнина.
— Если бы мы на сей вояж получили судно получше «Дианы», я бы не колеблясь выбрал путь через Индийский океан, Зондский пролив, мимо Японии. Интереснейшие места, древние народы со своим особым бытом и историей. Сознаюсь, это привлекает. Но испытывать «Диану» в таком дальнем и многотрудном плавании — это испытывать судьбу, — говорил Головнин Рикорду.
— Сейчас февраль. А что, если Тихий океан на самом пороге встретит нас штормами? — сомневался Петр Иванович.
— Питаю надежду пробиться. Зато потом спокойный путь вдоль западного берега Америки.
— Путь короче... Но если считать, что от бухты Святой Екатерины и до Камчатки у нас не будет остановки?..
— Мы можем воспользоваться бухтой Кальяо.
Всегда веселый и жизнерадостный, Рикорд задумался. Такие путешествия были в ту пору редки. Опыт вождения судов по дальним морям мал. Карты несовершенны. А главное — судно. Его звучное имя так не соответствовало его мореходным качествам. Еще в Петербурге, осматривая шлюп, Рикорд негодовал. Сколь мало думали и заботились адмиралтейские «боги» о судьбе этой экспедиции, о судьбе экипажа, наконец, о славе Российского флота, отправляя эту скорлупу в дальний опасный путь! И если все же он закончится благополучно, то лишь потому, что «Диана» оказалась в руках Головнина.
Чем ближе узнавал Рикорд своего друга, тем больше уважал и доверял ему. Из всех офицеров шлюпа Головнину приходилось труднее всех. Он, кажется, вообще не спал. Никто его не видел без форменного сюртука.
На вопрос, когда командир спит, его вестовой Иван Григорьев пожимал плечами и говорил:
— Спать им по должности не положено.
Рабочий стол в капитанской каюте всегда был завален картами и книгами, преимущественно воспоминаниями путешественников. На самом видном месте лежал, конечно, уважаемый Головниным Ванкувер.
Медленно, но упорно «Диана» продвигалась по своему маршруту. Однажды вахтенный начальник обратил внимание Головнина на изменение цвета морской воды. Голубые океанские волны потемнели, словно бы загрязнились. Там и тут виднелись сухая трава и пожелтевшие листья.
— Ла-Плата, — сказал Головнин. — Сто пятьдесят верст от устья. Могучая струя!
Другой раз перед «Дианой» открылось обширное водное пространство, изрытое мелкой волной. И вахтенный начальник, и сам Головнин решили, что это мели, хотя на картах в этом месте значились глубины. Приняв меры предосторожности, Головнин все же двинулся вперед. Все дальше входила «Диана» во взволнованное пространство, но лот так и не доставал дна.
Девятого февраля на рассвете встала на горизонте неизвестная земля. В солнечных лучах можно было видеть высокие, обрывистые, поросшие лесом горы. Вахтенный, мичман Рудаков, долго протирал глаза, смотрел в трубу, — никакой земли не должно было быть на пути «Дианы». Но земля блистала на горизонте всеми красками.
— Алексей, — спросил он рулевого, — ты видишь землю впереди?
— Так точно, ваше благородие. Как не видеть.
— А может, это только так... воображение?
Рулевой посмотрел на мичмана, потом взглянул на видневшийся на горизонте горный пейзаж и ничего не сказал.
Рудаков то не отрываясь смотрел в трубу, то, не веря себе, протирал глаза платком.
На карте, где был проложен курс «Дианы», густо синел Атлантический океан, и до самых Фолклендских островов не было никаких признаков суши.
Рудаков послал гардемарина в капитанскую каюту.
— Ну что там? — спросил, поднявшись на палубу, капитан.
— Земля, Василий Михайлович.
— Какая земля? Никакой земли не должно быть.
— Может, снесло нас?
Головнин был бы не прочь открыть новую землю, но здесь давно все исхожено.
«Диана» легла в дрейф. Бросили лот. Не достали дна. Тогда шлюп пошел прямо на землю. Но чем выше поднималось солнце, тем тускнее становились горы и деревья. Потом они стали таять, и вскоре чистое море лежало до самого горизонта.
На параллели мыса Горн «Диану» встретил умеренный ветер. Двенадцатого февраля шлюп, лавируя, оказался на меридиане мыса Горн. Кончился Атлантический океан. Начались воды Тихого.
Через два дня погода -резко изменилась. Жестокий шторм обрушился на маленькую «Диану». Ветер дул шквалами, то хлестал дождь, то сыпал снег. Приходилось все время менять парусность, так как ветер то и дело изменял направление, обходя весь круг компаса.
Головнин покидал палубу только в редкие часы, когда внезапно наступал штиль. Предательская внезапность! Штиль так же мгновенно сменялся свирепыми шквалами.
Лейтенант Рикорд нес вахту вместе со всеми офицерами. На гардемаринов Картавцева и Якушкина полностью полагаться было рискованно из-за их молодости и недостаточного опыта.
— Любопытно, как назвал бы Магеллан Великий океан, если бы ему пришлось идти вокруг мыса Горн именно сейчас, — сердился Рикорд. Ему, как старшему офицеру, доставалось больше других.
— Можно подумать, что у погоды личные счеты с нами,— нервничал и Василий Михайлович.
— И как это наша посудина не перевернется на этаких волнах? — удивлялся штурман Хлебников.
— А у меня залило каюту, — брюзжал Мур, сдавая вахту. — Пойду сушить сюртук.
Иногда, словно нарочно, наступал полный штиль. Шли дни, а «Диана» не могла продвинуться вперед ни на милю. Почти все время шли под штормовыми стакселями. Поставить другие паруса было рискованно. Внезапный порыв ветра мог сорвать их и разнести в клочья.
Временами «Диану» несло боком. Направление ветра менялось по нескольку раз в день. Шлюп сносило, и он на толчее волн сутками не продвигался вперед. Повороты были рискованны.
В этих условиях труднейшего лавирования создавалась угроза — ураган мог отнести судно на скалистые берега Огненной Земли. Пришлось перейти с левого на правый галс.
Двадцать восьмого февраля поднялся еще более жестокий ветер. «Диану» опять потащило боком. Пушечные порты еще в Бразилии были крепко законопачены и залиты смолой, но, несмотря на такую предосторожность, палубы и каюты заливало. Из офицерских кают ведрами выносили ледяную воду. Не было возможности высушить одежду и белье.
Несмотря на все эти бедствия, Головнин решил упорно дожидаться погоды. Так соблазнительно было, с прекращением бури, пройти какие-то сто-двести миль на запад, чтобы спокойно подниматься вдоль берегов Америки до самой Аляски.
Рано утром к капитану вошел лекарь Брандт, сдержанный и обстоятельный немец.
— Господин лейтенант, — сказал он с порога, — начинается цинга.
Это было страшное известие. Головнину были хорошо известны случаи, когда эта болезнь становилась гибельной даже для крупных кораблей, превращая сильных и опытных матросов в полумертвецов.
Ртуть в барометре стояла низко. Никаких надежд на улучшение погоды не было. Трудно было Головнину решиться на перемену маршрута, но упорствовать было нелепо и даже преступно.
— Как ни печально, — сказал он Рикорду,— но у нас нет иного выхода. От мыса Горн приходится отступить.
Усталый, измученный Рикорд только кивнул головой. Он прекрасно понимал, как трудно далось другу такое решение. Была отдана команда, и «Диана», воспользовавшись минутой затишья, совершила поворот на сто восемьдесят градусов.
Теперь «Диана» должна была пересечь Атлантику в обратном направлении, пройти по диагонали Индийский океан и мимо берегов Индонезии, Китая, Японии добраться до русских владений.
Над южной Атлантикой бушевали такие же штормы, лил дождь или сыпал снег и град, но ветры в основном были попутными, и «Диана» успешно преодолевала просторы океана.
Погода исправилась. Засияло солнце, и наконец восемнадцатого апреля показались берега Южной Африки.
ГОД ПОЛУПЛЕНА
Во всем великолепии утра на чистом небе стала вырисовываться Столовая гора. Восходящее солнце залило ее ликующим светом всю до подножия.
Радостные голоса разнеслись по шлюпу. Возбужденные матросы высыпали на палубу. Кок сперва робко выглянул из камбуза в иллюминатор, но потом, распахнув дверь и забыв о кипевших на огне кастрюлях, смотрел с трапа на открывшуюся панораму.