Изменим вопрос:
– А хорошо жить при больших деньгах хочешь?
– Не понял.
– А что тут не понять? Я тебя отпущу, прежде, конечно, наши с тобой отношения оформим. Оклад приличный поставлю, аванс дам.
– Вербуешь?
– Ну, а что? Дело хорошее. Ты же наёмник, коммерсант, ты за деньги воюешь, а теперь станешь вдвое получать, из двух касс. Это же какое везение!
– Что я должен буду за это сделать? Отменить операцию?
– Зачем? Если ты ее отменишь, тебе не заплатят. Ведь так?
Кивнул.
– Ты денежек лишишься, а твои приятели другого исполнителя найдут. Ну, согласись, обидно же свои гонорары чужим отдавать. Ты всё придумал, подготовил, а кто-то куш сорвет. Так что от операции отказываться нельзя – не по-хозяйски это. Операцию ты проведешь. Но… неудачно. По независящим от тебя причинам. Просто противник окажется сильнее. Играть придется всерьез, часть твоих бойцов придется «списать», иначе кто поверит.
Усмехнулся криво. Что ему бойцы – расходный материал, который пачками можно по сходной цене вербовать. Ему бы свою шкуру спасти.
– Их ладно. А меня?
Верно мыслит, но без перспективы. Хорошо бы его – тоже, чтобы все концы спрятать. Но только зачем? Куда он после дела денется? Ну, не с повинной же ему идти. Кто его простит? Нет, их дружба после будет долгой и крепкой.
– За себя можешь не беспокоиться, ты мне еще пригодишься. Кто-то должен будет рассказать о случившемся. Как нужно рассказать. Лучше ты, чем кто-то другой, ты командир, тебе веры больше. Да и зачем мне таких ценных агентов терять? Может, тебе еще какое дело поручат, а ты мне шепнешь. Ну что, договорились?
А как не договориться, когда черепушка уже почти треснула?
– Тогда держи аванс. Десять тысяч.
Щедрый аванс, не заслуженный. Но тут жадничать не приходится, агент должен стимул иметь, чтобы новому хозяину служить. Прикармливать его надо, хотя бы поначалу.
– После дела еще десятка. Ну, и оклад ежемесячный. Понравился ты мне. Голова у тебя… крепкая.
– Здравствуйте.
– Кто вы?
– Не важно. Волею судьбы заброшенный на чужбину россиянин, который болеет за свою родину.
– Ностальгия мучит?
– Скорее, озабоченность.
– У вас что-то случилось?
– Не у меня. Пока еще не случилось, но может! Я про наши буровые на шельфе.
– А что такое?
– Я располагаю информацией, что в ближайшее время на них может быть совершенно нападение.
– На буровые? В море? Бросьте. Кому они нужны, что там можно взять? Мелочь из карманов рабочих-буровиков? Это же не прииски, где золото моют.
– Речь идет не о бандитском нападении, а о возможной диверсии.
– Диверсии? Мне кажется, террористы выбирают более значимые, с точки зрения самопиара, объекты. И не здесь, а где-нибудь ближе к цивилизации. Им ведь резонанс нужен, а буровые – это производство. Я не верю вам. Я думаю, что вас ввели в заблуждение. Ну, или просто разыграли.
– Это очень серьезные источники, которым можно и нужно доверять.
– И всё же… Наши спецслужбы, которые здесь, поверьте, не сидят сложа руки, никаких подобной информации не получали. А у них, как вы догадываетесь, есть свои каналы.
– Тем не менее, я прошу, настаиваю, чтобы вы сообщили о моем сигнале вышестоящему начальству.
– Ну, хорошо. Я поставлю в известность своего непосредственного начальника. Через недели полторы-две, он рассмотрит ваше заявление и наложит на него резолюцию. Дай бог положительную, и двинет его дальше. На рассмотрение уйдет месяц, а может два. Возможно, на него кто-то отреагирует, почему же нет? Запросят подробности… У вас есть подробности?
– Будут.
– Обсуждение вынесут на коллегию. Вызовут экспертов. При этом силовики сигнал не подтвердят, защищая честь мундира. Допустим, коллегия вынесет положительное решение и в регион направят проверку. Не факт, что проверяющие смогут разобраться в ситуации. Но, давайте исходя из лучшего, представим, что приведенные вами факты подтвердились. Наверх уйдет реляция о необходимости принятия контрмер. Будет сформирована команда и выделен бюджет, который будут резать и перекраивать, и его еще утверждать придется. Далее начнется разработка оперативного плана и привязка его к местности. Через полгода, если всё пойдет гладко, в страну будет отправлена оперативная группа…
– Через полгода?
– И это еще хорошо. Что вы хотите: бюрократия. Любая операция – это бумажки, согласования, разрешения, увязки, бюджеты…
– Но есть же в стране силы быстрого реагирования? Должны быть!
– Конечно, есть. Но силы быстрого реагирования реагируют только на случившиеся события, когда опаздывать – себе дороже. А здесь всё не очевидно: кто-то что-то сказал, кому-то что-то показалось… Согласитесь, основываться только на показаниях случайного доброжелателя было бы опрометчиво. А вдруг это дезинформация с целью подтолкнуть нас к неправомерным действиям, чтобы после раздуть международный скандал? Ведь мы находимся на территории суверенного государства. А если это провокация? И зачем нам без проверки в пекло кидаться, рискуя сыграть в чужой игре роль жертвы? Нет, так не бывает. Я, конечно, приму к сведению вашу информацию и передам ее наверх. А дальше… А дальше от меня ничего не зависит…
Вот и весь сказ. Про белого бычка, который ни мычать ни телиться не будет. Пока гром не грянет. А когда грянет, креститься будет поздно! Тогда все открещиваться начнут… Так что на родную державу рассчитывать не приходится.
Долго держава запрягает и едет не спеша. А тут надо галопом, тут надо плеточкой погонять! Иначе можно опоздать. Необратимо…
Пятнадцать бойцов в черном камуфляже шли в черноте ночи. Хорошо быть африканцем – никакой боевой раскраски не надо. Ну, только если зубы зачернить.
– Сюда.
Впереди шел командир. Он единственный знал, куда они идут и зачем.
Послышался шум накатывающего на рифы прибоя. Океан… И там, далеко на самом горизонте, заблестели какие-то неясные огни. Фонари буровой.
Командир сверил маршрут по навигатору. Взял поправку.
Очень важно было не ошибиться, выйдя к месту с точностью до метра. В этом он был заинтересован более других.
Дюны. За которыми их ждут две черные надувные лодки под моторами, которые должны были доставить их к платформе. А дальше дело техники – брошенные из темноты металлические «кошки», обернутые тряпками, чтобы не греметь, они зацепятся за леера ограждения. Канаты с узлами, заменяющими «ступеньки», быстрый, бесшумный подъем. И свой человек наверху, который, при необходимости, нейтрализует немногочисленную ночную охрану и укажет путь.
Ну что, пришли?
Почти. До ожидающих на берегу лодок осталось меньше километра.
Еще раз свериться…
– Стой!
Встали в узком «ущелье», зажатые высокими, справа и слева песчаными дюнами. Не очень уютное место, но командиру виднее.
– Построиться! Проверить оружие!
Бойцы выстроились в шеренгу.
– Не растягиваться!
Сдвинусь плотнее. Сбросили оружие, защелкали обоймами. Хорошо встали. Как на параде. Или на расстреле – ровным рядком.
– Ждать здесь!
Командир сделал несколько шагов вперед и пропал в темноте. Молодец – шустрый парень, когда дело его шкуры касается.
Еще раз осмотреться, прикинуть расстояния.
Нет, всё точно, всё по меткам: командир расставил бойцов строго в заданном «квадрате». Где всё десять раз промерено и пристреляно. И подготовлено к «встрече». Потому что там, на вершинах дюн, стоят изготовленные к стрельбе ручные пулеметы, пристегнутые кронштейнами к врытым в песок стойкам. К прикладам сбоку самым банальным скотчем прикручены какие-то коробочки, от них к спусковым крючкам идут джойстики – простейшая, как в детских игрушках, но надежная конструкция.
Ну что, пора?
Припасть щекой к прикладу пулемета, довернуть дуло, глянуть в ночной прицел. Стоят. Ждут. Думают, что ожидают командира своего, а на самом деле смерти. Которая не с косой, которая с пулеметами.
Дотянуться до пульта, он как у радиоуправляемых игрушек. А как иначе, если приспособы для дистанционной стрельбы там и делали – на фабрике игрушек, не очень понимая, что изготовляют.
Вдавить в корпус кнопочку. Кнопочка обычно приводит в действие разные машинки, кораблики и вертолеты. Но здесь не кораблики.
На вершине противоположного бархана в притороченных к прикладам коробочках что-то щелкнуло, реле замкнуло электрическую цепь, включила электромоторчики, которые стали наматывать на зубчатки тонкие цепочки, другая сторона которых была закреплена на спусковых крючках.
Цепочки выбрали слабину и темноту очередь прорезали вспышки…
Два пулемета, жадно проглатывая ленты, стали выплевывать пулю за пулей, покачиваясь на свободных кронштейнах. Люфт обеспечивал разброс пуль, чтобы они не в одну точку попадали, а рассеивались по сторонам. Подле пулеметов не было стрелков, но они и не нужны были, так как оружие заранее пристреляно к заданному квадрату. Далеко не все пули нашли цель, но несколько всё же зацепили ночных бойцов. Те охнули и упали на песок. А пулеметы продолжали молотить, опустошая ленты. Частые, пляшущие на срезах стволов язычки пламени, высветили песок, барханы, стоящих людей. Которые уже разворачивали навстречу выстрелам оружие.
Но они всё еще стояли рядком, всё еще не среагировали, не разбежались, не упали, не попытались зарыться в песок или прикрыться телами своих уже убитых товарищей.
Теперь пора.
Выцелить крайнего в ряду бойца на уровне груди, зафиксироваться, плавно вдавить в скобу спусковой крючок, распушая веером, слева направо длинную очередь.
Застучал, задергался, как живой, толкаясь в плечо пулемет. Короткие трассеры устремились к целям. Бойцы стали падать, валиться друг на друга, как кегли в кегельбане. Они ничего не могли понять, не успели среагировать. Они попали в самую безнадежную из всех возможных ситуацию – их накрыло перекрёстным огнём бьющих сверху пулеметов на голом, где невозможно спрятаться, «плацу». Это был не бой, это был расстрел. Короткий и беспощадный.