Шельф — страница 39 из 54

– При чем здесь я?

– При том, что мог нарыть лишнего, так как далеко не о всех встречах я докладывал по команде. О каких-то умалчивал.

А вот и ответ на все вопросы! Вот почему он не горит желанием переправлять пленника в Москву. Там ведь начнут копать всерьез, по датам, по месту… И вычислят несоответствия. И потянут, потому что маленькая ложь рождает большие подозрения… Вот отчего путь в Москву закрыт!

– Но теперь мне информация от тебя не нужна, потому что ты сам нарвался. Тем, что догадался. Теперь можно вскрыть карты. Ты что-то знаешь, но это уже неважно, потому что ты об этом никому не расскажешь. Можешь оставить этот компромат при себе. Вот так всё быстро и неожиданно изменилось. Теперь мне наплевать, кто ты, откуда и кому служишь, потому что итог один… Слишком много ты понял и узнал.

А ведь он прав, всё изменилось – вдруг и в корне! Потому что одно дело – свой в доску коллега из общей системы, который продолжит твое дело, и совсем другое – предатель. С тройным дном! Который начнет стучать своим новым хозяевам и наведет их на след. На его след. А через него на не укладывающуюся в привычные рамочки спецслужбу.

Какую?

Откуда она взялась?

Чем занимается?

И чем занимается здесь? И начнется игра в контрслежку, и они, конечно, выцепят филеров, потому что будут знать, где и кого искать! И карусель закрутится в обратную сторону – они будут садиться на «хвост», вычислять, отлавливать, допрашивать… То есть делать все то, что делал он, но с иными, с противоположными целями. И так, помаленьку, вытянут на божий свет всех. И увидят масштабы. Оценят их. И на многое взглянут по-другому.

А ведь он почти поддался соблазну сдать ради своего спасения информацию коллеге и другу, а сдал бы ее – врагу! Мудра контора, которая не делает из правил исключений даже ради спасения своих работников, потому что никогда не знаешь, чем это обернется!

И что дальше? Дальше они могут начать копать вглубь. И уже не здесь. Потому что получат алгоритм. И их аналитики начнут ворошить историю под уже другим, под опасным углом. Найдут странные факты и склеят их в причинно-следственные цепочки. Начнут наводить дополнительные справки, копаться в архивах, собирать слухи и делать какие-то выводы. До всего не докопаются, но даже если до малой части, то…

И эту ниточку своим уходом не оборвать. Нет! Тут надо совсем другие ниточки рвать! Тут надо все рвать! Вот как всё обернулось…

Был коллега и двойной агент, а стал – тройной и враг!

Так что уход отменяется. Ну, или откладывается. На неопределенный срок!

* * *

А дальше всё покатило по привычной схеме. Потому что на рефлекторном уровне. Как учили… Учили, что если думать и сомневаться, то ничего не получится. Что надо довериться своему телу. И тренировали сутками напролет на мешках с песком, на манекенах, на тушах животных, на трупах. Чтобы потом, в реальных боевых не думать, не вспоминать, что и как делать, а просто довериться мышечной памяти. И тогда всё получится как надо.

Успокоиться. Восстановить дыхание. В драке нельзя допускать эмоций, нельзя жаждать мести, нельзя бояться быть побитым. Надо просто драться – как в шахматы играть. Сосредоточенно.

Ход первый: Е2–Е4.

Дождаться новой серии ударов, на которых «сломаться». Рухнуть на пол, задергаться, свернуться калачиком, пряча лицо. И пряча руки. «Поиграть» мышцами, разминая тело, сжимаясь как пружина.

Ход второй: «Ход конем».

Раскиснуть, изобразить «мешок с дерьмом», чтобы расслабить противника. Можно заплакать, слюни пустить, можно штанишки замарать, можно даже с запахом.

Смотрят удивленно. И презрительно.

И Вероника смотрит, широко раскрыв глаза. Не ожидала она такого. И они не ожидали. Даже бить перестали. Ну да, не противник он, слабак. Теперь «потечет». А кое- где уже течет…

Ход – третий.

Захлюпать носом, заканючить, попросить:

– Я всё скажу. Только бить не надо.

Довольная улыбка Сергея Семёновича. Страдальческое лицо Вероники. Безразличные у «держиморд». Двое справа в полутора метрах, один прямо, совсем рядом…

Ход четвертый: «Рокировка».

– Поднимите меня.

Подошли, ухватили с двух боков, дернули вверх.

Только не надо спешить вставать на ноги, пусть держат. Пока они его держат, их руки заняты. А у него, если не считать наручников, свободны. И ноги тоже! Такая диспозиция. Не профессионалы – нет! Настоящие «спецы» не стали бы его лапать вдвоем: один бы встал у него за спиной, сгреб за одежду и поднял рывком. Покуда другой стоял в полутора метрах с изготовленным к бою оружием. И ничего в такой ситуации не сделать: дёрнешься – тебя либо сзади по затылку огреют, либо спереди пристрелят, потому что вторым бойцом, тем что за спиной, прикрыться не удастся. А эти точно, всё больше с мешками на погрузке-разгрузке дело имели…

Встряхнули как куль, так что зубы клацнули.

Физиономии рядом, пальцы на руках, кобуры застегнуты, взгляды расслаблены… Поверили в его игру. Повелись…

Задышать часто и прерывисто. Задергаться, падучую изображая. Чтобы они сдвинулись чуть вперед. Ну?

Точно, сдвинулись и слегка наклонились, чтобы в лицо ему заглянуть.

Ход пятый: «Шах»!

С хрипом выдохнуть воздух, согнуться, словно от боли, увлекая бойцов за собой, быстро сунуть в рукав правую руку, нащупать импровизированный стилет, зажать его в ладони, выпустив острие между пальцев.

И теперь уже не сомневаться, не сдерживать себя! Вспомнить, как они ложками, вилками, ручками, карандашами, осколками стекла рубили свиные туши. Как били в лица трупов – женских, мужских и даже детских, чтобы научиться не осаживать себя, не сдерживать удар, потому что это очень трудно убивать живого человека. Не технически, нет, морально. И надо тренироваться, надо вычистить эмоции, перестав воспринимать человека как человека, но видеть в нем только муляж, манекен, который нужно поразить… Или – врага. Так умели драться фронтовики. Только их учили не инструкторы, их учила жизнь. Вернее, смерть. Учила сама война: если увидишь в противнике человека, то ты запоздаешь на долю секунды, а он – нет! И уже после первой рукопашки всё вставало на свои места, и уже никто никого не жалел, потому что хотел жить. А для этого надо было убивать! Первому! Такие законы…

Ход шестой…

Осесть на подкосившихся ногах, повиснуть, чтобы потянуть бойцов вниз и подтащить их друг к другу еще ближе, потому что свободы удара нет, ведь они его за руки держат. Одновременно максимально, до врезания железа браслетов в кожу, развести руки.

Ну что? Можно объявлять мат?

Еще раз быстро и незаметно оглянуться, просчитать расстояния и траектории. Рядом двое, чуть поодаль – третий, еще Сергей Семёнович и Вероника, которая не в счет. Смотрит испуганно и со страданием. Пора!

Резко и неожиданно упереться ногами в пол, чтобы обрести опору и тут же сильным рывком потянуть на себя левого бойца и… сделав встречное движение правой рукой, насадить его на стилет, целя в глаз. Убить удастся вряд ли, потому что руки скованы наручниками, но «ослепить» страхом и болью – возможно.

Боец взвыл, отпрянул, отпустил руку. Что и следовало ожидать.

Теперь, не раздумывая и не мешкая, ударить кулаком левой руки в переносицу правого противника. Ударить что есть сил, чтобы проломить хрящи, чтобы осколки под череп загнать. Так их учили на муляжах и учили на трупах. И его мышцы, его рука помнят этот поставленный инструкторами удар и теперь отработают его в полную силу без тормозов!

Хруст пробитой кости, вздох и падение тела. Уже мертвого. Не смотреть на него, не отвлекаться! Сделать два быстрых шага к третьему бойцу, ударить его по-простому – между ног, чтобы он согнулся от боли, и добить ударом кулака в основание черепа. Всё!

Окинуть взглядом поле боя.

Эти готовы. Тот, первый, который корчится на полу, зажимая ладонями лицо, безопасен. Но всё равно лучше подстраховаться, потому что раз в год даже грабли стреляют. Не должно оставаться в тылу живых противников, это правило без исключений.

Где Сергей Семёнович?

Вот он, стоит как прибитый к полу, пучит глаза, ничего не понимая. Нет, не боец, не «спец» – кабинетный «шпион», который всё больше бумажки перебирает и на ноутбуке стучит. Может, его чему и учили, только абы как, для галочки. А после он штаны в штабах просиживал, «аналитикой» занимаясь. В «поле» не ходил, в «боевых» не участвовал, зарубки на прикладе оружия не резал, товарищей не терял.

Визг! Сильно запоздалый…

Вероника! Ох, уж эти женщины. Когда ее кавалера смертным боем бьют-колотят – она криком кричит. Когда он освободился, своих врагов одолев – тоже! Вот и пойми их! Видно, страшно ей стало от увиденного, от мужских разборок. Надо ее успокоить, лишний крик теперь не нужен.

Обаятельно улыбнуться разбитыми в хлам губами. Подмигнуть подбитым глазом. Подойти ближе.

– Вероника, всё хорошо, всё кончено. – И, распахнув объятия, не очень сильно, но точно, ударить ее в висок костяшкой пальца.

Крик оборвался.

Вероника уронила голову на грудь…

* * *

– Ну что, поговорим, Сергей Семёнович?

– О чем?

– О самом насущном. О вас, обо мне, о планах переворота. О которых вы, возможно, осведомлены лучше меня.

– Нет, деталей я не знаю, только в общих чертах.

– Валяйте в общих. Если знать общую задумку, детали можно вычислить самому.

Молча смотрит на Веронику.

– Зачем вы ее?

– Радуйтесь, что не вас. Ни к чему ей слышать ваши признания. Это дело интимное, касается только вас и меня. Или вам свидетели нужны?

Сергей Семёнович отрицательно покачал головой.

– Тогда начинайте, у нас очень мало времени.

– Послушайте, давайте попробуем договориться. Я могу вывести вас отсюда.

– Это само собой. Но вначале ответы на вопросы.

Молчит, думает, прикидывает. А время тикает… Нет, так не пойдет, надо его поторопить.

– Вот часы. У вас две минуты на раздумье.