— Кто-то завалил выход снаружи. Этот тоннель непроходим, как и все остальные. Тиберий вернулся ни с чем.
— Но как? — закричала я. — Как непроходим? Кто мог знать о нем, кроме тебя? Ты же говорил, что никто и никогда не знал.
Отчаянье захлестнуло с дикой силой, и я уже не могла ему сопротивляться. Мне хотелось броситься на инкуба с кулаками.
— Говорил, Шели. Я сам не понимаю, как.
Сел рядом со мной, нервно потирая ладони друг о друга, потом запустил пальцы в волосы.
— Нам придется опустить мост и впустить их в город.
— Нет! Ни за что! Я не сдам Огнемай! Ищите выход!
Встала со ступеней, чувствуя, как меня знобит, как подгибаются колени.
— Выхода нет, Шели. Нам придется сдаваться или умереть здесь!
Я повернулась к нему, чувствуя, как леденею изнутри.
— Значит, умрем, а город не сдадим. Слышишь? Я не позволю вам этого сделать! Огнемай не будет сдан эльфам. Он бы этого не позволил.
Слезы текли по щекам, а я их не замечала.
— Там гонец, госпожа, — мы оба обернулись. На ступенях стоял один из воинов, и я старалась не смотреть на его окровавленную перевязь, понимая, что он принимал участие в пиршестве.
— Какой гонец? — спросил Фиен.
— Эльф, с белым флагом. Требует переговоров, — воин посмотрел на инкуба, потом снова на меня, — с вами.
— Пусть убирается!
Процедила сквозь зубы и, пошатываясь, пошла вниз.
— Шели! — Фиен догнал меня, резко повернул к себе за плечи. — Мы должны выслушать, что они предлагают, а потом обдумать. Может, найдем какую-то лазейку. Очнись, приди в себя. Не зацикливайся на городе. Думай о жизни нашего сына и о своей жизни.
— Это трусость! — прошептала я, чувствуя, как силы покидают, как трясет крупной дрожью, а по спине градом течет ледяной пот.
— Это не трусость, а здравый смысл! Не приговаривай целую армию ради ЕГО города. Огнемай не мой и не твой, а ЕГО все равно нет. Выслушай гонца. Дай нам обдумать его предложение. Пожалей свой народ. Подумай о них, Шели, не о себе, не о своих планах, ради которых нас и так осталось меньше половины.
— Хорошо… — я выдохнула, — хорошо, опускайте узкий мост, держите их под прицелом.
Ворота со скрипом открылись, и я видела, как на территорию Огнемая въехал всадник, во всем синем, со сверкающим шлемом на голове. Серебристый герб эльфийской королевской армии светился неоном на его предплечье. Он не торопился, явно осознавая свое преимущество, и медленно приближался ко мне, осматривая с презрением моих воинов-демонов, которые готовы были его порвать на части, но не смели, потому что я запретила жестом.
Но стоит мне сказать «фас» — и от него даже костей не останется.
Гонец поравнялся со мной и спешился. Нагло осмотрел с ног до головы, словно недоумевая, что я такое и как могу управлять целой армией смертоносных существ, потом сунул руку за пазуху, и я мысленно увидела, как натянулись тетивы луков у дозорных на стене. Одно неверное движение — и сотни стрел пронзят остроухого насквозь.
Эльф протянул мне сверток, сложив руки за спиной, смотрел на меня все с тем же нескрываемым любопытством. Я развернула тонкую бумагу и вскрикнула, когда увидела ее содержимое. Меня пошатнуло, Фиен бросился ко мне, подхватил под руки, а я смотрела расширенными глазами на пряди темных волос в свертке, внутри все переворачивалось, я даже слышала, как лопаются нервные окончания, как та самая пружина потихоньку распрямляется, и я уже могу ее сдерживать. Я знала, что это волосы Ариса, так же, как и маленький медальон, который я лично вешала ему на шею.
Фиен бросился на гонца, схватил его за горло, рыча и скалясь, приставил меч к груди, но я громко закричала «НЕТ!» и инкуб остановился. Повернулся ко мне.
— Нет, Фиен, я прошу тебя, — колючая проволока уже ранит меня изнутри. Инкуб сунул меч в ножны и отпустил побледневшего эльфа, который сразу же утратил всю свою самоуверенность и теперь с трудом сдерживал дрожь во всем теле.
— Чего вы хотите? — хрипло спросила я.
— Открывайте ворота, спускайте мост. Мой господин готов пощадить вас, если вы будете благоразумными и сдадитесь в плен без сопротивления.
— Я не знаю, — судорожно сглотнула, чувствуя, что не могу сказать это вслух, пересилила себя, — я не знаю, жив ли мой сын, поэтому мой ответ — нет. Я должна увидеть моего мальчика и тогда вы получите то, что хотите.
Глаза эльфа сверкнули, он распрямил плечи и поправил воротник плаща.
— Мой господин предвидел, что вы об этом попросите — можете следовать за мной и увидеть ребенка, — бросил взгляд на инкуба, — Только вы. Без сопровождения.
Глава 8
Я услышала, как за мной поднялся мост и, обернувшись, вздрогнула — совсем рядом топтался на месте конь с мертвым всадником, над ним кружили вороны, норовя выдрать из тела куски плоти. Снова к горлу подступила тошнота, я пришпорила коня, догоняя эльфа. Внутри все застывало от мысли, что с Арисом могло что-то произойти и что я не увижу его в живых. Нельзя поддаваться панике, я должна держать себя в руках.
Возможно, когда мы впустим этих тварей в город, нам все же удастся сбежать. Пусть не всем, но главное — добраться до Нижемая — там почти половина моей армии, можно будет вернуться и постараться отбить город. Не все так плохо, Шели. Не все так плохо, как тебе сейчас кажется. Главное, чтоб дети были целы и невидимы.
Мы приближались к лагерю, а мне казалось, что от голода и усталости я сейчас упаду с лошади, предательски кружилась голова, от жажды драло горло. Я смотрела, как эльф пьет из фляги, и мне казалось, что могу убить его за один глоток воды.
Остроухие повыходили из шатров и теперь осматривали меня с ног до головы, отпуская пошлые шуточки и присвистывая. Я выпрямила спину и гордо вздернула подбородок. Нельзя показывать свой страх, нельзя дать почувствовать мои слабые места.
— Тупая шлюха — она и есть тупая шлюха, ей не место среди воинов.
— Когда мы возьмем ваш проклятый город, то тебя, сучку, пустим по кругу. Ты трахалась с Эльфами, белобрысая?
Медленно выдыхаю… не смотреть и не слышать. Не поддаваться на провокацию. Но от мысли, что эти твари могут сделать со мной, когда я попаду к ним в статусе пленницы, по телу прошла судорога ужаса. Я знала, какова участь взятых в плен женщин, знала, что избежать насилия можно будет только чудом. Я даже не смогу перерезать себе глотку, потому что не одна, потому что должна думать об Арисе и Шай.
Гонец сопроводил меня к самому большому шатру и спешился, вежливо помог спешиться и мне. Меня передернуло от этой учтивости, которая очень скоро сменится на жестокость. Я наслышана о зверствах этих тварей, которые иногда в изощренности пыток превосходят даже демонов. Сколько наших вишт они разорили, и я видела жертв этих налетов.
Тяжело дыша, стараясь не шататься от слабости, стояла у коня и ждала, пока меня позовут, гонец скрылся за ярко-синим пологом шатра, расшитого серебряными нитями, украшенного гербами.
— Пусть войдет.
На секунду перестало биться сердце, оно остановилось, и я задержала дыхание. Внутри что-то дернулось, как задетая старая струна. Она издала ноту, похожую на стон, и задрожала в жажде повторения. Тихо, спокойно… Это галлюцинации от усталости.
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула, в проеме показалась голова гонца, он приподнял полог шатра, жестом приглашая войти.
Я переступила порог и остановилась, глядя на мощную спину того, чей голос всего минуту назад вывел меня из равновесия. Разве эльфы не блондины? У этого длинные черные волосы, достающие до поясницы, перехваченные на затылке в тугой хвост.
Там, внутри, все еще дрожала струна, я чувствовала ее трепет, покрываясь мурашками… потому что с ней в унисон уже тихо стонала вторая… они плакали тихую мелодию воспоминаний. Тех, которые обычно приходят только по ночам.
— Господин, Падшая здесь…
— Пошел вон. Оставь нас одних! — как надоевшему псу, который, поджав хвост, быстро ретировался из шатра.
Теперь мне уже казалось, что у меня подгибаются колени, сердце билось о ребра, как подстреленное, а струны внутри начали кричать. Еще секунда — и я сползу на пол. Я бы узнала этот голос среди воплей миллионной толпы.
Но это не может быть он, не может, потому что я сама… его похоронила.
Обернулся — и я хотела закричать, но не смогла, только рот открылся, а перед глазами на секунду потемнело. Я смотрела, и мне казалось, что мое сердце зашлось в немом вопле отчаяния. Узнавание мгновенное. Доли секунд — и внутри все орет, рыдает, воет. Стук собственного сердца и шумное дыхание заглушает все звуки вокруг.
Не знаю, сколько времени прошло. Наверное, вечность. Я молчала, приложив дрожащую руку ко рту, задыхаясь. Легкие обжигало кипятком. Каждый вздох — боль. Настолько сильная, что мне казалось, это последний. Я больше не вздохну и не выдохну.
Оранжевые глаза сверлили меня насквозь, пронизывали, впивались в те самые обрывки сердца и поджигали их, резали, кололи, но я смотрела только в них и горела изнутри, полыхала, как факел.
Сделала шаг навстречу, пошатнулась, всхлипнула. Не могу идти. Ноги не мои и руки не мои. Я вся онемела. В груди нарастает рев, вопль безумия, но я не могу сказать ни слова.
Это не может быть он, и все же это он. В нескольких шагах от меня. В черных штанах и синей перевязи на мощной голой груди, исполосованной шрамами.
Новыми шрамами, потому что старые я рисовала с закрытыми глазами… штрихами слез каждую ночь, даже чертила пальцами, закрыв глаза в отчаянном желании прикоснуться.
Он смотрит по-прежнему в глаза, не шевелится. Не произносит ни звука. Сделала еще один шаг и поняла, что сейчас с ума сойду, если уже не сошла. Хочу кричать и не могу, хочу сказать хоть слово, но вместо звука только дыхание со свистом и слезы…Они сами катятся по щекам.
Еще несколько шагов преодолела, словно, на ногах свинцовые гири. Остановилась совсем рядом, закрыла глаза, вдыхая его запах. Да, это он. Пусть лгут мои глаза, пусть лжет мое проклятое сердце, но я ни с чем не сравню этот запах. Любимые мужчины пахнут особенно, они пахнут общим прошлым, горем, болью и счастьем. Невыносимым, опустошающим счастьем.