Аш надвигался очень тяжелой походкой, медленно, глядя исподлобья, а я все отступала пока не наткнулась на стол. Он подошел ко мне вплотную. Обхватил пятерней мое лицо, вглядываясь мне в глаза.
— Что же ты творишь со мной, тварь? А? Что ж я не могу не думать о тебе?
Я дернулась, но пальцы сжали скулы так сильно, что я не могла пошевелиться без риска, что он сломает мне челюсть. Аш разодрал второй рукой верх моего наряда и тут же накрыл мою грудь ладонью. Я выдохнула, когда он грубо сжал сосок двумя пальцами, удерживая мой взгляд насильно, перекатывая чувствительный кончик, царапая когтями и заставляя кусать губы до крови, чтобы не застонать. Потом вдруг поднял за горло и распластал на столе, срывая с меня всю одежду. В тишине, только под его шумное дыхание и стук моего сердца, которое переключилось на иной ритм безумия, отсчитывая секунды до моего падения в самое пекло, где уже горели остатки гордости и самоуважения, где корчилась моя обида и отчаяние и ярко полыхал огненный цветок похоти и дикой потребности в его прикосновениях.
На пол посыпались блюда, тарелки, подносы, когда демон смел их со стола. Массивная подошва его сапог давила осколки с хрустом, разбавляя жуткую тишину. Меня он будет ломать более изощренно и жестоко, чем несчастные куски фарфора. Я попыталась дернуться в его руках, но Аш сильнее впечатал меня в стол и рывком раздвинул мне ноги.
— Нет, — вырвалось само, когда поняла, что во мне самой нарастает безумие. Словно вне моего контроля, вне всякого понимания. Только от одного его взгляда.
— Да!
Я стиснула колени, стараясь удержать неудержимое. Так жалко и бесполезно шептать «нет».
— Да! Я сказал — да!
— Нет! — закричала отчаянно, стискивая колени, уворачиваясь от его рук, — бери силой. Тебе не впервой.
Ударил по щеке и сильно тряхнул за плечи:
— Раздвинь ноги и смирись. Иначе я отдам тебя Зоару и твой маленький ублюдок будет в первых рядах зрителей. Как ты думаешь он запомнит это зрелище?
Я не верила, что слышу это от него…Но передо мной был уже не Аш, а взбесившийся самец, который хотел заявить свои права немедленно и его уже не остановить — только покориться. В эту секунду я не сомневалась, что это не просто угроза. Он способен сделать то, что сказал.
— Будь ты проклят. Ненавижу тебя!
— Мне нравится, когда ты говоришь правду. Ноги! Шире! Чтоб я видел тебя и…, - он засмеялся, когда я развела колени, чувствуя, как вспыхнули щеки, — и как влажно ты меня ненавидишь.
Провел ладонью по моей плоти и демонстративно рассмотрел её на тусклом свету догоравших свечей, зло усмехаясь.
— Оказывается ненависть пахнет текущей, голодной самкой.
Резко проник в меня пальцами и по моему телу прошла огненная волна электрического тока вместе с его довольным рычанием и моей полной капитуляцией. Зверь во всей красе, он больше не держал себя в руках и тащил меня за собой в пропасть вседозволенности и порочного желания сдаться, позволить ломать и топтать, ставить на колени мою душу и иметь ее самыми извращенными способами, которыми когда-то брал мое тело и научил меня получать от этого наслаждение.
Аш подтянул меня к себе за бедра и наклонился между моих ног, шумно втянув запах моего возбуждения. Я почувствовала, как его язык заскользил по влажным складкам и закричала, чувствуя, как вылизывает дрожащую плоть изнутри, сильно сжимая мои ноги, удерживая их за лодыжки на весу. Удовольствие было слишком быстрым и внезапным. Унизительно предсказуемым. Слишком долго не была с ним, слишком изголодалась по нему, чтобы иметь силы сдержаться. Разум отключился с первым стоном наслаждения, когда меня выгнуло дугой и я невольно вцепилась в его волосы, притягивая ближе, подмахивая бедрами, чувствуя, как неумолимо приближаюсь к дикому взрыву. Его рот творил немыслимое, вылизывая, посасывая, ударяя по клитору языком, прикусывая пульсирующий комок плоти и снова втягивая в рот, чтобы яростно дразнить, одновременно вонзая в меня пальцы со всех сторон, растягивая, разрывая. Нежно и грубо, быстро и медленно, давая прочувствовать каждую фалангу и рельеф колец. И снова сменять их на язык, имитируя совсем иное вторжение, от предвкушения которого по телу пошли первые волны оргазма. Я закричала громко, надсадно, замерев на секунду, чтобы потом выгнуться дугой, содрогаясь в спазмах бешеного удовольствия, рыдая от наслаждения, всхлипывая его имя, сокращаясь вокруг его языка и пальцев с такой силой, что каждая судорога заставляла беспомощно и жалобно кричать, как под адской пыткой. Никакой передышки. Дернул к себе за волосы, опуская на колени, расстегивая штаны, удерживая меня за затылок. Инстинкты. Голые, примитивные и такие порочные. Они взорвали мне мозг вспышкой бешеного возбуждения, которое не спадало ни на секунду, превращая меня в животное не способное думать, только желать и выть, широко открывая рот, чтобы с восторгом принять его губами, лаская языком вздувшиеся вены, бархатную головку, впиваясь в его бедра ногтями. Почувствовать, как толкнулся к самому горлу, надавливая мне на затылок и застонал, заставляя меня закатить глаза от удовольствия слышать этот стон, подаренный мне. И меня трясет, как в агонии, как в лихорадке. Адское, извращенное удовольствие принимать его плоть, чувствовать солоноватый вкус, слышать глухие стоны и рычание. Никакой пощады, как и всегда между нами. Я сама готова кричать от удовольствия, стонать и плакать. Извиваться, пытаясь достать до своей горящей плоти дрожащими пальцами, чтобы утолить эту боль беспрерывного желания немедленно, проникнуть туда, куда до этого проникал его язык, яростно растирать себя пальцами, чувствуя, как он поршнем входит в мой рот, удерживая за волосы, впиваясь в них мертвой хваткой, видеть, как рвется наружу его сущность и сереет кожа по которой вьются молниями сетки вен, обнажаются белоснежные клыки в оскале чувственного удовольствия. Я захлебываюсь, обливаясь слезами, но лучше задохнусь, чем попрошу о пощаде. Пальцы наконец-то погружаются в мякоть лона, как раз в тот момент, когда он вдалбливается мне в рот все быстрее и быстрее. Замер и я вместе с ним, понимая насколько он на грани, вспоминая его…как любовника. Узнавая заново этот бешеный темперамент где нет места нежности и всем правит инстинкт и дикая жажда отнять контроль. Сдерживается, чтобы продлить агонию, разделенную на двоих. Рывком поднял на ноги. Толкнул снова к столу, переворачивая на живот, вдавливая мою голову в столешницу, грубо впиваясь в ягодицы и жёстко врезаясь в истекающее влагой лоно. Заполнил всю, до упора, вырывая из истерзанного горла крик боли и наслаждения. Первый толчок и его собственный стон больше похожий на рычание раненного зверя. Все исчезло, мир перестал существовать, он сократился до примитивной потребности утолить желание. До жестких сильных толчков его члена во мне и рваного дыхания вперемешку с моими криками, шлепками тел, запахом животного секса и пота, стекающего ручьями по моей спине.
Ни слова. Молча. Трение плоти о плоть, кипяток на кипятке и новые волны ослепительного удовольствия вместе с его пальцами, которые проникают везде, усиливая наслаждение, врываясь в рот, погружаясь между ягодиц, вторя толчкам члена, лаская клитор и сжимая его пальцами то сильно, то нежно, заставляя меня стонать и вращать бедрами. Он везде во мне, его язык лижет мой позвоночник, и я не понимаю, что когти вспороли кожу на спине и мой палач выпивает капли моей крови остервенело, увеличивая темп проникновения. Так быстро, что у меня захватывает дух. Удерживая за волосы, надавливая на поясницу, чтоб приняла глубже, и я чувствую, где заканчиваюсь, где его плоть бьется во мне, словно пытаясь разорвать насквозь, соски трутся о столешницу, вызывая дрожь во всем теле.
Это не оргазм — это апокалипсис моего голодного мертвого тела, которое ожило и взорвалось бесконечностью наслаждения такого оглушительного, что я на мгновение потеряла сознание, закатив глаза и содрогаясь всем телом, сжимаясь вокруг его члена так быстро и больно от остроты ощущений.
— Мояяя, — рычит мне в ухо, — моя…все равно моя. Никто, — толкнулся так глубоко, что из глаз брызнули слезы триумфа. Противореча всем законам физиологии бьюсь в очередном экстазе. Мучительно ярко…как выстрел в затылок…одна волна за другой. Нескончаемая смерть от наслаждения. — не будет трахать мою вещь! Только я!
Рычит и рвет мою спину когтями, снова ускоряясь, закрывая мне рот ладонью и проникая в него сразу тремя пальцами, когда я снова кричу, сотрясая стены и оглушая саму себя. И я сосу их, как озверевшая голодная самка, всхлипывая и покусывая, завывая и потеряв весь контроль.
— Да! Ори! Сорви горло! Кончай для меня! Сильно! Громко! Чья ты? Говори! — потянул сильно за волосы назад, — Говори чья ты? Кому принадлежишь?
И меня опять неумолимо накрывает, закатываю глаза, ощущая, как плавлюсь от звука его голоса:
— Твоя… — ненависть полоснула сознание и разрезала его напополам очередной вспышкой оргазма на грани с помешательством, — Тебе!
— Моя! — толчок, — МОЯ! — толчок, — МОЯ!
Беспрерывно с каждым ударом члена вдалбливая в меня это слово, пока я не слышу его рев, и внутри не разливается семя вместе с пульсацией каменной плоти и пальцами, ласкающими мой язык, щеки и небо. Трахая мой рот так же беспощадно, как и тело. Секунды передышки, когда сердца разрываются в резонансе и все тело становится ватным и невесомым.
Вышел из меня и повернул к себе, поднял, удерживая за шею, долго смотрел в глаза и в черных зрачках отражение моих глаз, затуманенных и подернутых дымкой. Обхватила его лицо руками, поглаживая колючие скулы дрожащими пальцами.
— Аш, — тихо, очень тихо, — … Я все еще люблю тебя. Посмотри на меня. Это же я. Твоя Шели. Что ты делаешь с нами?
Стиснул мои скулы, лаская губы большим пальцем, отрицательно качая головой:
— Ты все уничтожила! Ты НАС убила! Мы мертвые, Шели! Ты и я! Нам никогда не воскреснуть! Чувствуешь, как воняет? Это гниль всех твоих ложных клятв и обещаний. Я весь пропитался этим смрадом, и ты тоже, — впервые с отчаянной болью, с поволокой в пьяных глазах и сожалением. Полоснув лезвием по самому сердцу, сильно, насквозь, ампутируя даже ненависть и разочарование. Заставляя наконец-то понять…и от понимания перехватывает горло спазмом рыданий. Он не простит. Никогда. Не простит мне своей боли и слабости. Не простит того, что все еще, что-то чувствует. Скорее убьет.