– И что же, по-твоему, нам нужно от тебя?.. – казалось, блондинка готова была добавить нелестный эпитет, но чудом сдержалась.
– Мой запах. Единственное сокровище, которое у меня есть, я ведь девчонка из трущоб, – Лавчайлд хмыкнула. – Но я вполне вас понимаю. Если пахнуть так, как вы, подружки, трудно рассчитывать на хорошего мужчину.
Блондинка бросила швабру и встала напротив распятой Лавчайлд, сложив руки на костлявой груди. Она ждала, что пленница скажет еще что-нибудь, но та молчала. Выжидала, чтобы не спровоцировать вспышку гнева, пока так беспомощна.
– С такими сиськами… неудивительно, что ты шлюха, – злобно выплюнула блондинка, не сводя взгляда со снисходительной улыбки Лавчайлд. Пленница звеняще хмыкнула. Она не обиделась на слова белобрысой, но строгость, с которой с ней обращались, сделала Ребекку менее сдержанной, чем обычно.
– Шлюха или нет, но, по крайней мере, я могу выбирать. – Она понимала, что рискует навредить себе самой, но уставший мозг отключился, точно от водки. – А тебя трахает хотя бы Бен? Что ж, может быть. Он же знатный извращенец, вполне возможно, его заводит запах дерьма, который от тебя исходит.
Лицо блондинки исказилось, и Лавчайд с досадой поняла, что попала в точку. Ее передернуло – касания Бена вдруг показались ей еще отвратительней.
– Сука! – взвизгнула белобрысая и вскинула было руку, чтобы отвесить пленнице оплеуху, но ее остановил голос:
– Мишель!
Блондинка обернулась. Позади нее стояла старшая из женщин.
– Миз Брук…
– Она права. Мы должны дать ей нормальной еды, – миз Брук подошла к Лавчайлд и принялась освобождать ее от кандалов. – Мы отведем тебя в столовую. Там поешь. Бен тебя накормит.
Лавчайлд содрогнулась – снова Бен…
Он встретил ее улыбкой, блеском глаз – «я знал, что ты придешь». Или «знал, что тебя рано или поздно приведут ко мне». И Лавчайлд, взглянув в это молодое красивое лицо с сексуальной щетиной, вздрогнула всем телом. Повторила несколько раз про себя: «ты сможешь!»
Сможешь сдержаться, не заплакать, даже, кто знает – втереться в доверие этому дьявольскому Аполлону?
Она совсем не была в этом уверена.
– Хочешь, я приготовлю тебе кофе? – улыбнулся Бен, усадив девушку на стул. Задержал руки на плечах Лавчайлд на несколько секунд… потом медленно убрал.
– Как тебя зовут на самом деле? Ведь Лавчайлд – только фамилия.
– Ребекка.
Он наклонился к ней, щекоча дыханием шею.
– Я буду звать тебя Бекки.
Лавчайлд затошнило от страха, в солнечном сплетении вновь сжался комок боли.
– Ты мне в какой-то мере симпатична. Хочешь услышать совет? Ты не сопротивляйся, главное. Расслабься. Не строй из себя амазонку, – Бен закончил готовить кофе, налил ароматный напиток в кружку и поставил перед Лавчайлд на стол. – Сильные женщины, это, знаешь, отвратительно. К ним тянутся слабые мужички. Для равновесия. Нет ничего более противоестественного, чем подобная пара.
Он наклонился к ней, подставляя свою улыбку, и Лавчайлд, хоть не могла даже оторваться от спинки стула, напряглась и изо всех последних сил залепила Бену оглушительную пощечину. Ее от ладони до плеча свело судорогой, рука повисла плетью, дрожа, но мужчина покачнулся и чуть было не упал – отскочил, спустя секунду, прижимая пальцы к покрасневшей щеке, однако, без малейшего удивления. Лавчайлд закрыла глаза. Вопреки обыкновению, она не чувствовала удовлетворения, хоть раздражение на этого ублюдка и поутихло. Но, в любом случае, рядом с ним ей все-таки было слишком непривычно…
Что ж. Говорят, Люцифер был светлейшим из ангелов, даже после падения он оставался хорош собой. Лавчайлд могла бы поклясться, что у князя лжи была точно такая же улыбка, как у Бена.
«…хреново.» – Подумала Лавчайлд, силясь не продолжать аналогию даже мысленно. Она и так понимала, что попала в ад. Незачем было самой себе напоминать. И тем более, незачем крутить в мозгу мысль, что грешники из ада не уходят.
Глава шестая. Лучший выбор
Луна командует потоками творенья. Но тело женщины командует не меньше.
Джеймс Хэвок, «Лихорадка белого мяса»
Спустя несколько дней, когда Лавчайлд вернули в камеру после очередного обследования, она вдруг обнаружила, что вместо колодок и смирительной рубашки ее ждут легкое хлопковое платье и настоящая кровать. С одеялом. Но девушку это не обрадовало: изменения означали только то, что теперь пленнице будет доставаться повышенная доза успокоительного. Никто не станет ей доверять – пока не доведет до полного одурения, когда даже ходить она не сможет. Лавчайлд закрыла лицо руками и рухнула на кровать. Прямо у нее над ухом раздался смешок, и девушка тотчас распахнула глаза, объятая ужасом – ей показалось, что над ней навис Бен. Но нет, его даже не было в камере. Или звук его смеха почудился ей, или донесся из устройства связи, которое, однако же, не было на виду. Возможно, его вмонтировали в кровать. Но Лавчайлд было плевать на это… если Бен не вздумает болтать с ней по ночам.
Нужно ли ей с ним переспать? Лавчайлд дрожала от одной мысли об этом. Он пугал ее уже не просто как слишком идеальный внешне мужчина – свои религиозно-невротические страхи девушка давно уже научилась преодолевать ради дела, но… Бен был противен ей из-за его природы, извращенной, подчиняющейся непонятным ей законам логики. От одной мысли, что он может овладеть ею, по всему телу Лавчайлд бежали мурашки. И то были не признаки дрожи наслаждения… Подобно героине Мопассана, легко вступая в связи ради удовольствия и денег, Лавчайлд не могла представить, как отдается врагу.
Лучше умереть, повторяла она про себя, лучше умереть.
Но Судьба нередко решает все по-своему, не позволяя людям даже заикнуться о том, что они для себя бы желали. Как говорится, хочешь насмешить Бога – поведай ему о своих планах.
Еще раньше, чем Лавчайлд решила, что если ее побег будет зависеть только от секса с охранником, то с вечным заточением (или скорой смертью) стоит примириться – и хоть раз, черт побери, выдержать испытание с расправленными плечами! – ситуация изменилась. С утра, перед обследованием, как обычно, ее повели в душевую. И, снова, по своему обыкновению, девушка после водных процедур подошла к запотевшему зеркалу, ожидая, когда оно сможет отразить ее.
Пар понемногу рассеивался, и вот Лавчайлд уже видела свои глаза, влажные губы, мокрые волосы, облепившие плечи, шею… Девушка улыбнулась. Нет, конечно, корни отрасли и форма бровей уже не изысканна, но она все-таки еще была хороша. Чертовски хороша. По ее просьбе ей начали давать именно те продукты, которые она просила (а Ребекка схитрила и назвала в том числе лакомства, которые давно хотела попробовать). Лавчайлд подняла руки, покрутилась перед зеркалом, приподняла груди, как если бы они были в лифчике, и снова улыбнулась, еще более довольно, чем раньше. Красавица. Она выжала волосы и перебросила их сначала на одно плечо, затем на другое. И подумала, что тут, взаперти, совсем истосковалась без мужского внимания. Как неосмотрительно она раньше не ценила своих поклонников, легко отвергала их – и если бы во имя целомудрия! А здесь… был только Бен. Худший вариант из всех возможных. Однако, Лавчайлд вновь благоухала – и была в восторге от себя. Ей нужно было куда-нибудь выплеснуть накопившуюся энергию. Она провела руками по своему телу, стирая последние капли, не успевшие просохнуть, и лаская кожу, оперлась одной рукой о бортик раковины, а вторую положила на лобок. И тут на ее ладони легли теплые – почти горячие грубые руки. Кроме Бена, они не могли принадлежать больше никому.
– Не растрачивай впустую, – шепнул он ей на ухо, и прежде чем расслабленная после душа Лавчайлд собралась с мыслями, легко перехватил ее за бедро, приподнимая и открывая себе путь.
– Нет, – успела шепнуть девушка, но Бен уже легко проскользнул внутрь, не встречая сопротивления от жаждущего распаленного тела. Лавчайлд дернулась, и рука Бена стиснула ее горло, мужчина прижал пленницу к себе, почти обездвижив. Не хуже, чем смирительной рубашкой.
– Мне больно!
Он не ответил.
Бывала в ней и такая мощь, но давно, так что она успела забыть. Лавчайлд не смотрела в зеркало. Сперва ей было противно и она пыталась представлять Гарри, но Бен совсем на него не походил. И спустя какое-то время девушка задрожала уже от осознания, что ею пользуется именно ее надзиратель – извращенец с дикими глазами колдуна. Ощущение предельного унижения превратилось в странное, дикое удовольствие, Лавчайлд начала выгибаться, насколько ей это позволяли крепкие объятья Бена, и тихо постанывать. Она хотела, чтобы он убил ее в момент наивысшего наслаждения – ей было так странно приятно, но после должно было стать стыдно и плохо. Девушка не ошиблась, но то, что происходило с ней у зеркала, было нечеловечески хорошо.
Когда девушку ненадолго вернули в камеру, она сразу же рухнула на кровать и проспала несколько часов. Ее не стали будить: видимо, миз Брук, Аманда и Мишель почувствовали, что начинают медленно, но верно двигаться к намеченной цели: анализы пленницы были все лучше и лучше.
Через какое-то время Лавчайлд встала и отошла в угол, к судну. На трусиках обнаружилась кровь – уже подсохшая. И с неприятным, резким запахом, какой оставляют раны, но не менструация. И вообще – для месячных было слишком рано…
Ребекка так испугалась, что чуть было не села прямо на пол голой задницей, забыв натянуть белье. Но она вовремя уперлась рукой в стену, с трудом поднялась на отнявшихся от ужаса ногах и привела в порядок одежду. Юбку она оправила раз двадцать, не меньше, не зная, как еще успокоиться. Сердцебиение громом клокотало в горле.
Она всегда пользовалась одновременно и оральными контрацептивами, и презервативами, чтобы избежать всех возможных неприятностей, но с Беном… Сколько она уже не пила таблетки? Какова вероятность?.. Лавчайлд заломила руки и уселась на кровать. Ее могла спасти только Мишель – все-таки ей тоже приходилось как-то ограждать себя от риска обзавестись маленьким Беном. Сомнительное удовольствие, подумала Ребекка и негромко нервно рассмеялась. Невесело.