— Если ты сумеешь закрепить веревку, сегодня ночью тебя ждет награда! — И она улыбнулась, постаравшись придать лицу и взгляду особое кокетство, всегда волновавшее мужчин.
При этом она чуть подалась вперед, так что в глубоком вырезе платья приоткрылись полукружия грудей, всегда возбуждавших в Немом желание сжимать и сосать их. После короткого колебания он снова нырнул, а потом появился на поверхности с торжествующим видом, удерживая в руке концы веревки, закрепленной внизу на одном из таинственных камней.
Белый слон спокойно ждал на берегу, невозмутимо позволив людям привязать мокрые концы веревки к его импровизированной «упряжи».
— Белое Облако, а теперь не мог бы ты отдать слону команду идти вперед, чтобы вытащить камень? — Императрица дрожала от волнения и предвкушения успеха.
Индиец ласково погладил слона за правым ухом — и гигант сделал несколько шагов вперед, а по реке прокатилась к берегу волна. Еще несколько шагов, и еще… и вот из глубины реки Ло на берег выполз крупный зеленоватый камень.
Императрица Китая не удержалась и вскрикнула от восторга, когда кубический фрагмент скалы явился на свет. Она достала из сумочки заранее приготовленное лакомство — банан — и протянула его слону, который в знак благодарности высоко поднял хобот.
Мало-помалу все восемь камней были извлечены на берег. Они стояли почти ровно в ряд, вдоль кромки воды. Мужчины, уставшие после работы, присели отдохнуть в тени дерева, а священный слон из Пешавара преспокойно стоял, покачивая хоботом, словно ему не пришлось только что затрачивать каких-либо усилий. У-хоу не терпелось отыскать на камнях древние тексты. Она попыталась снять с камня толстый зеленоватый слой, напоминавший по консистенции желатин и надежно окутывавший всю поверхность. Оказалось, что это не так уж трудно, масса легко поддавалась, высвобождая твердую основу.
Однако вскоре она убедилась, что на камнях нет ни надписей, ни вырезанных рисунков.
Тогда она торопливо собрала снятые с камней водоросли и постаралась размазать их по поверхности. Краем глаза она наблюдала за мужчинами, не обращавшими внимания на ее действия. Теперь перед ней стояли восемь крупных камней, пустых и бессмысленных, не содержащих никаких сведений. Возможно, это были остатки старинного здания или моста… Ничто не подтверждало заманчивую легенду о таинственном пророчестве.
У-хоу испытала одновременно и разочарование, и облегчение: если уж на камнях не оказалось никаких надписей, что мешало нанести их?
Людям необходимо соприкасаться со сверхъестественным, сакральным. Достаточно ли будет им «Сутры о великом облаке» и поддержки этой идеи великим мастером дхьяны? Следует ли нанести на старинные камни правильный текст, который убедит всех в том, во что верила она сама? Миссия Небесных Близнецов казалась теперь особенно важной: благодаря им она узнала, где находятся кубические камни, надежно скрытые мутными и беспокойными водами реки Ло.
Внезапно У-хоу с искренним сокрушением вспомнила об Умаре. Необходимо как можно быстрее вызволить эту милую молодую женщину. У-хоу представила себе, как вместе с ней совершает прогулку на берег реки Ло… В христианке она видела отчасти собственное отражение: сочетание красоты и ума, упорство и силу духа, скрытые за нежным обликом страстность, невероятный максимализм и тягу к достижению совершенства. Но и различия были не менее очевидны: императрица стремилась достичь вершин власти, а молодую несторианку интересовала только любовь.
Насколько реально достижение их целей? Смогут ли они преодолеть препятствия, которые любому показались бы чудовищными и чрезмерными?
— Белое Облако, могу я попросить тебя еще об одной услуге? — проворковала У-хоу, разбудив тантриста.
— Слушаю, ваше величество.
— Это тоже касается белого слона…
— Да?
— Нужно перевезти эти камни в парк Летнего дворца, причем так, чтобы никто, абсолютно никто не знал об этом!
Императрица говорила мягко, почти ласково, но в глазах ее светилась такая неумолимая воля и решимость, что возражать ей не рискнул бы никто.
ГЛАВА 42КРЕПОСТЬ ПАЛЬМИРА
— Вам что-нибудь нужно, моя принцесса?
Эти слова произнесла толстая экономка, массивный живот которой терялся в бесчисленных складках широких штанов из черного хлопка, слишком узких в талии. Эта матрона часто наведывалась в отделанную мрамором комнату, где за двойными дверями содержалась Нефритовая Луна.
Супруга Луча Света с трудом дышала, непривычная к сухому воздуху. Удушающая жара превращала комнату в парилку, а кроме того, китаянка едва выносила тяжелый, приторный запах благовоний, зерна которых постоянно тлели в курильницах, смешиваясь с одуряющим ароматом лепестков жасмина, каждое утро щедро рассыпаемых толстухой на мощенный пестрыми плитками пол.
В данный момент она принесла Нефритовой Луне чай с кардамоном, и молодая женщина жадно выпила его. Солнце в этих краях поражало свирепостью, так что в дневные часы китаянка не решалась подойти к окну и посидеть возле него — а это было единственным развлечением, доступным пленнице роскошных покоев. Она находилась в крепости Пальмиры, причудливом, почти нереальном городе в скалах, вздымавшихся одиноким массивом посреди пустыни. Чтобы попасть в дом, вырезанный в цельном камне, приходилось карабкаться по лестнице, так что жизнь в древнем Тадморе[61] казалась странной и неестественной, несмотря на прелестное название «Город пальм» — Пальмира.
Утром и вечером Нефритовая Луна охотно наблюдала за удивительным зрелищем — людьми, хлопотливо карабкающимся вверх-вниз, в ритме жизни, сложившемся здесь на протяжении тысячелетий. Вдали она видела величественные руины, озаренные беспощадным солнцем, к концу лета набравшим особенно свирепую силу: римский театр, в котором столетия назад актеры декламировали тексты на классической латыни и греческом, выступая перед богатыми купцами и другими обитателями города. Также она видела развалины храма Ваала, восходящие ко временам вавилонского владычества, храм божества, управлявшего и солнцем, и луной, и всеми звездами, определявшего судьбы смертных… Видна была ей и поразительная колоннада, украшавшая главную улицу города, удобную для прохода верениц верблюдов, груженных тюками с товарами, — мостовой не было, и животные уверенно продвигались по иссушенной земле. В самом конце широкой и длинной улицы скопилось хаотичное нагромождение шатров и хилых домишек, там находился прославленный рынок благовоний, подаривший этому участку торгового пути имя Аравии Счастливой, ведь именно Пальмира стала центром производства аравийской камеди.
Но Пальмира славилась не только рынком благовоний, но и лучшими на всем Среднем Востоке фруктами и овощами, сладостями и кулинарными изысками, например нежнейшей ягнятиной, которую трактирщики подавали в жареном виде с пресным хлебом — горячим, только что из печи.
Бедняжка Нефритовая Луна так ни разу и не прогулялась по Городу пальм, так что не имела возможности осмотреть его вблизи или попробовать местные деликатесы. Стены ее комнаты были отделаны розовым мрамором, плитка на полу напоминала узором персидский ковер, но, несмотря на всю окружавшую ее роскошь, супруга Луча Света была всего лишь прекрасной пленницей султана.
Оказавшись здесь в первый раз непосредственно в день прибытия в Пальмиру, китаянка дрожала всем телом от отвращения и страха. Она прочитала вожделение в глазах того жирного и волосатого типа, купившего ее у разбойников-похитителей. Толстый султан, само собой, не знал ни слова по-китайски, так что потребовались услуги переводчика.
— Султан Рашид желает, чтобы вы сообщили ему, из какого китайского города вы родом, — начал переводчик, судя по облику, согдиец, лицо которого было сильно испорчено оспинами. Он владел шестью языками, включая китайский и арабский.
Пока женщина из племени тюркютов вела с султаном Рашидом переговоры о продаже Нефритовой Луны, заломив несусветную сумму, девушка стояла с дрожащими губами, погруженная в полное отчаяние. Потом последовала серия коротких приказов, и ее отвели в ту роскошную комнату, где она теперь и находилась под замком. Войдя сюда, она без сил опустилась на широкую и мягкую кровать под балдахином и разрыдалась.
Конечно, ее путешествие на запад началось при драматических обстоятельствах. Целых пять дней после нападения на оазис тюркюты скакали без устали. А связанную пленницу вез на своем огромном и мощном коне вождь отряда. На ночлег останавливались лишь с наступлением темноты, выбирая укромное и надежное место у подножия какой-нибудь скалы.
Рот пленницы завязывали платком, чтобы она не закричала, но она, боясь гибели плода, и так молчала, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания разбойников и не спровоцировать их на агрессию. Кроме того, она хотела, чтобы они как можно дольше не догадывались о ее беременности.
После пяти дней скачки наутро она была совсем слаба, начался жар, и вождь тюркютов, заметив это, понял, что с пленницей что-то не ладно.
— Со мной все в порядке. Просто ночью кричала сова, и мне не удалось выспаться, — заверила китаянка.
Но случилось непоправимое: она все же потеряла ребенка. Не желая привлекать внимание разбойников, она завернула крохотное, почти неоформленное тельце плода в кусок ткани и постаралась поглубже закопать его в песок.
Дальнейшее путешествие превратилось для несчастной Нефритовой Луны в настоящий кошмар. Дорога от Турфана до Багдада казалась нескончаемой. Отряд миновал целую череду оазисов: после Ярхото, известного китайцам как Цзяо-хэ, примостившегося в лёссовой долине при слиянии двух рек в нескольких днях перехода от Турфана, последовал более длинный переход — через Корла, в северную часть бассейна реки Тарим, а потом вдоль Небесных гор, называвшихся по-китайски Тянь-Шань, прорезанных бесчисленными пещерами, в которых находили укрытие отшельники Большой Колесницы.
Сердце ее болезненно сжалось, когда они добрались до оазиса Куча — родины ее возлюбленного Луча Света! Город был окружен абрикосовыми и сливовыми садами, виноградниками, повсюду созревали плоды — яркие и сочные, впитавшие солнечный свет и тепло…