Пять Защит пытался знаками показать ма-ни-па, чтобы тот придержал язык: лучше не тревожить толмача зря, ведь он один из всего отряда отнесся к ним по-доброму.
Затем он уже не в первый раз задумался, почему Маджиб показывает полное отсутствие интереса к длинному футляру с «Сутрой последовательности чистой пустоты»; тот даже не приказал Улику расспросить пленников, что за рукопись везут они с собой. Возможно, дело в детях? Перс упрям и, похоже, имеет свойство сосредотачиваться на одной цели. Теперь его голова занята новой идеей насчет малышей, на прочее в ней места не осталось.
— Спасибо за совет, Улик, — снова вздохнул Пять Защит и пожелал толмачу приятных сновидений.
Когда тот, судя по дыханию, заснул, ма-ни-па медленно, потихоньку подполз к товарищу. Тот тоже передвинулся, пользуясь тем, что ранее их надсмотрщик неосмотрительно согласился удлинить веревку и забыл про это. В конце концов они улеглись, почти соприкасаясь головами, и смогли перешептываться.
— Не верю я в эти россказни о браке между братом и сестрой. Улик держит нас за дураков! — проворчал странствующий монах.
— Не знаю… мне кажется, он верит в то, что говорит. Я сам заметил, что этот Маджиб слишком уж часто поглядывает на детей. Думаю, надо бежать.
— Согласен. Но как?
— У тебя богатый опыт, и ты лучше знаешь горы.
— Будь у меня с собой хотя бы часть мандалы бодхисатвы Манчжушри, разгоняющей мрак, я сосредоточился бы на образе божества, и оно подсказало бы мне решение…
Тут Пять Защит его прервал и поспешно отодвинулся. Распознав в далеком еще хрусте звук приближающихся шагов, он замер и притворился спящим.
На него пахнуло чьим-то несвежим дыханием. Прождав, пока пришелец отодвинется, юноша осторожно приоткрыл глаз: над ним нависал темный силуэт. Когда человек повернулся, в свете затухающих углей юноша узнал профиль Маджиба. Подозрительный перс лично пришел проверить пленников, а заодно заглянул в корзину с малышами. Да, этого человека трудно будет обмануть…
Тем временем погода портилась. Появились обычные для страны Бод тяжелые тучи, низко нависающие над горами. Снег шел сплошной стеной, за ним трудно было разглядеть дорогу впереди, что делало ее намного опаснее. Целую неделю люди и животные упрямо бодали склоненными головами снежную пелену, с трудом переставляя ноги. На восьмой день поднявшийся ледяной ветер прогнал снежные тучи. Открылись великолепные виды сияющих горных пиков и хребтов, составлявших Крышу мира. Даже вконец замерзший, Пять Защит нашел в себе силы полюбоваться этим величественным зрелищем.
К общей радости одинаково обессиленных пленников и пленителей, за очередным поворотом показался постоялый двор. Все оживились, тут и там звучали сиплый простуженный смех и возбужденные голоса.
— Вождь Маджиб велел передать, что сегодня мы заночуем под крышей — вам повезло! Но вам не следует испытывать напрасных надежд, — сообщил возникший рядом с пленниками Улик. — Мне нравится этот постоялый двор! — добавил он весело.
— Наконец-то я смогу побрить голову и умыться теплой водой! — пританцовывая на месте, воскликнул ма-ни-па.
— Это точно. С радостью последую твоему примеру! Все тело чешется, и побрить голову давно пора. Слишком холодно, чтобы умываться снегом! — поддакнул Пять Защит.
Перед постоялым двором Маджиб приказал своим людям снять путы с пленников.
— Ишь ты, не хочет казаться разбойником, — шепнул ма-ни-па товарищу по несчастью, в то время как подошедший Улик освобождал их от веревок.
Неожиданно переводчик тихо произнес с прежним равнодушием на лице:
— Мне тоже не по нраву браки между братьями и сестрами… Если получится, я помогу вам бежать.
Молодой монах так изумился, что с трудом сохранил невозмутимость. Боясь подозрений, он даже отвернулся от толмача, едва ощутил себя свободным. Украдкой оглядевшись вокруг и решив, что их никто не слышит, он шепнул: «Спасибо!» — и поспешил к коню Прямо Вперед, которого Маджиб привязал к стволу дерева поодаль от дороги. Черный жеребец, скучавший по хозяину, издал долгое ржание и радостно мотнул головой, когда тот после долгой разлуки потрепал коня по шее. Скоро сюда же прибрел и ма-ни-па.
— Улик на нашей стороне. Может, удастся сбежать прямо с постоялого двора, — шепнул Пять Защит странствующему монаху, не поворачивая головы и незаметно делая ему знак молчать.
Вскоре подошел переводчик, унылый с виду.
— Боюсь, наш вождь Маджиб думает, что вы рискнете бежать отсюда, пока не связаны. Велел передать, что при попытке побега он вас прирежет. А он не бросает слов на ветер!
— Ступай, Улик, постарайся убедить его: мы напуганы и даже не думаем о побеге, — попросил Пять Защит.
В воротах постоялого двора путников поджидал хозяин, который не преминул усомниться в их платежеспособности.
— Это вам не буддийский монастырь, где подают милостыню странникам! У меня приличное заведение! Я не хожу вокруг да около, сразу об этом говорю, так-то! — Хозяин постоялого двора был насмешлив и бесстрашен; вне сомнения, рядом стояли вооруженные слуги.
Улик перевел сказанное Маджибу. Главарь сухо и коротко буркнул что-то в ответ.
— Вождь Маджиб требует справедливой цены, — с этими словами Улик почему-то обратился не к владельцу постоялого двора, а к Пяти Защитам.
Молодой монах выступил вперед, навстречу хозяину. Тот сморщил нос от дурного запаха, исходившего от немытого гостя.
— Знаешь ли ты, что рискуешь своей кармой, проявляя такое недоверие к почтенным путникам? Что ж, мы плохо выглядим: это понятно, ведь мы долго шли по горам. Но почему ты так непочтительно говоришь о буддийских монастырях? Настанет время, и тебе придется нести дары, чтобы монахи за тебя молились, но лучше бы ты вспомнил о карме сейчас! Неужели тебе вовсе не ведомы законы гостеприимства? — повысил голос Пять Защит, призвав на помощь все свои ораторские навыки.
Хозяин постоялого двора заметно занервничал. Тогда монах надавил еще немного:
— Каждый буддист знает, что такое гостеприимство. И не отзовется дурно о милосердии тех, кто помогает ему заслужить милость Будды. Или ты не нуждаешься в божественной милости?
— Я дважды посещал монастырь Просветления в Хотане, — пробормотал смущенный хозяин.
— То-то же. Паломники, которые много дней мерзли и страдали от непогоды, достойны более радушного приема.
— Кто ты такой, чтобы учить меня манерам? — Хозяин, как видно, опять вспомнил о деньгах, но голос его звучал неуверенно.
— Я Пять Защит Трипитаки, помощник настоятеля величайшего монастыря Большой Колесницы! Будь уверен, я знаю, о чем говорю!
Он посмотрел хозяину прямо в глаза как можно тверже. Тот отступил и сник:
— Забудь мои слова. Я не думал… Я возьму столько, сколько вы готовы заплатить… Добро пожаловать!
Пять Защит вывернул карман, достав оттуда два последних таэля.
— Вот все, что у меня есть. Что до остального, пусть нужную сумму внесет твое милосердие!
— Да будет так… — уныло кивнул хозяин.
— Ну вот! Скажи вождю Маджибу, этот человек предоставит нам жилье по весьма выгодной цене! — сказал довольный Пять Защит толмачу.
— Держи на привязи своего огромного пса, а то напугает слона. — Хозяин постоялого двора испуганно глядел на Лапику, которая, в свою очередь, недружелюбно уставилась на него, слегка оскалив зубы.
— Она слушается меня беспрекословно и будет спать у моих ног, — ответил монах, подумав, что это довольно странно: вспоминать о слонах в продуваемых ледяными ветрами горах страны Бод!
— На сколько дней он даст нам кров? — перевел Улик вопрос Маджиба.
Пять Защит передал вопрос владельцу постоялого двора. Тот слегка скривился и невнятно забормотал по-тибетски, как видно не решаясь ни отказать, ни согласиться на длительный срок. Молодой монах обернулся к Улику, который не знал тибетского, и соврал:
— Он готов приютить нас на три ночи и два дня.
Этого хватит, чтобы устроить побег. Если не получится, отдых тоже не помешает.
— Вождь Маджиб говорит, ты способный малый! Он доволен тобой, — передал толмач.
Пять Защит подумал, что их теперь не прирежут, даже если поймают при попытке сбежать.
— У нас есть два дня и три ночи, чтобы действовать, — прошептал он странствующему монаху, поднимая корзину с младенцами: на этот раз Маджиб доверил ее попечению Пяти Защит. Вдвоем с ма-ни-па они поднялись по крутой лестнице в одну из больших спален на втором этаже, которую отвели новоприбывшим.
Друзья устроили корзину в углу, приложили детей к соскам Лапики и сняли наконец грязную верхнюю одежду.
— Я так устал, что даже не чувствую голода, — признался ма-ни-па, опускаясь на простую, ничем не прикрытую койку, занимавшую другой угол комнаты.
— Я тоже! Спать хочется до смерти, — откликнулся молодой монах, растянувшись прямо на соломенном полу. И тут же провалился в сон, не опуская, впрочем, руки с края корзины.
Во сне он увидел прекрасное лицо Будды, каким его изображают на миниатюрах, но это видение было мимолетным. Юноша проснулся от легкого прикосновения; спросонья Пяти Защитам показалось, что в него тычется какой-то зверь, но, поморгав, он увидел перед собою Улика.
— Вождь Маджиб велел передать, что твой конь Прямо Вперед не желает заходить на конюшню! Маджиб требует, чтобы ты спустился.
Борясь с сонливостью, Пять Защит торопливо оделся и вслед за Уликом вышел во двор. Перед конюшней, упершись всеми четырьмя, стоял черный жеребец. Он время от времени начинал рыть снег передним копытом и тревожно ржал. Двери конюшни были широко распахнуты. Вокруг взбунтовавшегося коня на почтительном расстоянии собрались персы, наблюдая, как конюх опасливо и тщетно тянет его за повод.
Пять Защит заметил во дворе еще двух человек, необычайно смуглых. Очевидно, это были индийцы, поскольку они негромко переговаривались на санскрите. Один, в длинном оранжевом одеянии монаха Малой Колесницы, спасался от холода под толстым грубошерстным пледом.
— Лошадь боится слона! Так он никогда не зайдет на конюшню! И Синг-Синг тоже нервничает, он может снова пораниться! — крикнул Маджибу второй индиец, на котором не было оранжевого монашеского облачения. Пять Защит приметил за поясом у этого человека характерный крюк, какими пользуются погонщики слонов. Монах-хинаянист согласно кивнул и добавил несколько слов на фарси.