[44] Она стоит на реке Тао-лай, — объяснял Умаре Пять Защит.
К полудню они оказались у подножия гор Цилинь,[45] перегородивших Шелковый путь и острыми зубцами врезавшихся в небо.
— Я предполагаю свернуть и обойти крепость стороной. У нас нет товаров, но таможенники с любого путника требуют плату за проход, а за коня еще дороже, — сказал Пять Защит.
— Это разумно, но не сильно ли мы рискуем, ведь с нами дети! Путь по горам опасней, а если мы все-таки попадемся, нас посчитают преступниками, — забеспокоился ма-ни-па.
— Не попадемся — мы пойдем пастушьими тропами, куда не забредает ни один стражник. А горы, здесь совсем не такие, как в Тибете.
Они свернули на хорошую, удобную тропу, уходившую к северу.
Закат отбрасывал на скалы красные блики. Там начиналась страна пастухов и контрабандистов. С высотой воздух становился холоднее.
Через некоторое время, когда окончательно стемнело и путь им освещала лишь ущербная луна, из корзины раздалось хныканье; Небесные Близнецы проголодались.
Вскоре нашлось хорошее место для ночлега, тропа вышла на берег пересохшей речки. На ее песчаном мягком дне, казалось, удобнее всего устроиться. Они спустились и немного прошли по песку. Вдруг Лапика насторожилась и начала принюхиваться, затем остановилась и зарычала. Внезапно впереди взметнулось что-то темное, раздался сдавленный возглас. Непонятно откуда возникли два смутных силуэта.
Пять Защит мгновенно принял боевую стойку, а ма-ни-па столь же стремительно выхватил из рукава ритуальный кинжал фурбу. Всего за несколько ударов сердца Умара успела испугаться, вспомнив рассказы о пустынных призраках, и успокоиться, сообразив, что возглас принадлежал обычному человеку. Мысль о том, что люди бывают опаснее призраков, напугала ее снова.
— Эй, назовите себя! — резко выкрикнул китайский монах.
— Не трогайте нас! Мы не сделаем ничего плохого! Мы простые путники и остановились тут поспать! Прошу вас, позовите к себе собаку! — откликнулся юношеский голос.
— Не делайте резких движений, и Лапика вас не тронет. Подойдите ближе, дайте себя рассмотреть.
Две фигуры робко приблизились — мужчина и женщина, худые, среднего роста.
Когда развели костер, пара оказалась совсем молоденькой.
Голубые глаза юноши не были раскосыми, и это говорило о западном происхождении или по крайней мере о примеси чужой, не восточной крови; внешность девушки не оставляла сомнений — она китаянка. В этом у пары было общее с Пятью Защитами и Умарой, только, наоборот, он был китайцем, а она пришла с Запада.
— Откуда вы идете? — стал расспрашивать Пять Защит, когда они назвали друг другу свои имена. — Мы сами пришли из Дуньхуана. Я — буддист, а она — христианка. Ну а ма-ни-па — это ма-ни-па… Он из Тибета.
— А мы из Чанъаня, уже месяц в пути! Я — манихей, а Нефритовая Луна… конфуцианка, — ответил Луч Света.
— Я работала красильщицей на шелковом дворе, — без малейшего смущения сказала китаянка.
— Так вот почему вы идете таким путем! Я слышал, всех, кто знает секрет шелка, не выпускают из Китая. Ну… мы тоже решили обогнуть Нефритовые врата… — неопределенно махнул рукой Пять Защит.
В это время Умара извлекла из корзины детей и как раз пристраивала их к сосцам огромной собаки, словно двух щенят.
— Ой, у вас малыши? — всплеснула руками китаянка. — А почему их кормит собака?
— Это Небесные Близнецы! — ответил ма-ни-па.
Пять Защит пояснил:
— Они сироты, а мы просто о них заботимся. Лапика кормит их с самого момента рождения.
— Поразительно! Я такого никогда не видела! — изумилась китаянка, склоняясь над малышами и без страха поглаживая собаку. — Ой, а у этого ребенка половина лица — точь-в-точь как у обезьянки!
По мере продолжения беседы беглецы, тропы которых столь неожиданно пересеклись, с удивлением обнаружили, что у них немало общего. Возникшее доверие побудило их взаимно поделиться подробностями своей жизни.
— Но почему вы не остались в Чанъане? — поинтересовался Пять Защит.
Луч Света решился рассказать все как есть:
— Нам пришлось бежать, потому что власти хотели нас схватить.
— Нас предал человек по имени Морская Игла, он обманул нас, поступив так из ревности! — с горячностью добавила Нефритовая Луна.
— Если у вас будут трудности и по дороге в Турфан вы посетите оазис Дуньхуан, как раз на полпути, вы можете постучаться в дом моего отца! Он епископ несторианской общины. Там никогда не отказывают в милосердии бедствующим путникам. Но только обещайте, что не скажете ему, что встретили его дочь на тропе контрабандистов!
— Аддай Аггей — твой отец?! — воскликнул кучанец, его светлые большие глаза еще сильнее расширились от удивления.
— Откуда ты знаешь его имя? — изумилась Умара.
— Я слышал, как о нем говорил дьякон, первый помощник нашего наставника. Твой отец не раз бывал в Турфане и встречался с главой нашей общины, его зовут Море Покоя. Манихеи изготовляют шелковую нить, а несториане ткут из нее материю и продают в Китае. Конечно, это незаконно, но очень прибыльно, — объяснил Луч Света.
— Оказывается, мой отец еще более скрытен, чем я предполагала! У него целое производство, а не просто мастерская! — покачала головой Умара. — Сейчас дела пошли на лад, но есть одно несчастье — запас нити у моего отца почти полностью истощился, работа вот-вот остановится!
Луч Света встрепенулся:
— Я должен доставить в Церковь Света в Турфане коконы и яйца, личинки шелкопряда в состоянии спячки. Неожиданный мор погубил нашу колонию, и наставник послал меня в Чанъань, чтобы привезти новые личинки и восстановить производство нити! — Кучанец не осмелился признаться новым знакомым в том, что сам уничтожил шелкопрядов, лишь бы вернуться к Нефритовой Луне.
Две пары еще долго сидели у огня, болтая о пустяках, отыскивая все больше сходства в своих судьбах, совершенно измененных любовью. И все четверо уверились, что любовь способна преодолеть какие угодно преграды.
На следующее утро они пошли своими дорогами, одни — в сторону Китая, другие — к западу. Никто из них не мог предположить, пересекутся ли их пути вновь.
— Если в будущем мы попытаемся отыскать вас, где начать поиски? — спросил Пять Защит у Луча Света.
— В Церкви Света в Турфане. Если меня там не будет, постараюсь найти способ оставить вам весть. А где найти вас?
— Безусловно, в Лояне. Там я во всем повинюсь перед учителем Безупречной Пустотой и уйду из монахов. Буду жить как обычный человек, у меня будет семья! — улыбнулся Пять Защит. — Думаю, если вы доберетесь до Лояна, то легко сможете нас найти.
Перед тем как расстаться, Луч Света протянул новому другу свернутые одежды.
— Это вот — одеяние китайского солдата, а это — монаха-даоса. Те самые, без которых нам не удалось бы сюда добраться! Эти костюмы нам больше не нужны. Возьми. Может быть, они вам пригодятся.
— Ты же не хочешь, чтобы я бродил по рынкам Китая, выдавая себя за торговца целебными растениями? — пошутил Пять Защит.
— Кто знает! В компании с ма-ни-па и двумя младенцами ты мог бы иметь успех!
Махаянист громко рассмеялся:
— Монах Большой Колесницы никогда не станет выдавать себя за даоса!
— Не надо зарекаться, — рассудительно заметила Умара. — Все может быть!
Их окружали синеватые горные вершины, проступавшие сквозь густой утренний туман, который только-только начинал рассеиваться, предвещая ясный день.
— Доброго пути! И пусть Блаженный Будда будет к вам благосклонен! — от всего сердца пожелал Пять Защит.
— И пророк Мани, поборник Света, пусть сопровождает вас в пути! Знайте, что мы всегда будем рады видеть вас в Турфане! — ответил Луч Света.
— Мой Единый и Неделимый Бог по неисчерпаемой своей доброте пусть защищает вас от напастей! В Лояне вы всегда встретите наш теплый прием! — вздохнула молодая несторианка.
— Ты ничего не скажешь? — спросил Луч Света у Нефритовой Луны, которая одна хранила молчание.
— Между Буддой и Единым Богом предпочитаю не выбирать. Я верю, что нас всех оберегают звезды Удачи и Любви. А созвездия Волопаса и Ткачихи, которые соединяются каждый год, обозначая наступление праздника влюбленных, пребывают на высоком мосту перед Желтым Императором, рядом с Млечным Путем, который обычно их разделяет! — тихо проговорила китаянка.
Чуть в стороне от этой группы ма-ни-па с полузакрытыми глазами и широко распростертыми руками бормотал свою молитву.
— Что ты делаешь, ма-ни-па? — поинтересовался Луч Света, только теперь заметивший непривычную для него сцену.
— Я молюсь Блаженному Будде о вашей будущей жизни. Я прошу, чтобы вы, все четверо, стали «драгоценностью»! Вы заслуживаете этого! Ом!
— Что означает «быть драгоценностью», ма-ни-па? — удивился кучанец.
— Я говорю о подарке Будды — глазах, которые он дал несчастному слепому во время одного из череды своих существований! Старый лама заверил меня, что человек, обладающий таким глазом, всегда найдет свою дорогу и непременно достигнет Пути Освобождения! Я молю, чтобы Глаза Будды смотрели на мир ради вас четверых! — возвестил странствующий монах с глубоким поклоном, приложив руки к груди.
Эта его речь стала своего рода благословением, с которым Луч Света и Нефритовая Луна тронулись в путь. Когда они скрылись за поворотом тропы, Пять Защит со спутниками также начали собираться в дорогу.
Юноша был озабочен сначала выбором наилучшей тропы, затем его одолели мысли о будущей встрече с наставником и о том, как может повернуться их разговор. Он так погрузился в свои размышления, что далеко не сразу обратил внимание на мрачное выражение лица дочери Аддая Аггея.
— Почему у тебя такой печальный вид, Умара? Что тебя огорчает?
— В Дуньхуане я не попрощалась со своим единственным другом! Это мальчик… Помнишь, когда мы с тобой впервые говорили там, на скале, он ловил кузнечиков? Его зовут Пыльная Мгла. Я обещала ему снова прогуляться вместе по пустыне. Должно быть, он расстроился, ведь, кроме меня, у него не было там друзей.