— Глаза Будды? Ты имеешь в виду эту легенду о слепом и драгоценных камнях? — Лама сТод Джинго, хранивший безмолвие на протяжении всего предыдущего разговора, внезапно подался вперед; в голосе его прозвучала неподдельная тревога.
— Совершенно верно. Вы, конечно, знаете, что реликварий Канишки, который находится в нашем монастыре, содержит бесконечно драгоценную и почитаемую реликвию — глаза, дарованные Блаженным Буддой несчастному слепцу во время одного из своих перерождений! — воскликнул Кинжал Закона.
— О да! Если бы ты только мог вообразить, как много я об этом знаю! — пробормотал Рамае сГампо.
— Учитель, вы видели эту реликвию, столь прославленную во всем буддийском мире?! — восхитился лама сТод Джинго.
— Глаза Святого заперты в пирамидальной шкатулке чистого золота, — а та, в свою очередь, находится внутри реликвария. Во время Большого паломничества каменщики вскрывают стену, внутри которой запечатан реликварий, и показывают его собравшимся, после чего сокровище провозят в процессии, под балдахином, на спине священного белого слона. Никто не открывает реликварий, поскольку ключ от него утерян, как говорят, еще несколько веков назад…
— Ты совершенно уверен, что ни у кого нет ключа? — внезапно уточнил слепой настоятель.
— Почему вы спрашиваете об этом, о достопочтенный Рамае сГампо? — Кинжалу Закона стало не по себе.
Повисла пауза.
— Единственный, кто мог бы ответить на этот вопрос, — Буддхабадра, — наконец произнес Кинжал Закона. — Это он является хранителем святыни и вправе говорить о ней. Если кто и знает о местонахождении ключа, так это он!
— Увы, я не имею ни малейшего представления, что с ним произошло, поверь мне. Как не знал и того, что Буддхабадру сопровождает Безумное Облако… По правде говоря, это меня очень обеспокоило, — отозвался Рамае сГампо.
— Но почему провалилась последняя встреча? По вашим словам я понял, что это стало причиной для многих невзгод! — Кинжал Закона предпринял последнюю попытку добиться от старого настоятеля мало-мальски вразумительного ответа.
— Я ничего больше не могу сказать. Предмет наших бесед нельзя обсуждать с посторонними.
— Учитель Рамае, вы играете особую роль в процессе установления перемирия между тремя основными течениями буддизма, иначе Самье не было бы избрано в качестве места важнейшего собрания, — произнес хинаянист в надежде, что его собеседник хотя бы проговорится, выдав крупицу дополнительных сведений.
— Отрицать это значило бы солгать, — проворчал слепой лама.
— Не выступаете ли вы своего рода арбитром, что позволяет ваша безграничная мудрость?
То, что могло бы прозвучать неприкрытой грубой лестью, соответствовало действительности, а потому Рамае сГампо тяжко вздохнул и ответил:
— Твоя догадливость просто изумляет, Кинжал Закона! Я ограничусь тем, что скажу: раз в пять лет я посещаю подобные встречи с тем, чтобы обеспечивать саму возможность переговоров. Из трех участников я самый старший по возрасту. Здесь, в Самье, раз в пять лет я подтверждаю: «Соглашение продляется еще на пять лет»!
— «Еще на пять лет»? Но что кроется за этими загадочными словами, о учитель Рамае? — в нетерпении воскликнул монах из Пешавара.
— Эти «слова», как ты выразился, суть официальный итог встречи. Кроме того, мой дорогой юный собрат, не мог бы ты сам объяснить, что значат эти слова, если не продление соглашения? — иронично произнес слепой лама.
— Но расскажите мне хоть что-нибудь об этом соглашении, достопочтенный! Это единственное, чего я желаю! Мне нужен хотя бы маленький кончик путеводной нити для поиска моего драгоценного настоятеля!
Волнение монаха из Пешавара, убежденного, что он в одном шаге от искомой цели, звенело в его возбужденном голосе. И каково же было его разочарование, когда в ответ Рамае сГампо произнес:
— Ты ничего больше не узнаешь. Я и так сказал слишком много. В любом случае я убежден, что предмет соглашения никак не мог привести к исчезновению настоятеля Буддхабадры. А теперь пришло время мне пройти в молитвенный зал и ударить в большой барабан. — Слепой настоятель резко встал и покинул комнату, направляемый ламой сТодом Джинго, на плечо которого опирался.
Оставшись в одиночестве, Кинжал Закона тяжело опустился на скамью, где только что сидел Рамае сГампо.
Единственное, что было ясно: существует секретный договор о перемирии между тремя буддийскими ветвями, который подтверждается раз в пять лет и обеспечивается авторитетом Рамае сГампо. Но какой эзотерической церемонией или таинственным ритуалом оно скреплялось? Первый помощник Буддхабадры стал как можно быстрее перебирать в памяти тысячи строк сутр, усвоенных с тех времен, когда он был еще совсем юным послушником, не прошедшим обряд упасамбада — обривания головы и облачения в оранжевые монашеские одеяния, а также получения чаши для сбора подаяния.
Ни в одном из священных текстов, от простейших и до самых загадочных и темных по смыслу, то есть рассчитанных на посвященных, — с ними знакомили в конце срока обучения, — он не мог припомнить слов «соглашение продляется…» или чего-то подобного. Таких церемоний традиция не предусматривала. Значит, высокие Учителя изобрели что-то совершенно новое.
Что поможет ему разрешить загадку?
Закрыв глаза, чтобы проще было сосредоточиться, монах медленно припомнил все сказанное ему настоятелем Самье.
Каждые пять лет Буддхабадра отправлялся в Страну Снегов, чтобы подкрепить договоренность о мирном сосуществовании школ, являвшихся сестрами и соперницами. На последней встрече, судя по словам старого ламы, произошло нечто непредвиденное, и это предвещало несчастья. Вероятно, у Буддхабадры была особая причина вернуться сюда в одиночестве, отдав распоряжение погонщику ждать его на постоялом дворе.
Все так, но дальше Кинжалу Закона продвинуться не удавалось.
Почему его наставник решил остаться в одиночестве?
Что сталось с белым слоном?
По какой причине достопочтенный настоятель из Пешавара оказался в компании с неким человеком по имени Безумное Облако? И почему это так поразило и встревожило Рамае сГампо?
Контуры тайны прорисовывались, но детали тонули в тумане.
И в этот момент молодого монаха поразила внезапная мысль. У него перехватило дыхание от неожиданности. Почему он не подумал об этом раньше? Ведь решение напрашивалось само…
Однако проверить свою догадку он мог лишь по возвращении в Пешавар.
С момента прощания с Пятью Защитами Кинжал Закона чувствовал себя очень одиноким среди величественных Гималайских гор, и это усиливало его недоверие к стране, что не прекращала терзать и мучить его. Пришло время вернуться в монастырь Единственной Дхармы, к своим собратьям. Должно быть, они изнемогают от тревоги и неопределенности своего положения, ведь они остались совсем без руководства, а до Малого паломничества осталось лишь несколько дней…
Не теряя времени, Кинжал Закона отправился искать погонщика, чтобы отдать ему распоряжение готовить слона Синг-Синга к возвращению домой, а потом подошел проститься с ламой сТодом Джинго, который задумчиво разглядывал ворота монастыря.
— Если вам когда-нибудь доведется встретить на своем пути человека по имени Безумное Облако, постарайтесь держаться от него подальше. Он несет в себе зло, самое настоящее зло! — внезапно негромко сказал лама, дружески положив руку на плечо хинаяниста.
Погруженный в свои мысли, Кинжал Закона даже не оглянулся на монастырь, проезжая узким ущельем, которое вело в сторону от Самье; ему не захотелось вновь увидеть знаменитые золоченые купола обители. Он ступил на тропу, что вела его в Пешавар и сейчас казалась ему бесконечной. Так всегда бывает в Стране Снегов. Чем больше спешишь, тем выше горные пики, тем дальше они отодвигаются от торопливого путника, словно не желая подпускать его к себе.
Шагая бок о бок с погонщиком и слоном Синг-Сингом, Кинжал Закона невольно ускорял ход, но пейзаж оставался недвижим; день за днем бесконечно повторяли друг друга, как в кошмаре. Настало то время года, когда старый снег постепенно сошел со многих мест, а новый еще не начал засыпать горы, что сильно облегчило дорогу для Синг-Синга, чьи ноги уже не так страдали.
В родном монастыре его ждал восторженный прием: когда со стен заметили, что приближается первый помощник настоятеля, все монахи собрались в главном дворе, чтобы приветствовать его. На шею Синг-Синга водрузили огромную гирлянду из бумажных цветов.
Вступив на территорию монастыря Единственной Дхармы, Кинжал Закона со всех сторон услышал многократное повторение одной и той же фразы, слетавшей с губ опечаленных собратьев и юных послушников:
— Буддхабадра не вернулся! Достопочтенный Буддхабадра все еще не вернулся!
Несмотря на смертельную усталость, Кинжал Закона собрался с силами, вышел на балкон над главным двором обители и как можно громче произнес слова, которые считал в данный момент самыми важными:
— Дорогие мои братья, не надо терять надежду…
Едва он произнес эти слова, в толпе раздались рыдания, так что Кинжал Закона даже растерялся, — он не знал, как продолжать, чем утешить собратьев. Они уже не ждали от него добрых вестей о судьбе Буддхабадры.
Но что сказать? Он даже не мог поделиться сведениями, полученными от Рамае сГампо… Оставалось ограничиться общими ободряющими словами.
— Братья мои, в поисках нашего драгоценного настоятеля я дошел до Страны Снегов!
— Но разве ты не говорил нам, что отправляешься за благовониями для Малого паломничества, а потому вернешься еще до его начала? — раздался неожиданный вопрос. То был сердитый голос Корзины Подношений — монаха, отвечавшего за монастырских слонов.
— Я не мог тогда сказать всю правду! Монастырь Единственной Дхармы пребывал в смятении, и я не хотел вносить в жизнь собратьев новую тревогу, а потому умолчал, что надеюсь отыскать достопочтенного настоятеля. Только Радость Учения знал об этом! — громко заявил Кинжал Закона.
— Блаженный Будда не пожелал, чтобы наш драгоценный наставник вернулся в обитель. Я в этом уверен! Разве не должны мы теперь взять управление монастырем в свои руки? Мне это представляется совершенно ясным! Он настолько близко подошел к состоянию архата, что смог прервать цикл бесконечных перерождений и покинул этот мир без следа… Нам необходимо срочно принять решение — ведь впереди Большое паломничество, и мы не можем допустить, чтобы оно прошло так же неудачно, как и Малое! — заговорил один из монахов, поддержанный горестными причитаниями остальных.