довало срочно исправить положение, смягчить свои последние слова. Нельзя допустить, чтобы императрица уехала сердитой и недовольной. Поэтому, когда У-хоу уже намеревалась ехать, он подошел на прощание к зарешеченному окошку ее позолоченного паланкина. Шесть носильщиков были готовы нести государыню, подняв паланкин на плечи.
— Ваше величество! Размышляя о вопросе, который вы мне задали, я пришел к определенному выводу. Вероятно, исцеляющий больных человек на белом слоне, хоть и не может быть самим Буддой, обладает каким-нибудь благословением Блаженного! Я бы советовал пригласить его ко двору, чтобы доподлинно разузнать все обстоятельства. Возможно также, он опытный врач, который окажется полезен. Кто знает заранее, что может преподнести нам Блаженный…
— Я последую совету и непременно буду держать вас в курсе, — сдержанно ответила императрица.
— Да благословит вас Будда, да одарит он вас своей добротой и озарит божественным Светом! Вся Большая Колесница в вашем распоряжении, ваше величество! — воскликнул Безупречная Пустота, прильнув к окошку паланкина.
— Я и не сомневалась!
ГЛАВА 34В ГОРАХ СТРАНЫ СНЕГОВ
Двое молодых людей, юноша и девушка, а с ними большая желтая собака уже два месяца шли через равнины и перевалы высоко в горах, временами оказываясь в настолько пустынных местах, что даже животные почти не попадались им на глаза, а единственным укрытием от ледяных ветров наступавшей зимы странникам служили жалкие кусты.
Однажды за крутым поворотом горной тропы, над которой еще вился парок от испражнений недавно прошедших здесь яков, и потому путники шли осторожно, глядя под ноги, Пять Защит обратил внимание на необычное поведение собаки: Лапика, припав на передние лапы, рычала в сторону чернеющей на фоне снежной белизны расщелины в скале.
Что там такое?! Похоже, либо в самой расщелине, либо рядом с ней кто-то прятался. Какой-то зверь? Внезапно Лапика бросилась вперед и, подскочив к большому сугробу, зашлась в истошном лае. В тот же миг оттуда выбрался насмерть перепуганный человек, с ног до головы облепленный снегом.
— Уберите собаку! Она меня сожрет! — завопил он.
Пять Защит отдал резкий приказ — и Лапика вернулась к его ногам к явному облегчению незнакомца. Тот был маленького роста, с глазами-щелками — то ли от природы, то ли щурился из-за налипшего на ресницы инея. Лицо его сильно покраснело от холода.
Приглядевшись, Умара вскрикнула, всплеснув руками: под заснеженным тряпьем она распознала своего давнего друга:
— Пыльная Мгла! Какая неожиданная встреча! Но что ты делаешь тут, в Тибете?! Я так рада тебя видеть! А ты подрос! — скороговоркой выпалила она. Когда юный китаец вытер лицо и отряхнулся, Умара смогла рассмотреть его получше.
— Я прятался! Вас я заприметил еще вон на том склоне. Два человека и собака! А я один! Когда вы скрылись за поворотом тропы, я успел зарыться в снег. Мне приходится быть осторожным. Иначе я не смог бы уйти так далеко. Не думай, что я трус!
— Ладно-ладно, я и не думаю! Ты на самом деле молодец и очень разумно поступаешь, — улыбнулась Умара. — Давайте устроим привал, нам нужно многое рассказать друг другу!
Пять Защит, который уже слышал имя китайца раньше, но никогда не видел его прежде, с интересом присматривался к новому знакомому. Он также заметил, что лицо его возлюбленной озарено искренней радостью, в то время как парень выглядит недовольным, почти сердитым.
А дело было вот в чем. Когда Умара скрылась без малейших объяснений, Пыльная Мгла ужасно обиделся и до сих пор не мог избавиться от этого чувства. Почему она покинула его? Разве они не были настоящими друзьями? Он день за днем бродил по городу и окрестностям, одновременно встревоженный и возмущенный. Его то охватывал страх, то мучила тоска. Девушка стала единственным человеком на свете, к которому он привязался. Постепенно раздражение брало верх, юноша буквально кипел от гнева. Он, в отличие от отца Умары, почему-то был твердо уверен, что с ней ничего не случилось, а она по доброй воле отправилась куда-то по Шелковому пути. После одного важного разговора, который произошел у него во время скитаний по Дуньхуану, Пыльная Мгла решил отправиться в монастырь Самье… И теперь, насупленный, кусая губы, он стоял перед Пятью Защитами и Умарой. Он разрывался от противоречивых чувств: с одной стороны, не терпелось высказать свою обиду, с другой — ужасно не хотелось опять остаться в одиночестве.
Молодые люди желали узнать подробнее обо всех обстоятельствах, приведших юного китайца в эти безлюдные и негостеприимные края, в страну Бод, где вершины гор покрыты вечными снегами.
— Если я правильно понимаю, ты легко отделался. В оазисе почти никого не осталось в живых! — Пять Защит узнал об этом от императрицы незадолго до бегства.
Пыльная Мгла объяснил, что покинул Дуньхуан еще до нападения разбойников и знает о произошедшем лишь по слухам.
— Почему ты решил идти сюда? — спросила Умара.
Юный китаец настороженно зыркнул исподлобья и нехотя ответил:
— Но разве не про Крышу мира говорят, что здесь никого не смогут найти и поймать?
— Да, это правда. И в этих горах нет тюркских солдат, которые могли бы тебя преследовать… — спокойно принял это объяснение Пять Защит, подозревающий, что мальчик что-то скрывает. Следовало его расспрашивать, стараясь не вызывать недоверия, — возможно, тогда он разговорится. А пока Пыльная Мгла отвечал уклончиво и отрывисто.
— Я могу сказать только то, что слышал от других, — с раздражением произнес Пыльная Мгла в ответ на настойчивые расспросы Пяти Защит. — Когда прискакал человек с криками, что за ним по пятам гонятся кочевники, я сразу убежал, ведь у меня не было пожиток, которые надо собирать. Говорят, пожар сжег все деревянные постройки и повредил дома из самана. Остался голый камень, да и тот весь в копоти.
— А каменная несторианская церковь? Она-то хоть уцелела? — с дрожью в голосе спросила Умара, беспокойство которой за судьбу отца вспыхнуло с новой силой.
— На несторианское подворье напали прежде всего, — ответил Пыльная Мгла. — Все на Шелковом пути говорят, что набег случился по вине епископа, замешанного в каком-то скандале.
Умара с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Что же случилось с ее любимым папой? Успел ли он бежать? А доверенный дьякон, занимавшийся тайным изготовлением шелка? Удалось ли ему спастись от разбойников? А что сталось с несчастной Голеа, ее воспитательницей? Смогла ли она укрыться от разъяренных тюркских воинов?
Пять Зашит, стараясь утешить, нежно взял девушку за руку.
— Да, это ужасно! Жаль оазис, он был очень красив! А буддистские монастыри на скалах вокруг… Как они? — продолжил он расспрашивать китайца.
— Разбойники разрушили и их.
— А молитвенные залы в пещерах?
— Говорят, что разгромлены, внутри все сожжено, как и дома в городе. Не осталось ни картин на стенах, ни утвари, ни статуй! Все, что разбойники не захотели взять с собой, они либо сожгли, либо изничтожили.
— Но как же обширные и многочисленные гроты и пещеры, тайные книгохранилища… — Пять Защит не мог поверить своим ушам.
— Когда я сказал, что они разграбили весь Дуньхуан, то я имел в виду именно «весь»! — резко ответил Пыльная Мгла. — Знаете, отойдя немного, я вдруг понял, что слишком голоден, и испугался, что у меня не хватит сил дойти до какого-нибудь другого большого оазиса. Я решил переждать на одной из стоянок у колодца и вернуться в Дуньхуан немного погодя. Но когда я услышал то, что рассказывали караванщики, побывавшие там… Лучше я не стану это повторять. Скажу только, что я сразу решил идти вперед и как можно скорее.
Умара понимала, что Пыльная Мгла так повзрослел и помрачнел, держится столь отстраненно из-за пережитого. Она сделала знак возлюбленному, чтобы он оставил их наедине, а сама придвинулась к китайцу поближе. Тот по-прежнему прятал глаза, уставившись на костер, над которым в котелке булькала похлебка.
— Пыльная Мгла, наверное, ты сердишься на меня. Я покинула дом, не попрощавшись с тобой, и ты, должно быть, думаешь, что я тебя бросила, забыла про тебя. Прости! Но, когда я расскажу обо всех обстоятельствах, ты поймешь, почему не было ни малейшей возможности предупредить тебя. И я очень-очень сожалею, что так вышло.
— Я бродил по Дуньхуану вокруг вашего сада в надежде найти тебя! Каждый вечер я отчаивался все больше. Потом разговорился с одним несторианским монахом, и он сказал, что даже твой отец не знает, куда ты делась… Ты оставила меня ради другого, вот что! — в его голосе звучали обида и гнев.
— Я не могла поступить иначе, Пыльная Мгла! Пять Защит нуждался во мне, а он должен был бежать, спасая свою жизнь!
— Мне наплевать на обстоятельства. Все дело в твоем выборе! Ты предпочла меня другому!
Пораженная Умара вдруг поняла, что он не просто обижен пренебрежением, он влюблен в нее!
— Что с тобой, Умара? У тебя растерянный вид, — шепотом спросил Пять Защит, когда мальчик улегся в стороне, завернувшись в одеяло из шерсти яка.
— Пыльная Мгла решил, что я его бросила, и теперь не может простить предательства, — ответила Умара задумчиво.
— Скажи-ка, а он часом не влюблен в тебя?
— Может быть. Но клянусь, до сих пор мне это и в голову не приходило! Ведь он еще совсем ребенок!
На следующий день трое путников добрались до деревни, угнездившейся среди скал, и застали какой-то праздник или церемонию: на центральной площадке собрались молодые мужчины в пестрых одеждах и белых тюрбанах; на щиколотках у них были привязаны крошечные бубенчики, а в руках они держали боевые топоры. По краю площадки выстроился ровный ряд барабанщиков, слаженно отбивавших смуглыми ладонями причудливый ритм.
Заметив пожилого степенного человека, наблюдавшего за происходящим, сидя на каменной скамье, Пять Защит решил, что это старейшина, и подошел к нему с приветствием. Тот откликнулся на тибетском языке, а потом разъяснил, пришепетывая беззубым ртом: