– О чем вы сейчас думаете? – спросил он.
– О возвращении, – ответила я.
– Вы думаете, от меня так легко сбежать?
– Сбежать? Почему вы употребили это слово? Я не пленница.
– Нет, – сказал он. – Это я ваш пленник.
Я засмеялась.
– Вы жестокая женщина.
– Вы же сами просили меня быть откровенной. Я понимаю, чего вы хотите, и мне известны ваши мотивы. Но я не деревенская девица, которую можно увлечь дворянским гербом... и, в отличие от ваших знакомых дам, не претендую на древний замок и графский титул. Все эти вещи не имеют для меня ровно никакого значения.
– А как насчет их владельца?
– Как я уже сказала, я мало знаю его. Он для меня... забавный знакомый.
– Так я вас забавляю?
– Вы сами знаете это.
– Я очарован вами. И вы тоже знаете это.
– Вы уже взрослый человек, месье, и я тоже. Для меня миновала пора цветения юности. То же можно сказать и про вас. Я только хочу, чтоб вы поняли, что напрасно теряете время и силы, надеясь на легкую добычу в моем лице. Не сомневаюсь, что, если вы обратите взор на любую другую женщину, вам повезет больше.
– Вы меня неправильно поняли.
– Я поняла вас очень хорошо и скажу вам правду. Мне были бесконечно приятны наши встречи, но я не придавала им ни малейшего значения.
Он вздохнул.
– Я вижу, как трудно убедить вас в моих чувствах.
– Вовсе не трудно. Я прекрасно их понимаю. А теперь мне действительно пора. Нужно готовиться к отъезду.
– А что вы скажете, если я приглашу вас и вашего отца на музыкальный вечер в замок? Ради такого случая я могу раздобыть несколько очень известных музыкантов. Вы любите музыку?
– Люблю. Но мы не сможем принять вашего приглашения. Мы уезжаем в конце этой недели.
– Мне очень хочется узнать, что же все-таки произошло с вашим мужем. Никак не могу отделаться от этой мысли. Мы могли бы попытаться вместе разгадать эту тайну. Если вы узнаете истинную причину его смерти, то перестанете постоянно думать о нем. Вы забудете об этой трагедии и поймете, что живые должны жить, а не тяготиться прошлым и думать о том, как все могло бы быть.
– Я не вижу связи между своим прошлым и нашими с вами отношениями.
– О, ну разумеется.
– Я, пожалуй, сверну здесь с дороги. Отсюда ближе к дому.
Мы подъехали к развилке, откуда начинались виноградники моего отца и был виден дом. Я натянула поводья.
– На случай, если мы больше не увидимся, говорю вам до свидания.
– Это звучит как отставка.
– Ну что вы. Просто... до свидания.
Он поцеловал мне руку.
– Но знайте, это еще не конец, – предупредил он.
Мне стало легко на сердце, потому что мысль об окончательном расставании мне и самой была ненавистна.
Я убрала руку.
– Аи revoir, – сказал он.
Я отвернулась и поехала прочь.
В Париже я окунусь в работу и забуду о нем, говорила я себе по дороге. Что у нас может быть, если я уступлю его просьбам? Короткая связь. И уж никак не брак. Мысль о браке вывела меня из душевного равновесия. Жизнь рядом с таким человеком наверняка была бы яркой и незаурядной. Но он ни словом не упомянул о возможности брака. Это было еще одной причиной, по которой мне следовало уехать.
Конечно, он не собирается жениться. Он заговорил об этом только однажды, в связи с Иветтой, на которой он женился по указанию родителей. Теперь у него есть наследник, и он больше никогда не навесит на себя брачные цепи. Хотя мне было непонятно, почему он испытывает к браку такую антипатию: ведь он не считал нужным хранить верность своей жене. Из него получился бы типичный французский муж – галантный, внимательный к жене и свято исполняющий свой так называемый долг по отношению к ней, а в остальное время разъезжающий от любовницы к любовнице.
Это был так называемый manage a la mode[26], весьма распространенный среди французской знати.
Но такая жизнь была не для меня.
До отъезда я хотела успеть сходить на могилу своей матери. Я знала, что она похоронена на церковном кладбище в Виллер-Мюре. Отец не желал, чтобы я приближалась к дому моего деда. Думаю, он опасался этого, так как не знал, какова будет реакция его отца в случае, если он узнает об этом. Поэтому я решила сходить туда, не посвящая его в свои планы.
За день до отъезда я отправилась туда. Я поднялась на холм, с которого были видны владения Сент-Аланжеров. Деревня находилась почти вплотную с фабрикой; маленькая речушка обегала каменные здания и спускалась под мост. Прелестный пейзаж для картины.
Разглядев шпиль церкви, я направилась к ней. Здесь было безлюдно. По-видимому, в это время все находились на работе. Около церкви я спешилась и привязала лошадь. Мои шаги гулким эхом разнеслись по каменным плитам. Я с благоговением рассматривала церковь, зная, что много раз здесь стояли на службе мои бабушка и мать. Взгляд мой задержался на великолепных витражных окнах. Вот витраж с изображением Иессея, подаренный Жаном Паскалем Сент-Аланжером в шестнадцатом веке; а это – сцена из притчи о земных благах, – дар, преподнесенный Жаном Кристофом Сент-Аланжером сто лет назад. А вот Сент-Джон, баптист. «Подарок Альфонса Сент-Аланжера». Я замерла, глядя на это имя. Мой дед! Я вспомнила, что говорил о нем граф, и не смогла сдержать улыбки.
Имя Сент-Аланжер встретилось мне несколько раз. Они поддерживали церковь уже несколько столетий. Я знала, что нарушила границы частных владений и не должна здесь находиться. Отец был бы недоволен. Интересно, что сказал бы мой дед, если бы узнал, что я посмела зайти на его территорию.
Мне вдруг стало жарко, и я сняла шарф. Я рассмотрела резной алтарь, аналой... – еще один подарок моего благочестивого деда. Повсюду были свидетельства его щедрости.
Это была его церковь. Должно быть, в замке есть своя часовня, поэтому граф здесь никогда не бывает. А если в том легкомысленном разговоре он высказал свои настоящие убеждения, то, скорее всего, он вообще неверующий.
Я вышла из церкви и направилась к кладбищу.
Многие могилы украшали резные ограды. Повсюду были изображения ангелов и фигуры святых. Некоторые из них были такими большими и так искусно выполнены, что, казалось, вот-вот заговорят.
Я не думала, что найду могилу своей матери среди этих многочисленных захоронений, среди которых самыми великолепными были те, что принадлежали моим предкам. На многих надгробиях встречалась фамилия Сент-Аланжер. Я подошла рассмотреть поближе особенно красивую могилу. Марта Сент-Аланжер, жена Альфонса, 1842-1870. Моя бабушка. Она умерла молодой. Видимо, рождение детей и жизнь с Альфонсом сделали свое дело. Я пошла дальше и уперлась в могилу Элоизы. Здесь не было ни статуй, ни надгробия с орнаментальной резьбой. Это была небольшая, ничем не примечательная могила, но за ней, очевидно, кто-то ухаживал. В белом горшке росли бледно-розовые розы. Бедная Элоиза! Как же она должна была страдать. Я подумала о графе. Конечно, это мог быть и не он. Несправедливо обвинять именно его в трагедии. У меня не было никакого повода так думать, кроме его легкомысленного характера. Элоиза была красивой девушкой, и его самолюбию наверняка бы польстило соблазнить красавицу из вражеского клана.
Я прошла дальше. Наконец я нашла могилу матери – она находилась в той части кладбища, что победнее. Простой могильный камень с надписью: «Мари-Луиза Клермонт. Умерла в возрасте 17-ти лет». От внезапно нахлынувших чувств у меня подкосились ноги. Сквозь пелену слез я увидела рядом с камнем цветущий розовый куст.
Ее история не так уж отличалась от истории Элоизы. Но, по крайней мере, моя мать умерла естественной смертью. Я была рада, что она не покончила жизнь самоубийством. Это я украла у нее жизнь. Будь она жива, мы были бы все вместе – она, бабушка и я. Бедная Элоиза не нашла в себе сил жить дальше. Она находилась в другом положении, хотя начало ее истории было таким же, как у моей матери, и ее тоже бросил возлюбленный. Это должно быть уроком всем нам, слабым доверчивым женщинам.
Постояв еще немного, я пошла назад к церкви, где оставила Маррон. Проходя мимо участка Сент-Аланже-ров, я вдруг увидела у могилы Элоизы мужчину и испуганно отпрянула назад.
Он поздоровался, и я с некоторой задержкой ответила на приветствие.
– Хороший день, – сказал он. – Вы заблудились?
– Нет, решила заглянуть в церковь. Я оставила лошадь у входа.
– Хорошая старинная церквушка, правда?
Я согласилась.
– Вы не живете здесь. – Он вгляделся в меня внимательнее. – Кажется, я знаю, кто вы. Вы, случайно, не гостите на виноградниках?
– Да, – ответила я.
– Тогда вы дочь Анри.
Я кивнула, заметив, что он немного волнуется.
– Я слышал, что вы приехали, – сказал он.
– А вы, должно быть... мой дядя.
Он кивнул.
– Вы такая же, как ваша мать... вы настолько похожи, что в первый момент мне показалось, что это она.
– Мой отец тоже находит, что между нами есть сходство.
Он опустил взгляд на могилу, у которой стоял.
– Вам нравится здесь?
– Да, очень.
– Жаль, что все так случилось. А что мадам Клермонт, здорова?
– Да, она сейчас в Лондоне.
– Я слышал, у вас – салон. Наверное, процветает.
– Мы открыли филиал в Париже. Завтра я туда возвращаюсь.
– Вас зовут мадам Сэланжер?
– Да.
– Конечно, я знаю вашу историю. Вы воспитывались у них в семье, а потом вышли замуж за одного из сыновей. За Филиппа, надо полагать.
– Вы очень хорошо осведомлены. Да, вы правы. Я вышла замуж за Филиппа.
– И теперь вы – вдова.
– Да, уже двенадцать лет.
Шарф зацепился за куст ежевики и выпал у меня из рук. Он поднял его. Шарф был шелковый, бледно-лиловый, из тех, что мы продавали в салоне. Он пощупал фактуру ткани и пристально посмотрел мне в лицо.
– Красивая ткань. – Он все еще не выпускал его из рук. – Простите. Не могу равнодушно видеть шелк. Ведь мы здесь живем им.
– Да, конечно.