К тому времени, как мы прибыли в «Блэквелл», начала одолевать усталость. Обычно здесь представлялась возможность выпить чашечку чаю, но сегодня у меня было предчувствие, что чай придется пропустить. Хотя одно я знал наверняка: это депо предупредили о приезде Несбитта. Очевидно это становилось уже по количеству персонала, материализовавшегося на рампе в тот момент, когда мы въехали во двор. Насколько я видел, наружу высыпал весь личный состав. Чарли Грин и Мик Долстон деловито подравнивали огромную башню запасных поддонов, Деннис Кларк и Стив Картер им помогали. Лен Уокер тем временем выводил вильчатый погрузчик на позицию. Когда я сдавал задним, из конторы спустился Гослинг и принялся направлять меня серией бессмысленных телодвижений. Маневрировать сразу стало гораздо труднее. Я водил «УниФур» уже пять лет, однако из-за Гослинга встал в парковочную щель у рампы лишь со второй попытки. Наконец выключил двигатель и стал ждать, пока вылезет Несбитт. Но он остался сидеть, где сидел.
– Ну что, – сказал он. – Похоже, у нас на борту имеется дополнительный предмет.
При этом он смотрел прямо на коробку с тортиком.
– О, – сказал я. – Ну да.
– Давайте же заглянем внутрь, а?
Несбитт протянул руку, взял коробку с приборной доски и установил ее себе на колени. После чего снял крышку. Внутри лежал тортик, покрытый желтой глазурью. По ободу шли засахаренные апельсиновые и лимонные дольки, а на самой верхушке стоял крохотный сахарный велосипед: Вокруг были расставлены свечки и разбросаны слова: ОСОБЕННОМУ МАЛЬЧИКУ СЕГОДНЯ ПЯТЬ.
– Довольно красивый, – заметил Несбитт. – А марципан внутри есть?
– Полагаю, да, – ответил я.
– Я очень неравнодушен к марципану.
– Правда?
– Очень и очень неравнодушен.
Несколько мгновений я припоминал собственное далекое детство, недели, что я проводил в ожидании своего дня рождения. Припомнил я и те давно ушедшие дни, когда к такому тортику с зажженными свечами стремились все мои детские надежды и мечты, а день этот гарантированно возвращался из года в год.
И тут я повернулся к Несбитту и сказал:
– Хотите кусочек?
– Да, спасибо, – ответил он. – С чаем будет в самый раз.
Снова закрыв тортик, он сунул коробку под мышку и вылез из «УниФура». Мы с Джонатаном переглянулись и последовали за ним.
– Добрый день, Сайрил! – крикнул Осгуд из дверей конторы. – Я как раз чайник поставил, если хотите поучаствовать.
Если Осгуд и понял, что Несбитт несет под мышкой, то виду не подал. Профессионал до мозга костей – он стоял, придерживая дверь, пока начальник поднимался по лестнице и входил. Как я заметил, Гослинга на чаепитие не пригласили.
Лен Уокер, похоже, был абсолютно счастлив визитом Несбитта.
– Хе-хе! – все повторял он. – Сегодня пораньше никто не уйдет.
Чарли и все остальные явно смирились с этим неоспоримым фактом. Полностью перестроив штабель поддонов, они приложили всю свою энергию к разгрузке фургона, подъехавшего за нами. Скорость, с которой они выполняли поставленную задачу, несколько ошарашила водителя и его помощника – не успели они и до рампы дошагать, а процесс уже был в полном разгаре. Но их быстро проинформировали о присутствии Несбитта, они построились и углубились в полировку фар и зеркал.
Вся эта жизнедеятельность дала возможность Гослин-гу на чем-то сосредоточиться, и казалось, что он умеренно доволен, надзирая за происходящим, пока дверь в контору четверть часа оставалась закрыта. Когда же она открылась снова, все мы деловито трудились над выполнением своих заданий. Из конторы вышел Несбитт с коробкой под мышкой.
Я отчасти надеялся, что он предпочтет остаток дня провести в «Блэквелле», – особенно после замечания Лена, что сегодня домой пораньше никто не уйдет. Еще бы, думал я, хватит уже ему, наверное, раскатывать в «УниФуре». Но я ошибался. Держа коробку под мышкой, он спустился по лестнице и опять направился к нашему транспортному средству. Бредя за ним следом, мы с Джонатаном ловили сочувственные взгляды. Осгуд стоял в дверях с видом небывалого облегчения от того, что посиделки с Не-сбиттом завершились.
Забравшись в кабину, я увидел, что коробка с тортиком как ни в чем не бывало снова стоит на приборном щитке, будто ее оттуда и не снимали. Джонатан балансировал на своем кожухе, а Несбитт листал книжку нарядов.
– Так, – сказал он. – Отсюда вы теперь должны ехать в «Веселый парк».
– Да, – ответил я. – Последний заезд сегодня.
Несбитт закрыл книжку и сунул в карман.
– В «Веселый парк» мне ехать не хочется, – объявил он. – Вы же для них ничего отсюда не забирали?
– Тут ничего и не было.
– Вы правы. Давайте мне путевой лист, я подпишу вас прямо в «Долгий плес». А затем мы все сможем уйти домой немного раньше, правда?
– Э-э… да, – ответил я, передавая ему путевой лист. – Спасибо.
– Дело не в благодарности, – сказал он. – Дело в том, что мне еще ехать долго.
Пока Несбитт заполнял графы, я вдруг вспомнил, что не обменялся с Леном накладными за те два поддона, что мы им доставили. Посреди всего этого неистовства мы забыли о простейшем ритуале, поэтому я выскочил из кабины и кинулся искать Лена. Вернулся я примерно три минуты спустя; Несбитт по-прежнему держал в руках путевой лист, но теперь, похоже, вдумчиво его изучал. По этому листу мы работали последнюю неделю, так что большинство клеточек уже было заполнено.
– Тут, я вижу, много подписей, – заметил Несбитт. – Вы, судя по всему, в «Веселый парк» в прошедшем месяце почти не заезжали.
– Да, – ответил я. – Судя по всему, нет.
– И лист вам подписывал один и тот же человек.
– Да.
– Среда, четверг и пятница на прошлой неделе. Понедельник и вторник на позапрошлой. Пятница на поза-позапрошлой. Чья же тут фамилия?
Я взял путевой лист и пробежал глазами колонку идентичных подписей. Каждая сводилась к букве Г с длинным закрученным хвостиком.
– Э-э… мне кажется, она принадлежит мистеру Гослингу.
– Мистеру Гослингу, – повторил Несбитт, забирая у меня из рук лист. – Понимаю.
Он сунул руку в глубины своего пальто и извлек блокнот. Мне было показалось, что это книжка нарядов, которую он уже изучал раньше, но одного взгляда хватило, чтобы понять: страницы этого блокнота чисты. После чего Несбитт принялся списывать что-то из нашего путевого листа, присовокупляя к каждой записи собственные комментарии. И только потом убрал блокнот.
– Ладно, – сказал он. – поехали в «Долгий плес».
6
Когда на следующее утро я вошел в диспетчерскую, меня сразу же подозвал к своей стойке Боб Литтл.
– Не стоит отмечаться, – сказал он. – Тебя хочет видеть Рэй Коппин.
– А зачем, не знаешь? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Боб. – Только спросил, не мог бы ты к нему подняться в восемь.
– Ну ладно. А за меня на маршрут кто-нибудь выйдет?
– Да, мы попросили Питера Лоуренса.
– Тогда нормально.
Рэй впервые хотел меня видеть, и я даже представить не мог, зачем ему понадобился. Я только надеялся, что это никак не связано с Несбиттом. Однако прежде, чем подняться к нему, нужно было сходить к фургону и убрать из кабины коробку с тортиком. Питер Лоуренс работает, как сущий ломовик, он не захочет связываться ни с какими тортиками Джорджа. К тому же на работу он всегда являлся спозаранку, и когда я его нашел, он уже открыл кабину и грел двигатель. Джонатан стоял рядом и таращился в легком изумлении.
– Я должен встретиться с управляющим депо, – объяснил я. – Не беспокойся, Питер за тобой приглядит нормально.
– Так у тебя, значит, неприятности? – спросил Питер.
Схема Полной Занятости
– Не думаю, – ответил я. – Хотя наверняка трудно сказать. Слушай, мне тут надо кой-чего взять из кабины. Скоро увидимся.
– Ага, увидимся, – сказал он. – Давай, Джонатан, выпьем-ка чайку до отъезда.
Я решил, что лучше всего будет оставить коробку у Роба Маршалла в механической мастерской. По пути я приподнял крышку и заглянул внутрь. Тортик был в идеальном состоянии, если не считать того, что примерно одной пятой теперь не хватало. Крохотный сахарный велосипед остался нетронутым. Придя в мастерскую, я увидел на верстаке еще шесть коробок – они ждали, когда их заберут. Роба нигде не видать, поэтому я прибавил к пирамиде вчерашнюю коробку и оставил Джорджу записку с извинениями. А затем поднялся по лестнице в главную контору.
Давненько нога моя не ступала по холодным плиткам, ведущим к Рэю Коппину. Он был управляющим типа «автопилот» – личный состав его любил, но видел нечасто. Кабинет его располагался в конце широкого коридора, по одной стене которого красовалась знаменитая фреска
«Долгий плес».
Яркими красками на ней изображались сцены из повседневной жизни работников Схемы. В одном сегменте прилежные труженики в ладной синей форме разгружали и загружали «УниФуры». В другом – ехали по привольному хайвею, где весь поток машин состоял только из «УниФуров». Дальнейшие картины показывали величавое начальство, улыбчивый обслуживающий персонал и непоколебимых вахтеров: все они работали вместе в духе сотрудничества. Центральный фрагмент изображал восьмичасовые часы под золотым свитком, а на свитке значились слова: LABOR OMNIBUS [1].
Пока я шагал вдоль панно, мне в голову пришла та же мысль, что и в первый раз, когда я его увидел, а именно: «УниФуры» на картине выглядели иначе, нежели в реальной жизни. Несколько легких расхождений – например, в толщине разделительной планки на ветровом стекле или углах крыльев, – и эти транспортные средства уже казались угловатее тех, с которыми я был хорошо знаком. А в результате складывалось общее впечатление, что они вообще приехали из другой эпохи. К тому же руки людей на картинах выглядели гораздо толще естественного. Я грешил на художника, чья неразборчивая подпись стояла в дальнем углу панно.
А на другой стене висел фотопортрет покойного конструктора «УниФура» сэра Роберта Томпсона: он носил очки и на черно-белом снимке выглядел очень строго. Мне смутно подумалось, видел ли он панно напротив и, если да, что бы он по поводу него сказал. И тут я подошел к двери с латунной табличкой: