— А со мной породниться урону твоему роду не будет?
— Господи! — ахнул Вяземский и опять повалился на колени. — Милостивец…
Ночью я долго думал над тем, что вытворил.
И понял, что просто устал от одиночества.
Глава 23
— Кто? — тихо поинтересовался Вяземский.
— Сам… — надрывно завыл растянутый на дыбе мужик. — Хучь режьте, сам надумал…
Я вздохнул и незаметно покосился на стоявших у стены Якова Беспалого и Степана Оковитого, глав Купеческой гильдии и Княжьего торгового приказа.
Вчера в очередной раз попытались спалить склады в Смоленске, в которых хранился товар немецких купцов, но одного из диверсантов взяли на горячем. Поджигатель пока молчал, но уже было ясно, что он просто пешка в чужой игре, а Якова и Степана я пригласил специально, хотел посмотреть на реакцию, потому что кто-то из них мог быть причастен к поджогу. Во всяком случае, Никифор Вяземский отрабатывал и эту версию, а я привык ему доверить. Беспалый, уважаемый смоленский купец, стоял спокойно, широко расставив ноги, красная рожа словно окаменела, а Оковитый, совсем наоборот, обильно потел и все норовил отвернуть физиономию от дыбы с поджигателем.
«Неужто он? — зло подумал я. — Вроде мужик с соображением, толковый и расторопный, боярского роду, должен понимать, что если попытается обмануть меня, то отправится прямым ходом на плаху, а его все его родные в вечную ссылку в Вятку. А может им кто-то играет? Хотя на Степане своих грехов уже собралось, как у дворняги блох, может оттого и нервничает?»
Палач взялся за кнут, но я жестом остановил его.
— Зачем полез жечь? Ну, говори, пес!
— Сдуру, сам не знаю… — диверсант замотал башкой, со слипшихся, мокрых волос во все стороны полетели капельки кровавого пота. — Помилу-у-ууй…
Пришлось кивнуть хозяину пытошной. Ну не понимают люди человеческого языка. Все равно ведь признается, не бывает по-другому, ан нет, надо муки терпеть. Тьфу, блядь!
Бодя бережно взял в руки кнут и не примериваясь, небрежно щелкнул им. Гулко свистнуло, кожа на тощих ребрах поджигателя с треском лопнула, тот бешено забился на дыбе и заверещал словно раненый заяц.
— Кто? Говори!
— Са-аам…
— Зачем?
— Сдуру, обида на немцев, мово племяша убили…
Еще щелчок, еще дикий вопль и голова поджигателя бессильно упала на грудь.
— Счас враз опамятуется… — виновато прогудел Бодя. По его знаку один из подмастерьев окатил диверсанта из ведра соленой водой.
Пытошную пронзил очередной звериный стон, диверсант снова задергался и открыл глаза.
Присутствие на пытках я почти никогда не практиковал, не княжеское это дело, но попытка поджога случилась как раз во время моего визита в Смоленск, поэтому решил сам проконтролировать дознание. И уже успел пожалеть, потому что чужие страдания не приносят мне душевного равновесия. Понимаю, что без этого сейчас никак, но не люблю.
В дело пошли раскаленные клещи. Бодя свое дело знал крепко и уже через несколько минут в дознании наметился явный сдвиг.
— Приказчик купца Щегловатого уговорил, он собака, попутал… — пуская слюни сбивчиво частил поджигатель. — Грит раньше сами без всяких приказов торговали, а сейчас отодвинули, другие вперед вышли, уговорились за десять грошей. А у меня детки, кормить-то надоть, как-нить. Помилуйте-е-е, Христа ради…
Я в очередной раз вздохнул. Ну что за люди? Только о своей мошне заботятся. Сейчас объемы торговли выросли в три раза, сами в Ригу ездят торговать, гильдию специально создал для них, по примеру Новгородской, представительства немецких купцов открыл, торговые привилегии ввел и разрешения от объявленного капитала, с которого беру совсем немного, всего один процент помимо остальных сборов. Богатеть стали люди! Тот же Щегловатый по деньгам ничего не потерял, даже выиграл, а видишь, чужой доход глаз колет. Твою мать, хоть поголовно плетьми прояснения в головах наводи. Так уже свиреп дальше некуда и все равно мало помогает…
— Ирод, Аспид, кривая рожа!.. — бурно возбудился Оковитый, потрясая кулаком. — На дыбу татя, я ему сам бороду вырву…
— Сам говоришь? — я встал и подошел к Степану. — Ну что же, назначу тебя катом. Но прежде скажи мил человек, как мы торгуем с немцами?
— Как? — осекся боярин. — Знамо, как. К торговле допущены токмо те купцы из особой кумпании, кто свою казну объявил, кто с нее подать платит, а немчины сдают товар токмо большими партиями, акцу… — он запнулся, силясь выговорить иноземное слово. — Укцыоунно, прости Господи, на немецкий манер…
Я криво усмехнулся и потянул из-за голенища плеть.
— Аукцыон, говоришь?
Оковитый сразу все понял, упал на четвереньки и причитая пополз ко мне:
— Не вели казнить, батюшка. Помилу-у-ууй…
Так и висевший на дыбе поджигатель злорадно всхрипнул. Беспалый скорчил злорадную рожу — по донесениям они с Оковитым сильно не ладили.
— Сука…
Свистнула плеть, кафтан на жирной спине боярина лопнул по швам, тот тоненько взвизгнул, но продолжил ползти, пока не ухватился за мои сапоги.
— Помилуй, батюшка, нечистый попутал!
Я секанул еще раз и брезгливо отпихнул его ногой.
— Еще раз будешь людишек своих мимо аукциона проводить и мзду с немчинов тянуть — повиснешь на дыбе. Понял?
Степан истово всхлипнул.
— Понял, батюшка!!!
Я дал еще разок плетью и трудом подавил в себе желание свернуть ему башку. Где кадров напастись? Если не поймет, возьмется за старое, тогда и живота лишится, а пока пусть исправляется.
— Ведите дознание дальше, вечером изложите, — и поманил за собой Беспалого. — Идем, Яков Фомич, расскажешь про дела торговые…
И пошло-поехало, поговорил с купцами, принял отчеты приказов, посетил пушечный двор, потом принял немцев, проверил укрепления, рассудил рассорившихся бояр и так далее и тому подобное. Гребанная княжья доля — словно тот Фигаро, присесть некогда. И самое пакостное, заботы не заканчиваются, их только прибавляется. Завел себе секретаря и толковых помощников, но мало помогает, пока работает только ручное управление. Люди напрочь закостенели в своей тупости и косности.
К себе в спальню попал только вечером и сразу принялся разгребать бумаги.
Слегка разгребся, с чувством выругался и вслух посетовал:
— Оно когда-нибудь закончится?
Внезапно вспомнил Стаську и затосковал еще больше.
Свадьбу назначили к Покрову Пресвятой Богородицы, раньше не получается, но до того, мне предстояло прошвырнуться по княжествам и проверить работоспособность построенной системы. Стаська выла, ушат слез исплакала, просилась со мной, но взять ее с собой не было никакой возможности. Мне и встречаться с ней до свадьбы нельзя из-за гребанных суеверий и условностей, плевать, что князь…
Утром все началось заново.
Но по окончанию вояжа остался доволен, несмотря на полный бардак выстроенная система потихоньку начинала работать.
А по приезду в Смоленск, который я выбрал своей резиденцией, пришло известие, что приперлась делегация из Орды, официальная, с бунчуком от Сеид-Ахмата.
Решил принять милостиво, хотя была мысль плетьми гнать обратно. Увы, как ни крути, с Ордой нам ссорится пока очень рано. Да, там бардак, страшная грызня между ханами, но Орда все еще очень сильна, а мы не готовы.
Русско-литовское княжество никогда не было вассалом ордынских и даже не платило им дань — что явная заслуга еще князя Гедимина — мужик был умный и талантливый, ничего не скажешь. Но есть кое-какие нюансы. Гедимину в свое время хан Узбек выдал ярлыки-пожалования на сбор дани с русских княжества входивших в объединенное Русско-Литовское княжество.
Такие же ярлыки-пожертвования, но уже от Улу-Мухаммеда получил и Витовт.
А еще, Великое княжество Литовское платило ордынцам за ярлыки на Верховские княжества[24], которые уже давно отошли под Москву. Платили только для того, чтобы поддерживать свои законные притязания на эти земли.
Но сейчас ситуация очень запутанная, Свидригайло числился надежным союзником Орды, а точнее Улу-Мухаммеда, ордынцы даже участвовали в битве под Вилькомиром против пшеков и Сигизмунда.
Но сейчас на княжьей табуретке сижу я, Улу-Мухаммеда тоже сместили, да и княжество сильно изменилось, а точнее, разделилось на русское и литовское.
После смерти Свидригайлы я послал в Орду послов, очень вежливо поставив хана перед фактом и выразил в письме надежду на равное, долгое и плодотворное сотрудничество. Но не упомянул о том моменте, что оставил сына Сигизмунда на княжестве Литвы.
Теперь привезли ответ, причем, судя по составу делегации, в котором собрались видные беки, Сеид-Ахмат явно не собирается со мной ссориться. Но что у него на уме на самом деле, я пока только гадать могу.
Перед официальным приемом посольских кликнул бояр и задал им простой вопрос:
— Примем ярлыки на сбор дани, ежели прислал?
Ответ был единогласен:
— Примем, князь-батюшка. Ссорится с Ордой нам не с руки.
Но том и порешили. Я бы год жизни отдал, чтобы посоветоваться с Василием Московским, но, увы, телефонов еще не изобрели и даже не предвидится. А посему решил действовать интуитивно. Ну а как по-другому? Опыта — ноль, что у меня что у Шемяки, так что только наобум.
Перед официальным приемом посольство слегка промариновали по традиции, принимать с бухты-барахты сразу по прибытию по неписанному древнерусскому дипломатическому этикету не рекомендовалось, а взамен одарили слегка и окружили всяческим комфортом.
И как очень скоро выяснилось, мариновали их совершенно не зря. В очередной раз отлично сработал Никифор Вяземский, которому птичка в клюве принесла известие, что Сеид-Ахмет одновременно отправил тайных послов к Мишке Жигомонтовичу, которого я оставил княжить на Литве.
Сразу стало ясно, что хитрожопый ордынец решил сыграть двойную игру.
— Принял Мишка татарву?
— Пока нет, — коротко ответил Вяземский. — Тянет время. Его ближние советуют ему принять, как можно быстрей. Поляки тоже склоняют к этому.