дел на широком высоком троне. И можно было подумать, что трон этот весь целиком и полностью сделан из витого золота. Увидавши того человека, Сайв сразу поняла, что это король, но не испугалась его и не смутилась, потому что вид у него был не гордый и надменный, а любезный, мягкий, благожелательный. Сам королевский трон стоял на помосте, каковой на полфута возвышался над полом. Рядом были еще два кресла, по одному с каждой стороны помоста, и на них сидели двое благородных людей. Это были старые мужи, убеленные сединами. У того, что справа от короля, были длинные седые волосы, отброшенные назад и струившиеся вниз по плечам, а грудь закрывала длинная седая борода. Он носил ярко-зеленый плащ[31], а рядом с ним стояла большая арфа. Тот из них, что сидел по другую руку от короля, тоже носил длинные седые волосы, прихваченные на челе золотым ободом. Борода его была столь же седой, как и у человека с арфою. Но сам тот человек был крупней и тяжелее арфиста.
Сайв заметила все это, пока шла через покои к королю. Оказавшись в пяти ярдах или около того перед королем, она остановилась. «Приблизься еще немного, дочь моя», – сказал король. Она не двинулась. «Приблизься, не опасайся», – сказал король. «Подойди ближе, ничего с тобою не станется», – сказал человек с топором шепотом.
Но Сайв не послушалась, а только сбросила плащ на пол и в едином прыжке вцепилась в бороду человека, что сидел слева от короля, и ну таскать его за бороду, в точности как дергала за волосья хозяина жеребца в ночь после ярмарки. Со второго рывка борода осталась в ее руках целиком – и борода, и волосы, и золотая повязка. И кто же предстал перед ними во плоти и добром здравии, как не благородный Шиги! «Ах ты, вор из-под черной виселицы! – закричала Сайв. – А ну отдавай немедля мои деньги, какие выманил у меня именем короля!» И в ту же минуту двадцать рук вознеслось над ними, а в каждой руке – обнаженный клинок. «Не бить его, – сказал король. – Взять его. Откуда ты, дочь моя?» Сайв бросилась перед королем на колени. «Из Мунстера, мой король, – отвечала она. – А этот человек явился в дом моего отца и сказал, что покупает лошадей для тебя, мой король. Он скупил всех коней, что были на ярмарке в тот день, и расплатился за них фальшивыми деньгами. А еще он показал мне твой перстень, о мой король, и сказал, будто ему не хватает денег расплатиться за купленное, и попросил твоим именем у меня дать ему взаймы три сотни фунтов, о король, и я ему их дала. И только мне пришлось их отдать, как Шенна выяснил, что этот человек мошенник, и послал за ним Кормака. Но у Кормака не вышло догнать его, да и неудивительно, что не вышло: в то самое время он сидел здесь, у твоего трона, с длинными седыми волосами и длинной седой бородой. Поглядите на него!» – «Тише, дочь моя, – сказал король. – Кто такой Кормак?» – «Это наш пристав, мой король», – ответила Сайв. «И где он сейчас?» – спросил король. «Снаружи, у ворот, мой король», – ответила девушка. «Привести его сюда», – сказал король.
Его привели. И честное слово, святой отец, Юлиг Де Бурк сказал, что ты хохотал бы да и только, кабы видел глаза Кормака да оторопь с изумлением, какие охватили его, когда увидал он Сайв на коленях перед королем, ворох волос и бороду у нее в руках, плащ на полу за ее спиною, и человека, который вышагивал с ней рядом по ярмарке, взятого под стражу, в то время как другой, с топором наготове, стоял позади него, готовый отхватить тому голову, стоит ему только двинуться.
«Пристав, – вопросил король. – Кто это?» – «Это, мой король, – ответил Кормак, – тот человек, что покупал лошадей на Колодезной ярмарке в Мунстере и расплатился за них фальшивыми деньгами. Людей тех было четверо, и троих из них схватили. Но нам не удалось поймать вот этого. И не сказал бы, что остался в этом городе, а может, и во всей Ирландии уголок, где этого человека сейчас не ищут. Нужно немедля послать им весть, что он пойман, чтоб бедняги не изводили себя больше, гоняясь за ним повсюду там, где его уж не найти». – «Погоди, пристав, – сказал король, – мне кажется, ты слегка ошибаешься». – «О нет, мой король», – сказал Кормак. «Полагаю, – сказал король, – что все-таки да. Потому как не твоя задача удерживать небо и землю, дабы они не столкнулись друг с другом».
Все благородные люди рассмеялись. Кормак оглядывался вокруг, раскрыв рот и вытаращив глаза. Он вовсе не понял, что их рассмешило. Тогда король призвал к себе Сайв, расспросил ее и выяснил у девушки все обстоятельства этого дела от начала и до конца – и про сватовство, и про предложение руки и сердца, и про деньги взаймы, и про все прочее. Взятый под стражу Шиги прислушивался к ним, а человек с топором стоял у него за спиной. Когда Сайв закончила свой рассказ, она вынула из кармана фальшивую монету и протянула королю. Тот внимательно рассмотрел ее, а после подозвал одного из стражников, какой стоял у дверей. Тот подошел. «Как же так случилось, – спросил король, – что троих из них схватили, а четвертый ускользнул?» – «Это и меня мучило, мой король, – ответил стражник. – Но теперь я все понимаю. Вот этот вот, – сказал он, указывая пальцем на Шиги, – поклялся против тех троих». Глубокий вздох разнесся среди всех собравшихся, когда они это услышали. «Он поклялся также, – сказал стражник, – что человек, который делал фальшивые деньги, – это мужчина из Мунстера, что имя ему Шенна и что он покупал коней на ярмарке твоим именем, мой король. А доказательством сему то, что человек этот жил в полной нищете еще совсем недавно. Был он лишь бедным сапожником в хижине у подножья холма, а теперь – один из самых состоятельных и независимых людей в Ирландии. Я как раз приказал собрать отряд и отправиться на Юг схватить оного Шенну, когда к нам вошел не кто иной, как Кормак Пристав, который гнался за этим злодеем, весь в поту и дорожной пыли. Кормак сей же час изложил все так, что все нам про то известное перевернулось с ног на голову. Он рассказал, что прекрасно знает Шенну, и тот человек порядочный, и он-то и послал Кормака в погоню за негодяями, и если б не Шенна, их не поймали бы вовсе. Я было подумал поставить перед Кормаком того человека, от кого мы впервые про все это услышали, но того уже и след простыл. Он исчез, будто сквозь землю провалился. Тогда я разослал сыщиков по всему городу и сам отправился на поиски, но ничем хорошим для нас это не кончилось. Не было его ни там, ни тут. Помню я, однако, хорошо, – сказал стражник, – что видел, как мимо меня по улице неторопливым шагом проходил знатный королевский вельможа с длинной седой бородой, красивой и вьющейся, словно кудель, навроде этой, – сказал он, показывая на копну волос в руках Сайв. – И волосы у него были густые, тяжелые, струились назад и ниспадали с плеч, завиваясь кольцами. Как же я не подумал, что тот, кто был мне так нужен, оказался от меня столь близко».
Развязка же, святой отец, такова: дом того знатного человека обыскали и нашли груды серебра, золота и всяческих ценностей. И король сказал, что Сайв необходимо вернуть ее собственность, возместив вдвойне, а также дать на выбор что-нибудь из драгоценностей того человека. А что до лошадей, которых покупали на ярмарке и расплачивались за них фальшивыми деньгами, король повелел непременно разыскать их и доставить обратно в Мунстер их хозяевам. Затем король приказал освободить дом Шиги и отдать его Сайв, если та пожелает в нем жить и забрать туда с собой своего отца. Ибо она оказала королю большую услугу, бо́льшую, чем кто-либо из благородных людей в его свите, – хоть велико было его доверие к ним и хоть близко было его родство с ними. На следующий день после того дня, как слышал Юлиг, состоялось сватовство. Говорили, что Сайв и Кормак поженились, будут жить теперь в большом доме и что ничего из имущества мошенника Сайв себе так и не взяла, кроме тех шести сотен фунтов.
– Ну и ну! – воскликнул Диармад. – Как удивителен мир! Где тот, кто подумал бы, что эти двое когда-нибудь пойдут к алтарю?
– А ты поедешь жить в большой город? – спросил Большой Тинкер.
– Куда бы он теперь ни поехал, – ответил священник, – не думаю, что у него снова случится обострение.
– А сам ты когда поедешь в город, святой отец? – спросил Большой Тинкер.
– Да зачем же, Патрик? – удивился священник.
– Да незачем больше, святой отец, кроме как поженить тех двоих. Уж я бы на твоем месте не доверил городским совершать такое венчание. То ли дело женитьба Шиги.
– Никогда я не верил в женитьбу Шиги, – сказал священник, – не искал с ним встречи и не хотел бы иметь ничего с ним общего.
– Юлиг говорит, – сообщил Патрик, – будто король объявил, что должен непременно взглянуть на Шенну. Всегда жаль, когда человек со столь острым умом не занимает какой-либо должности или не занят каким-то делом, где ум его мог бы принести пользу. По словам короля, будь человек вроде Шенны во главе его армии, благородный Шиги не смог бы бегать так долго.
– Удивительно все же, – сказал священник, – что ни Юлиг Де Бурк, ни кто другой так и не сообщил королю, что у нас здесь имеется человек, чей ум куда острее, чем даже у Шенны, и кому теплое гнездышко у королевского бока нужно не меньше, чем всякому другому! В особенности если денег у него не вдвое больше нужного – как, например, у Шенны.
– Подобное место вредно для моего здоровья, святой отец, – сказал Патрик. – Много таких, кто в большой спешке старался занять уютное место рядом с королем, но это ничуть не продлило им жизнь, когда он явил свою волю! «Скользки полы во дворце». Кто бы ни был этот Шиги, думаю, теперь он понимает, что войти в королевский дом и выйти – это не одно и то же. Я желаю королю всех благ – и быть подальше от меня, да наградят его Бог и Дева Мария!
– Честное слово, Патрик, – молвил Диармад. – Думаю, ты прав.
– И конечно, Диармад, – сказал Патрик, – теперь все на свете узнают, что это ты должен поехать в город, чтобы жить там в большом доме вместе с Сайв и Кормаком, как только для тебя обустроят место.
– Честное слово, Патрик, не думаю, что поеду. По-моему, лучше всего остаться мне в том же старом гнездышке, где я и есть, как ни велик и ни хорош дом Шиги. Думаю, если поеду, я стану им мешать. Похоже, здесь как с королевским домом: будет легче войти, чем выйти. Наверно, мне проще будет оставаться одному, чем где-то рядом с ними. Вот я и останусь как есть: здесь, среди своих соседей, в месте, где прошла вся моя жизнь, где провели свою жизнь мой отец, и дед, и уж не знаю, сколько прадедов до них.