– Верно и то, что не каждый может вывернуться из нее так, как я, – сказал Шенна.
– Берегись! – сказал Черный Человек. – Ты пока еще не вывернулся.
– Оставим все покуда как есть, – ответил Шенна. – Займемся делами по порядку, и пусть все идет своим чередом. По-твоему, я принес больше вреда, чем пользы, когда отдавал твои деньги во благо людям. Ты, наверное, помнишь первую милостыню, что я отдал из твоего кошеля. Помнишь вдову, за которую я отдал выплату, чтобы ее не выселили из маленького домика? Так скажи мне, что же за вред такой нанес я той вдове, когда отдал за нее ренту?
– Ты, должно быть, думаешь, – сказал Черный Человек, – что совершил в тот день прекрасный поступок. Пожалуй, ты крепко удивишься, когда я скажу, что этим ты предотвратил поступок намного лучше и благородней того, что совершил сам.
– Что же за поступок я предотвратил в тот день? Назови его. На этот счет пустые разговоры не сгодятся. Если я позволю тебе эдакое словоблудие, уж не знаю, куда мы забредем, а ты все будешь называть черное белым, а белое черным. Такое твое ремесло. Так что бросай его и говори прямо. Назови мне по имени и по фамилии тот благородный поступок, который я предотвратил, когда заплатил за вдову ренту из твоего кошеля.
– Я скажу тебе прямо, не бойся. Если бы вдову выселили в тот день, она предоставила бы себя воле Божьей, как она всегда поступала, паршивая стерва! И это было бы гораздо благородней того, что сделал ты, когда отдал ей выплату, что тебя самого ничуть беднее не сделало. Ты хоть это понимаешь? Или мне сказать еще яснее?
– Замечательно! – сказал Шенна. – Прекрасно! Просто прекрасно! Надо полагать, благородней всех был бы поступок пристава, если б он ее все-таки выселил?
– Это как? – спросил человек, уставившись на Шенну в оба глаза.
– Вот и посуди сам, до чего же ты слепой, – сказал Шенна. – Она предоставила бы себя воле Божьей, но разве не пристав заставил бы ее так поступить? Если вдову выселяют и она вместе с несчастными ребятишками обречена на холод и скитания и предает себя Божьей воле, то это благородный поступок. Но тогда не ей за это причитается благодарность, а приставу, какой ее выселил. Не будь пристава, не было бы и благородного деяния. Ты что же, не понимаешь?
– Ох, какой ты сообразительный, право слово! – сказал Черный Человек. – Если б ты помаялся тут немного, как я сейчас маюсь, уж, верно, с тебя бы сошло маленько сообразительности.
– На это у тебя есть средство, как у вдовы, – сказал Шенна.
– Что за средство? – спросил Черный Человек.
– Предоставить себя воле Господа, хвала Ему во веки веков! – сказал Шенна.
– Не стану, посули мне за это даже райские кущи, – ответил Черный Человек.
– О, вот как? – сказал Шенна. – Но ведь правда у тебя есть выбор. Как говорится, жизнь человека – его воля, случись ему хоть сидеть задницей в озере, – то есть, я хотел сказать, в пламени. Но скажи мне вот что. Уж не хочешь ли ты сказать мне прямо в лицо, будто я не причинил тебе никакого вреда тем, что раздавал твои деньги нищим Христа ради?
– Ничуть, – сказал Черный Человек. – Сейчас об этом и говорить не стоит в сравнении с тем злом, какое ты причинил мне своим поступком, что вовсе не связан ни с какими деньгами.
– Что-то я не припомню поступка лучше, чем когда раздавал деньги беднякам.
– Я послал тебе врага, а ты ему не поддался, – сказал Черный Человек.
– Врага? – удивился Шенна. – Да никогда у меня не было врага, кроме тебя. Надеюсь, ты не ждешь, что я поддамся тебе, покуда могу тебя одолеть?
– Для тебя я враг ничтожный по сравнению с ней, – сказал Черный Человек.
– По сравнению с ней? – спросил Шенна. – Что-то я ее не помню. Кто она? Назови мне ее имя. Говори прямо. Прекрати вилять.
– Та женщина, что обратила твое сердце в камень, затуманила тебе голову и разожгла кузнечный горн твоего разума! Это для тебя достаточно ясно? – молвил Черный Человек.
Глава тридцать вторая
Шенна остановился и посмотрел на него. Потер глаза и посмотрел снова. Некоторое время оба молча глядели друг на друга в упор.
– Да ты дьявол! – сказал Шенна наконец.
– Да тебе сам дьявол не чета! – сказал Черный Человек. – Я-то полагал, деньги собьют тебя с пути. Редко кто берет деньги без того, чтоб принести погибель себе, а из-за них и кому-нибудь еще заодно. Они навлекают несчастье и на того, кто их берет, и на того, кто не берет, тоже. Взявший деньги отправляется в путь ночью, и его убивают, чтобы их забрать. Тот, у кого нет денег, убивает того, у кого они есть. Вот тебе и несчастье обоим из-за денег. А кроме того, деньги могут принести еще двадцать несчастий. Многие люди теряют разум от гордыни, тщеславия и самодовольства. А будь они бедны – держались бы скромнее. Многие укорачивают себе дни пьянством, когда у них набиты карманы, а могли бы дожить до ста лет, будь те карманы пусты.
– Сдается мне, что здесь ты слегка ошибаешься, – сказал Шенна. – Вот тот, что убил другого из-за денег. С чего бы ему убивать, будь у него самого денег в достатке? Я считаю, пустые карманы толкают людей причинять вред не реже полных. Верно, ты помнишь пословицу: «Предельная нищета да безрассудство – две вещи, что вернее прочих подбивают на зло».
– Вот чем ты доставил мне немало беспокойства, – сказал Черный Человек. – Сперва прозябал в предельной нищете, и она не навлекла на тебя несчастья. Ты раздавал милостыню, даже когда у тебя ничего не было, кроме тех трех шиллингов. Увидевши это, я понял, что даже самая беспросветная бедность тебе не навредит. Я был уверен, что богатство сотворит с тобою то, что не удалось нищете. Но тоже нет. Увидев, что богатства тебя трогают столь же мало, как и нищета, я решил обойтись с тобою иначе. Поставил другого врага на твоем пути. Велико мое знание человеческой натуры, и опыт мой в сем познании глубок. Часто видел я того, кого нищета не могла привести ко злу. Часто видал такого, кого и богатство ко злу не вело. Но редко когда я встречал человека, которого тот, другой враг не мог сбить с ног. И такой враг тебя тоже с ног не сбил, а это свалило с ног уже меня. Так я и не смог разгадать, что же ты за человек такой.
– «Враг», «враг» – ты ее так называешь! – сказал Шенна. – Не враг она, и это тебе хорошо известно, не так ли? И не ты поставил ее у меня на пути. Это Бог послал мне ее, хвала Ему вовеки! Поставь такой, как ты, врага на моем пути, подослал бы совсем не похожего на нее. Выбирай ты для меня врага, без сомнения, выбрал бы настоящего. Брось увиливать. Скажи мне истину. Ты не любишь истину, это неудивительно, но здесь, на этом стуле, тебе придется говорить чистую правду, как бы ни была она тебе ненавистна. Так скажи мне истину. Зачем тебе называть ее врагом? И к чему говорить, что ты поставил ее на моем пути?
– При всем твоем уме и понимании, в моих делах ты не смыслишь, – сказал Черный Человек. – Полагаешь, будто все неудачи, несчастья и вред человеку приходят от врагов его. Как же глубоко ты ошибаешься. Дружба, приязнь, любовь и привязанность приносят миру, наверное, половину погибели – ой, да что там, едва ль не всю. Человек сам станет защищаться от врага, но не сможет защитить себя от друга. Если человек получит гибельный совет от врага, он не примет его. А ради друга совершит то, чего никогда не совершил бы ради себя самого. На одного, кто причиняет себе вред по собственному разумению, придутся двадцать, кто причинит себе вред еще больший по совету друга. Если бы их предоставить самим себе, возможно, они предприняли бы то, что лучше для них. Получи они совет от врага – вряд ли им воспользовались. Часто человек поступает себе во благо, отказываясь принимать совет врага. Вовсе не с подачи врагов рискует человек причинить себе вред, а с подачи друзей. Чем крепче дружба, тем больше опасность и страшнее вред, потому что тем податливее человек на уступки. Если человека к погибели толкает любовь к женщине, здесь и конец благим советам, и конец возможности защищать себя. Тут и конец уму, пониманию, мудрости, рассудительности этого человека. Чем лучше женщина, тем полней безрассудство мужчины. Если красивая, добрая, рассудительная, привлекательная молодая женщина всем сердцем дарит любовь мужчине, а тот – ей, мужчина этот свои же суждения предаст и с открытыми глазами скорее поступит себе во вред, чем сделает то, что ей не понравится. Глупости говорит пословица, как бы там ни было: горячая голова – хороший способ довести человека до беды, да и крайняя нищета – хороший способ довести человека до беды. Но куда лучше, чем обе они, на это годятся любовь, дружба и привязанность. Много было мужчин и женщин, которым не удалось мне причинить вред ни горячностью, ни нищетой. Но недолго смогли они удержаться, чтоб не навредить самим себе, стоило мне поставить у них на пути другого врага. Как я и сказал тебе, я поставил такого врага и на твоем пути, но ничего из этого не вышло. Редко такое бывает, но мне не удалось получить над тобою никакой форы. По правде, я не думаю, что ты вообще человек. Тебе не понравилось, что я назвал ее врагом. Разве не самый заклятый враг человеку тот, кто причинил ему больше всего вреда?
– Вот тебе ложь прямиком из твоего же рта, – сказал Шенна. – Она не причинила мне никакого вреда. Поэтому ты лжешь, называя ее врагом.
– Она не причинила тебе вреда, но ни ее за это не следует благодарить, ни меня. Она сделала для этого все, что могла, – и я все, что мог. Она сделала все возможное – из любви к тебе. Я же сделал все возможное, уж точно тебе говорю, не из любви. Мы оба проиграли. Я применил против тебя самое тонкое свое искусство, но ты меня одолел.
– Не стану восхищаться твоим искусством, что бы ты сам о нем ни думал, – молвил Шенна. – Я было собрался сказать: «Да не воздастся тебе за труды!» Но я опять тебе перечу. Пожелаю от всего сердца: пусть ты получишь по заслугам. Очень жаль, если такая работа останется неоцененной. Ты говоришь, что поставил врага на моем пути, а я думаю – ты кое-где ошибся в расчетах. Часто случается не так, как намечается. Ты дал мне деньги, надеясь, что они принесут мне вред, и ошибся насчет денег. Поставил еще одного врага, как говоришь, на моем пути, – проиграл и в этой игре так же, как в первой. Скажи честно, что помешало тебе завершить игру в свою пользу? Скажи все прямо, без утайки. Я не люблю невнятных речей. Не сомневаюсь, что это ты подкинул мне деньги. Не верю, когда ты говоришь, будто поставил мне на пути что-то еще. Ты слишком велик в искусстве лжи. Никто не поверит ни одному твоему слову, пока не увидит собственными глазами. Но попробуй сказать мне правду.