Джедидайя может тебя уволить, и только представь, что тогда скажет твой папа! Он ведь так доволен, что ты уехал в Бристоль и там оттачиваешь свои профессиональные навыки под бдительным присмотром Джедидайи, готовясь к тому, чтобы в один прекрасный день занять почётное место главы семьи. Я знаю все эти нюансы, я сама законная наследница – наследница великого дома Девона. – Я насмешливо кланяюсь и с важным видом обвожу руками нашу крохотную кухню.
Я ожидаю, что Амброуз рассмеётся, но он стоит с подавленным видом. И мне неприятно оттого, что мне действительно неприятно, когда неприятно ему. Амброуз отпивает молоко и вытирает рот платочком с кружевной каймой, который вытаскивает из рукава, словно фокусник. Тревога исходит от Амброуза, точно круги по воде, если бросить туда камень.
– Амброуз, в чём дело?
– Пегги, я должен тебе кое-что сказать. Я долго бродил вокруг да около, но это только потому, что я не знаю, как лучше сформулировать.
– И что же это?
– Это связано с тем, зачем мистер Блетчли недавно приходил к твоей маме.
– Ты про тело из тюрьмы? Маму до сих пор мучает совесть. Признаюсь, мне тоже немного не по себе: но кто-то же должен позаботиться об этом бедном теле – а кто это сделает лучше, чем мы? Только без обид, я понимаю, что ты работаешь в похоронной конторе и всё такое.
– Нет, ты права. Ей определённо будет лучше здесь. Но это не всё.
– Подожди. Ты сказал, «ей»? – Я хватаюсь за спинку стула, чтобы удержать равновесие. Недавно я с ужасом узнала, что из тюрьмы нам доставят тело ребёнка, а теперь оказывается, что это ещё и девочка… – Я никак не думала, что это может быть девочка. Продолжай.
Амброуз становится таким же белым, как его платок.
– Это не всё. Я не знаю, как тебе сказать, Пегги… Мне очень жаль. То тело… это Салли.
– В каком смысле «это Салли»? – растерянно спрашиваю я.
– Девочка. Тело. Это Салли Хаббард.
– Нет! – кричу я и оседаю на пол. Амброуз в ту же секунду оказывается рядом, кладёт ладони мне на плечи, успокаивая меня, только я сама не понимаю, какие жалобные звуки издаю, – знаю лишь, что скулю и вою и не могу взять себя в руки. Нет! Это не может быть правдой. Салли не убийца! Салли мой друг, мой добрый друг, сестра маленького Джорджа… Ох, Джордж, Джордж! Что он будет делать? Мама Салли, её несчастный пьющий отец… Знают ли они? Я не уверена, что выдержу, если увижу свою подругу в гробу, увижу, как она переходит из одной жизни в другую, если этого ещё не произошло.
– Но что она сделала? – спрашиваю я. – Почему мне никто не сказал?
– Говорят, что она убила свою госпожу, леди Стэнтон. Я сам узнал всего пару дней назад. Твоя мама знала, что убийца служил в особняке Клифтон, но не знала, что это Салли.
– Мама знала?!
Наверняка папа постарался. Он хочет, чтобы я вообще ничего не знала.
– Не злись на свою маму, Пегги. Она не была уверена, и, видимо, мистер Блетчли сказал ей помалкивать, потому что… ну, всё сложно. Говорят, что Салли убила леди Стэнтон в приступе ярости.
– Я не отрицаю, что Салли вспыльчивая, но… нет-нет, она бы этого не сделала! Ох, Амброуз, когда тело доставят к нам? Когда она будет здесь? Скоро, да? Не может быть, чтобы я не успела попрощаться с ней! Я обещала ей, что мы пойдём на пляж, – обречённо заканчиваю я.
– Я думаю, через пару недель, – он многозначительно молчит. – После суда.
– После суда?! Подожди, она ещё жива?! – я бью его по руке. – Почему ты мне не сказал?!
– Ай! Извини!
– Где она?! В бристольсткой тюрьме? Я могу пойти туда и увидеться с ней?
– Пегги, я не знаю. Сомневаюсь. Обычно посетителей не допускают к заключённым до суда… но я могу узнать точно, – добавляет он, увидев мой отчаянный взгляд.
– Амброуз, если суда ещё не было, почему они уже договариваются о том, кто позаботится о теле? Откуда они знают, что Салли виновна?
Кровь стучит у меня в висках, когда Амброуз помогает мне подняться. Он подставляет мне стул, и я тяжело опускаюсь на него.
– А я откуда знаю, – Амброуз пожимает плечами. – Не буду врать, мне всё это тоже не нравится. Даже мистер Блетчли слегка встревожен… Я в этом уверен. По его словам, ему сообщили, что против Салли есть неопровержимые улики, но даже в этом случае…
Я смотрю на Амброуза, как он крутит и вертит в руках свою огромную шляпу, как будто пытается протереть в ней дыру.
– Зачем ты говоришь мне об этом? – спрашиваю я.
– Я ничего не могу поделать, – говорит он. – Я не знал, с чего начать. – Он откладывает шляпу и смотрит мне в глаза. – Но ты можешь, Пегги. Ты знаешь. Разве нет?
Он прав. Я действительно знаю.
Я знаю, что должна отправиться в особняк Клифтон и поговорить с духом леди Стэнтон прежде, чем закончится горение. Я должна узнать правду.
Я должна спасти Салли.
7
– А что думает отец? Полагаю, у него ты уже спрашивала, – сухо интересуется мама. Она мной недовольна, а мой многообещающий план поездки в Бристоль встретила с ледяным неодобрением.
Сегодня повсюду заметно похолодало. Утром, когда я выпускала Волчицу по неотложным делам, весь двор был окутан паутиной инея. Я дрожу, несмотря на удушающий жар кухни. Горячий овощной суп с толстыми ломтями хлеба, который мы съели на завтрак, не смог никого согреть в той холодной атмосфере, которая повисла между мной и мамой. Папа сейчас в шахте: вот уже несколько дней, как они заняты ремонтными работами – чинят тележки и перекладывают рельсы. Вряд ли папа мог помочь остальным, но ему нравится быть в курсе дел. От этого меня ещё сильнее пробирает холод, когда я знаю, что он там, особенно в такое утро.
Пусть мама мной недовольна – я же на неё невероятно зла.
– Конечно спрашивала, – отвечаю я. – Папа считает, что это хорошая идея.
– Правда?
– Он сказал, что понимает, почему я хочу это сделать, и что он меня поддержит. – (На самом деле он сказал, что нужно всё обдумать и не принимать поспешных решений, но я уверена: всё вышеизложенное он тоже имел в виду.) Я смотрю на маму сквозь клубы пара, поднимающегося над моей тарелкой. – Спроси его сама, если мне не веришь.
У неё такой вид, будто я её ударила:
– Я знаю, что ты на меня обижена, Пегги…
– Ты должна была сказать мне, – рычу я. – В итоге кто мне обо всём рассказывает? Амброуз! Ты знала. Ты знала, что это Салли, и всё равно не сказала мне.
– Нет. Я не знала… не с самого начала. Мне нужно было подумать, как лучше поступить, Пегги. Ты такая импульсивная, и я не могла допустить, чтобы ты в одиночку убежала спасать подругу из беды. Это небезопасно, особенно для шепчущей, и к тому же ты ещё ребёнок, и если ты думаешь, что я хоть на секунду поверю, будто твой отец с этим не согласится…
– Всё равно это лучше, чем сидеть здесь и ничего не делать, – огрызаюсь я.
– НЕТ! – мама бьёт ладонью по столу. – Когда я предлагала ничего не делать? Разумеется, мы должны что-то предпринять. Но это не значит, что нужно бежать за первой пришедшей тебе в голову мыслью. Поэтому расскажи мне, Пегги: в чём именно заключается твой план?
– Я пока ничего не придумала, кроме…
– …кроме того, чтобы просто взять и помчаться в Бристоль? А дальше что, а? Осядешь в салоне с Джедидайей? Уверена, что всё это ради Салли, а не способ сбежать от так называемой скучной провинциальной жизни?
– Мама! Это не имеет никакого отношения к мистеру Блетчли! Амброуз просто сказал, что я могу переночевать у них, если будет слишком поздно и я не смогу сесть на экипаж до дома, и всё! – Как будто я хочу иметь что-то общее с этим предателем! Слёзы вскипают у меня внутри, горло перехватывает. Я представляю, как Салли ведут на виселицу, и мне кажется, что сердце у меня сейчас разорвётся. – Я хочу только одного: узнать у леди Стэнтон, что случилось на самом деле!
– Милая, прости. Я всё понимаю, – мама накрывает мои руки своими и сжимает их. – Я не хотела тебя обидеть. Я просто боюсь потерять тебя.
– Мама, ты меня не потеряешь – почему ты вообще об этом думаешь?
– Я… я… я не думаю, конечно, не думаю. Но скажи мне, чего ты добьёшься, если поедешь туда? Даже если ты поговоришь с духом леди Стэнтон – что маловероятно, потому что она умерла неделю назад, – что ты этим докажешь? Кто тебе поверит? И кто знает, в какую беду ты можешь потом попасть, особенно если свяжешься с нелепым цирком Джедидайи Блетчли? Всё это время мы были так осторожны…
Разумеется, она права. Как правило, горение не длится так долго, по крайней мере в большинстве случаев. Но если леди Стэнтон умерла насильственной смертью – я молюсь, чтобы не от рук Салли, – то есть вероятность, что её дух ищет человека, с которым смог бы поговорить. Я обязана попытаться. Мама встает, оправляет юбку и говорит, что нет, она не даёт согласия на мою поездку в Бристоль, и я не должна больше об этом упоминать. Я подавляю гнев, потому что знаю, что это ещё не конец.
Я сделаю всё возможное, чтобы очистить имя Салли. Всё что угодно. Даже ослушаюсь маму.
8
Воскресенье. Мама непреклонна, и отчуждение между нами расползается всё дальше во внешний мир. В церкви так холодно, что мурашки прихожан могли бы звонить в колокола самостоятельно. Двое маленьких мальчиков на передней скамье делают вид, будто курят скатанную в трубочки бумагу. Замерзать до полусмерти, слушая, как гнусный проповедник распинается перед людьми намного достойнее его, не лучший способ провести воскресенье. Во всяком случае, я так считаю. Я почти завидую папе, который до сих пор курирует небольшую группу рабочих в шахте, чтобы они успели всё подготовить к предстоящим работам. Я не знаю, как пережить службу мистера Тейта. Он когда-нибудь перестанет бубнить? Я уверена, что никогда не смогу выкинуть из головы этот заунывный голос или бедную, раздавленную в лепёшку мышь. «Созданья все прекрасны/Велики иль малы»[2]