– Верно, – киваю я. – Я здесь для того, чтобы поработать в салоне.
– Тогда почему ты этого сразу не сказала, как только приехала, когда я рассказывала тебе про всякие странные штуки в той комнате? Как-то невежливо.
– Э… да, извини. Надо было сказать, просто я не была уверена, что…
– Это мне не стоило этого говорить, не обращай внимания. Просто безобидное баловство, да? – она пристально смотрит на меня. – Если только ты не из выродков или вроде того. – Она наклоняется ближе, я чувствую, как от неё пахнет прокисшим молоком. – Ведь ты же не из них, нет?
Я застываю на месте, совершенно растерявшись, и тут замечаю миссис Моррис, которая копается в шкафу в зале ожидания. Она задевает бедром чёрный шкафчик, и от удара маленькая сушёная голова с громким стуком падает со стойки. Дотти вздрагивает и бледнеет.
– Мне пора, – бросает она и бежит обратно на кухню, придерживая чепчик на голове. Миссис Моррис тоже уходит, и я остаюсь одна на лестничной площадке, пытаясь прийти в себя от агрессивного напора Дотти.
Я думаю о словах мамы, о том, что сказала девочка-призрак, и о Салли. И внезапно понимаю, что нужно делать. Буквально всё подводило меня к этому. И, вспомнив, как Салли никогда не откладывает дела в долгий ящик, я подхожу к двери Оти и Сесилии и стучусь.
18
Спустя семь часов я сижу под столом в маленькой тесной коробке и жду своего выхода.
В комнате темно, как в склепе, свет исходит только от свечей, расставленных вдоль стен, а от чаш со сладким маслом стоит тяжёлый дурманящий запах. Хрустальные шары и странные, жуткие предметы (например, чучело лисы с восковым человеческим лицом, которая, клянусь, следит за мной взглядом) вокруг напоминают гостям, что здесь нет места нормальности. «Это мистика, – говорит комната. – Здесь иной мир. Вы этого не поймёте, поэтому не задавайте лишних вопросов».
Голос Сесилии звучит прохладно и монотонно.
– Почу-у-увствуйте, как энергия течёт сквозь вас, – тянет она, – сквозь ваши пальцы, сквозь ваше тело. Не размыкайте рук.
– Что всё это значит, мисс Ричмонд? – спрашивает неприятный мужчина слева от неё, какой-то мистер Грейди. Он дёргается с того самого момента, как приехал минут пятнадцать назад. Сеанс у него не заладился с самого начала, когда он по ошибке принял Оти за горничную. Он молча отдал ей своё пальто, а она, уронив его на пол, переступила через него с выразительным «нет».
Идиот. Где он видел, чтобы горничные одевались так, как Оти сегодня вечером?! На ней тёмно-коричневое атласное платье в пол и чёрная бархатная шаль с бахромой, волнистыми складками ниспадающая с плеч. Она королева, а никакая не горничная.
– Мой милый мистер Грейди, – отвечает Сесилия с терпением гувернантки, разговаривающей со своим самым глупым подопечным на глазах у его матери, – духи отзываются на поток энергии, который течёт через тех, кто сидит в кругу. Если круг не завершён, энергия не задерживается внутри него, и весь ритуал в таком случае бесполезен. Это вполне физический процесс.
– Физический, говорите? – мистер Грейди вскидывает брови и наклоняется вперёд, чтобы посмотреть на свою жену, сидящую справа от Сесилии.
Миссис Грейди не смотрит на мужа, только неодобрительно пожимает тонкие сухие губы.
– Элджернон, ты можешь вести себя тихо? – шипит она. – Ты мешаешь мне сосредоточиться. Ты вообще понимаешь, как нам повезло получить это приглашение?
– Ты могла и не тащить меня с собой, – бурчит он.
– О, Элджи, прекрати ныть!
Оти деликатно кашляет:
– Энергия, текущая сквозь замкнутый круг, может быть сильнее любой цепи. Она связывает тех, кто совместно верит в её силу, так же, как стальная хватка оков держит тех, кто в них закован. – Она делает паузу. – Но я забыла, вы же в этом эксперт, мистер Грейди. Разве не та же участь ждёт ваших работников на плантации, прикованных друг к другу за лодыжки и запястья и в таком виде ведомых многие мили, точно скот? – Я не вижу её лица, но могу себе представить, как Оти улыбается одной из своих сладчайших улыбок. – Как идут дела на плантации, мистер Грейди?
– Нормально, нормально, – бормочет он.
– Может быть, когда-нибудь в вашу честь воздвигнут памятник – вроде того, какой поставили мистеру Колстона. Ведь вы этого заслуживаете.
Колстон. Это тот самый памятник с дельфинами, который я видела на днях.
Даже под столом я чувствую, насколько мистеру Грейди сейчас некомфортно.
– Слышите ли вы меня, о дорогие духи? – продолжает Сесилия. – Отлетевшие души, почившие создания, что некогда бродили среди нас, вы здесь? – Она понижает голос до хриплого шёпота – так, что слышно, как потрескивают свечи. Сегодняшнее платье Сесилии похоже на костюм балерины: лёгкий, невесомый шифон в сочетании с шёлковым лифом и летящая тюлевая юбка, которая вздымается, точно облако, и шелестит при каждом её шаге.
– Она здесь? Она как-нибудь проявит себя? – миссис Грейди никак не уймётся. – О, это так волнительно, у меня мурашки по коже! Я уже представляю, как во вторник приду в наш бридж-клуб! Все просто позеленеют от…
– Тише, женщина, – обрывает её Оти, и я невольно улыбаюсь, представив себе обиженное лицо миссис Грейди. Оти бы точно понравилась моей маме.
– Оттолина, нам не подобает так разговаривать с почётными гостями, – одёргивает её Сесилия. – Но она права, миссис Грейди: позвольте процессу протекать самостоятельно, его невозможно запустить искусственно. Сейчас я попрошу всех умолкнуть, используйте ваш мысленный взор, чтобы увидеть своё самое яркое воспоминание о… – она опускает глаза: между складками её юбки пришпилен список тех, кого планируется вызывать, – матушке Бересфорд.
Миссис Грейди всё равно шепчет:
– Мама-Би, вот как я её всегда называла, – она промокает глаза кружевным платочком. – Милая, родная Мама-Би.
Комната погружается в тишину, нарушаемую только потрескиванием пламени, шелестом платья Оти, когда та величественно обходит круг с курящейся чашей в руках, и слабыми всхлипываниями миссис Грейди, глаза у которой при этом остаются сухими. Сесилия издаёт низкий протяжный звук.
Настала моя очередь.
По обе стороны коробки просверлены маленькие дырочки, чтобы я могла видеть, что происходит снаружи, и дышать. А с одной стороны есть узкая щель, сквозь которую я как раз могу просунуть руку.
У меня при себе «снаряжение»: палочка с птичьим пером на одном конце и маленькой дверной латунной ручкой на другом, питьевая соломинка, маленький флакончик духов, горсть розовых лепестков и маленький перевязанный верёвочкой свёрток в кармане передника. Пока Сесилия протяжно стонет, чтобы перекрыть любой шорох, я опускаю соломинку в бутылочку с духами («Не вздумай пить оттуда: это мощная штука, и я не уверена, что она тебя не убьёт!»), наклоняюсь к щели и дую. Капельки пахучей жидкости летят в сторону миссис Грейди. Сесилия была права: запах очень резкий, от приторного аромата у меня першит в горле и слезятся глаза.
– Мама-Би, ты здесь, с нами? – зовёт Сесилия. – Можешь подать нам знак?
Теперь я просовываю в щель палочку, дверной ручкой вперёд, и один раз стучу в пол.
Тук.
– Ой! Что это было?
– Вы что-то слышали?
– Откуда это?
– Может, оттуда? – скрип отодвигаемого стула.
– Не нарушайте круг, – приказывает Оти, и возня прекращается.
Тук.
– Вот оно! Я снова слышала, снова слышала! Мама, Мама-Би… это ты?
Тук. Тук.
– Мама-Би? Ох, Элджернон, мне кажется, это она… я чувствую запах… пахнет розами!
– Тогда задай ей вопрос, Мариан, спроси её.
– Не глупи! Я не могу задавать вопросы вот так сразу. Ради всего святого, Элджи, где твои манеры!
– Прости, Мариан, милая.
Во время общего волнения я выбираюсь из коробки – задняя сторона открывается – и, зажав палку под мышкой, ползу на единственный ориентир, который у меня есть, – к крошечной, едва тлеющей масляной лампе рядом со стулом Оти. Её стул у́же прочих и стоит под углом, так что я могу проскользнуть незамеченной. Запах курений здесь ощущается сильнее, и пока я ползу вокруг стола, я несколько теряюсь – я вообще в правильном направлении двигаюсь?
– Я чувствую, что она приходит, – произносит Сесилия зловещим голосом. – Она рядом с вами, миссис Грейди, греется у самого огня – совсем как при жизни, не так ли?
Я морщусь, когда легковерная публика начинает восторженно бормотать, меняю курс и направляюсь к камину, мысленно благодаря Сесилию за подсказку. Хотя я знаю, что всё это – надувательство чистой воды, но я не хочу ничего испортить. Эти женщины помогают мне, а я помогу им.
Запах розы, доносящийся со стороны миссис Грейди, подсказывает мне, что я близка к цели, и я поворачиваюсь, чтобы оказаться между ней и Сесилией. Я беру палку и касаюсь пёрышком руки миссис Грейди.
– О боги, что это было?! – взвизгивает она, чуть не подпрыгнув на стуле.
– Не разорвите круг! – гремит голос Оти. – Вы должны сидеть неподвижно! Вы чувствуете прикосновение вашей возлюбленной матушки. Расслабьтесь. Успокойтесь, не нужно дёргаться.
– Да-да, конечно. Я прошу прощения.
В сумраке по другую сторону стола я различаю Оти: она сидит на стуле боком, томно перекинув одну ногу через подлокотник, привлекая к себе внимание. Как и Сесилия – я полагаю, таков их план.
Сесилия наклоняется к миссис Грейди, почти касаясь губами её уха.
– Да, Мариан, расслабьтесь, – тихо говорит она. – Матушка с нами. Это особенный момент. Позвольте себе раствориться в нём, отпустите себя. – Она ждёт, склонившись к самому лицу миссис Грейди, так, что та наверняка чувствует её дыхание на своей коже.
Я провожу пёрышком по лицу миссис Грейди, за ушами, по затылку. Это усиливает гипнотический эффект.
– Мама-Би? – шепчет она.
– Задай ей вопрос, дорогая, – снова предлагает мистер Грейди.
– Хорошо, – отвечает миссис Грейди, и её голос звучит так, словно она пьяна. Таково воздействие этой тёмной, похожей на утробу комнаты, которое усиливается дурманящим запахом благовоний и духов и жаром от огня.