– Линуорт, вы знали об этом?! – мистер Блетчли багровеет от гнева.
Судья качает головой.
– Нет-нет, я не знал. Это абсолютно неэтично, мистер Крейвен! – говорит он. – Кто наблюдает за процессом?
– Губернатор там, поэтому я приехал сюда вместо него. Вынужден признать, что его желание лично руководить казнью показалось мне несколько странным, но я списал всё на его нежелание, чтобы я присутствовал при столь тягостном событии. Мы не сходимся во мнении относительно того, как должны обращаться с узниками, в особенности с малолетними, – он качает головой. – И там должен присутствовать… эм… священник, разумеется, чтобы оказать узнице последнюю милость, если она того пожелает… – Он закрывает лицо руками. Потому что в этот момент ему, как и всем остальным, становится ясно, какой именно священник будет присутствовать на казни.
– А где эта чёртова Дотти?! – отрывисто спрашивает мистер Эмери. – Её необходимо задержать!
Мы выбегаем из комнаты и начинаем всюду искать Дотти, но та как сквозь землю провалилась.
– Миссис Моррис! – зову я, и она тут же появляется.
– Предоставьте её мне, – говорит она, постукивая себя по носу, и уходит сквозь стену, оставив после себя лишь облачко муки и удаляющееся позвякивание ключей.
Мистер Блетчли в полнейшем изумлении смотрит на меня, но времени на объяснения нет.
– Дотти от нас не уйдёт, – говорю я глухим голосом.
Мистер Блетчли кивает:
– По каретам!
27
От тряски в грохочущем по мостовой экипаже мой и без того беспокойный желудок начинает бурлить, и я сглатываю, чтобы справиться с приливом желчи и страха.
В поисках поддержки я обращаюсь мыслями к дому, к семье. И если сегодня нас ждёт наихудший исход, то я буду присматривать за телом Салли, потому что считаю её своей семьёй. Рыдание почти подступает к горлу.
Нет. Я поплачу потом.
– Он знал, – говорю я мистеру Блетчли. – Он знал, что сегодня мы соберёмся вместе. Должно быть, Дотти услышала, что мы планируем сеанс, рассказала ему, и тогда он каким-то образом добился, чтобы казнь назначили на сегодняшний вечер. Она всё это время работала на Тейта! Попадись она мне только…
Мистер Блетчли качает головой:
– Она не могла уйти далеко. Миссис Крейвен уже наверняка позвонила в полицию. Её скоро найдут. А ты, кажется, обрела поддержку в лице… миссис Моррис?
Я пожимаю плечами.
– Знаешь, она умерла два года назад, наша миссис М. У неё случился сердечный приступ, когда она принесла мне чашку чая. Я подозревал, что она всё ещё здесь, потому что этот дурацкий колокольчик для прислуги иногда звенел без всякой причины. Дотти, дурочка, всегда так нервничала из-за этого.
Ох, Дотти, зачем ты это сделала?! Тейт основательно промыл ей мозги, это очевидно, но к чему тогда был этот спектакль сегодня вечером? Неужели в глубине души она хотела раскрыть свою связь с ним, зная, что тогда его план может сорваться, зная, что у нас ещё есть шанс спасти Салли?
– Я раждеру её на кушки, как только доберушь до этой мержавки, – говорит Сесилия таким хриплым голосом, которого я никогда у неё не слышала. – О боже, вот оно.
Грузное и мрачное здание тюрьмы нависает над нами, похожее на зуб, торчащий в пасти острова Спайк.
– Опустите занавески, – командует мистер Блетчли. – Мы проезжаем мимо доков. И помалкивайте.
Дикая вонь бьёт мне в нос, меня начинает тошнить, я вытаскиваю из рукава платок и закрываю им нос и рот. Я его привезла из дома, успев перед отъездом надушить мамиными духами. Сладкий аромат фиалок смешивается с густым вязким смрадом, просачивающимся в экипаж. Меня пробирает дрожь. Тошнотворный запах смерти всегда где-то рядом.
Мы проезжаем по деревянному мосту над узкой полоской воды, отделяющей остров Спайк от остальной части города, – и вот мы на месте, ждём у ворот, чтобы нас пропустили на территорию тюрьмы. Тут же собирается толпа, в основном это пьяные мужчины отталкивающего вида, но иногда попадаются женщины и даже – как бы жутко это ни выглядело – дети. Слух о том, что на сегодняшний вечер назначена казнь, уже разошёлся, и люди, повинуясь какому-то извращённому влечению, стягиваются к эшафоту. Неужели им всё равно, что на виселице будет болтаться маленькая девочка?!
Стоп… это мама?! Я вытягиваю шею, чтобы лучше видеть – и… да, это мама! Мама, мистер Суитинг и – хвала Небу! – родители Салли; её отец держится прямо и с достоинством, опекающе приобняв жену. И, присмотревшись, я не верю своим глазам: похоже, пришла половина деревни, в том числе большая группа протестующих, которые потрясают кулаками, распевают гимны и держат плакаты с надписями «Остановите это варварство!», «Казнь – это зло!», «Прекратите убивать детей!». А я готова отдать что угодно за возможность выпрыгнуть из кареты и броситься в объятия мамы!
Раздаётся чей-то крик, и створки ворот раскрываются. Не обращая внимания на смрад, я высовываю голову из кареты – это всё равно лучше, чем оставаться наедине со своими мятущимися мыслями и вновь проигрывать этот бесконечный поединок с ду́хами, которые вгрызаются в мой разум, точно злобные насекомые.
– Смотри на меня, – говорит Амброуз, сидящий напротив. Он хватает меня за руку. – Смотри на меня, а не туда.
Я верю ему и в кои-то веки делаю то, чего от меня хотят. Я концентрируюсь на его лице, на этом милом, добром лице, и тени начинают отступать, но, когда мы проезжаем ворота и карета разворачивается, я невольно перевожу взгляд за окно: плоский козырёк над имитацией решётки у входа, зияющий лаз вниз. Деревянный каркас, перекладина на двух подпорках и раскачивающаяся на ветру петля – совершенно безобидная до тех пор, пока не затянется на шее четырнадцатилетней девочки.
С мистером Крейвеном во главе мы бежим по тюремному коридору, звук наших шагов эхом отдаётся от гладких каменных плит, и наконец мы оказываемся у маленькой – не более десяти квадратных футов – тёмной комнаты рядом с кабинетом губернатора Джонса. В этом скорбном месте гуляют сквозняки, а свет исходит лишь от керосиновой лампы и крохотного зарешёченного окошка в двери. Внутри есть четыре стула и маленький стол, на котором стоит кружка, наполовину наполненная водой, подёрнутой зелёной плёнкой. Оштукатуренные стены блестят от влажности. Мне сдавливает грудь. Здесь умирали люди, но, к счастью, сейчас все духи как будто успокоились. В голове у меня есть место только мыслям о Салли.
– Подождите здесь, – говорит мистер Крейвен. – Я найду губернатора Джонса и остановлю этот кошмар.
– Сколько у нас времени? – спрашиваю я.
Мистер Крейвен смотрит на часы:
– Сейчас девять тридцать. Пожалуйста, постарайтесь не волноваться – время ещё есть.
Амброуз спрашивает, в порядке ли я. Я киваю, хотя я вовсе не в порядке, совсем не в порядке.
У мистера Эмери бьётся жилка на виске:
– Как, чёрт возьми, вся эта свора прознала о казни?!
– Слухами земля полнится, мистер Эмери, – отвечает мистер Крейвен. – Оставайтесь все здесь. Я вернусь, как только…
Звон колокола, гулкий и низкий, разносится по тюремным коридорам. От страха мы хватаем друг друга за руки.
– М-мистер Крейвен? – заикаясь, выдавливаю я.
– Не может быть, – мистер Крейвен сверяется с часами. И в ужасе поднимает взгляд. – Они… начали раньше. Почему?! Я не понима…
Дверь захлопывается, слышится звон ключей, а затем надсадный скрип замка́ – мы заперты. За окошком, точно тень, мелькает чёрный силуэт, но по белой полоске у горла он опознаётся безошибочно.
Преподобный Отто Тейт.
Колокол бьёт во второй раз.
– Вам лучше подождать здесь, – говорит Тейт из-за двери. – Я посоветовал губернатору поторопиться и понимаю, что не ошибся: вы, дураки, совершенно не внемлете голосу разума. Это не займёт много времени. Я провёл над девочкой необходимые обряды, хотя она скулила не переставая и едва ли меня слушала.
Мы в ловушке. Во мне бурлит ярость.
– Вы чудовище! – кричу я. – Злое, отвратительное чудовище!
Что-то щекочет мне затылок. Здесь с нами есть кто-то ещё.
Тени проникают внутрь, сочатся сквозь стены комнаты, но я не обращаю на них внимания – по крайней мере, стараюсь, – но их очень много. «Ты становишься сильнее», – говорил мистер Блетчли. Меня пробирает дрожь.
– Тейт, это безумие. Откройте дверь! – приказывает мистер Крейвен.
Тут мистер Блетчли бросается вперёд и прижимается лицом к решётке:
– Ради всего святого, Тейт, всё это зашло слишком далеко. Выпустите нас отсюда! Девочка невиновна, и вы это знаете. Вы пытались шантажировать меня и, видимо, поймали в свои сети губернатора Джонса!
– Кто, я? – вскидывает брови Тейт, также прижавшись к решётке бледным, странно светящимся лицом. – Я служитель Бога. Кто вам поверит, когда моё слово будет против вашей ереси!
– Мистер Тейт, вы сошли с ума, – заявляет мистер Линуорт. – Крейвен, есть ли отсюда другой выход?
– Нет, – качает головой мистер Крейвен. – Если викарий нас не выпустит, нам придётся ждать обхода стражи. А это будет только… после казни.
Колокол звонит снова.
– Исполнения приговора уже не остановить, – говорит мистер Крейвен, меряя шагами комнату. – Даже если дверь откроется, времени уже нет!
– НЕТ! – пронзительно кричу я, Сесилия пятится от меня, ударяется о стол, и кружка с водой летит на пол. Я падаю на колени, не обращая внимания на впивающиеся в кожу осколки, и, несмотря на рыдания, чувствую её присутствие.
Я поднимаю взгляд.
Она здесь, призрачная девочка, рядом со мной. Не дрожит и не ускользает, а стоит спокойно и уверенно. В руках она держит книгу и протягивает её мне, словно подношение.
– Помоги мне, – молю я, и она улыбается.
– Вместе, – шепчет она, – мы должны быть вместе.
И я вдруг понимаю – понимаю!
– Сесилия, Оти, мы должны взяться за руки, – говорю я.
– Нет, не надо! – в ужасе отвечает Сесилия.
Оти встаёт, подходит к ней и протягивает руку:
– Мы должны, Сесиль.
Мы втроём отходим от стола.