– Даю слово, – обещает мистер Крейвен.
– Салли, когда всё кончится, мы поедем на море, – шепчу я.
Салли улыбается потрескавшимися губами.
– Ты спасла меня, – выдыхает она. – Ты и твой особый дар. Прости, что назвала тебя омерзением, Пег. Ты вовсе не такая! Ты мой лучший друг.
Сесилия забирает у мистера Крейвена плед, встряхивает его и укрывает им хрупкие плечи Салли.
– Вот так, давай её укроем. Аккуратно… вот так.
– Пора идти, – говорю я, поглаживая Салли по волосам.
– Верно, – соглашается голос, который звучит одновременно откуда-то издалека и в самом моём сердце.
– Папа? – я оборачиваюсь. Папа здесь – и сияет так ярко, что я едва могу смотреть на него. – Нет, папа, пожалуйста, не уходи!
– Я должен, Пег. Я ждал так долго, как только мог, – он улыбается и смотрит куда-то вверх. – Честно говоря, даже немного испытывал судьбу. Надеюсь, что я ни с кем не поссорился.
Мистер Блетчли стоит рядом. Он снял шляпу и прижимает её к груди. Он плачет. Мой отец обращается к нему:
– Пригляди за ней вместо меня, брат. – И с улыбкой папа снова поворачивается ко мне: – Ты оказалась права, Пег. Нужно было разрешить тебе прочитать книгу. Ключ лежит под медным кроликом. Мне очень жаль, что я прятал его от тебя. С сегодняшнего дня ты должна поступать по-своему.
– Это не важно, мне всё равно, – говорю я. – Пожалуйста, не уходи!
– Я люблю тебя, Пег, и очень тобой горжусь. Скажи маме, что…
– Ты можешь сам сказать мне, Джон.
– Мама! – я бросаюсь к ней, крепко обнимаю и утыкаюсь носом ей в плечо. Моя храбрая, чудесная, несгибаемая мама!
– Персик? – говорит папа. – Ты… ты меня видишь?
Мама кивает, по её щекам текут слёзы.
– Вижу! Раньше не видела, Джон, но ты всегда был рядом… Я чувствовала тебя всегда, где бы ни была, что бы ни делала, – говорит она и улыбается мне.
– Мои девочки, – говорит папа. – Мои любимые. Жизнь моя. – Папа протягивает руку и гладит меня по щеке, и я чувствую прикосновение его любви, оставленное едва ощутимым ветерком.
Сияние, которое мягко окутывало его все пять лет, теперь полыхает всё ярче и ярче, сверкающие нити расслаиваются и переплетаются, пока не сгорают в светлом пламени.
И он исчезает.
29
Папа не вернётся, не в этот раз. Грусть вгрызается мне в сердце, и я чувствую, что оно будто опустошено и переполнено одновременно.
Он ушёл. Мне хочется упасть на колени, кричать и умолять, чтобы он вернулся.
Должно быть, так мама чувствовала себя всё это время. Ощущала его присутствие, но не видела. Я крепко сжимаю её в объятиях. Мы долго так стоим на месте и обнимаемся, а потом она целует меня в щёку и говорит что-то насчёт того, чтобы отвести Салли в дом и не мёрзнуть на улице, а убраться подальше от этого отвратительного места.
Когда мама отстраняется, я сразу же чувствую, что рядом есть кто-то ещё. Призрачная девочка. Только она не призрак – она здесь, во плоти, и я могу поговорить с ней, как с любым другим человеком. У неё на запястье есть метка, рисунок, как иногда бывает у матросов, – только не голая женщина или якорь, а что-то смутно знакомое, но я слишком измотана, чтобы опознать.
– Мне ужасно жаль, что так случилось с твоим папой, – говорит она. Я не уверена, что смогу ответить, не разрыдавшись, поэтому просто киваю.
– Мы с тобой и вправду очень похожи, заметила? – она вглядывается в меня. – Болотные глаза и всё такое. – Я не задержусь здесь надолго, – продолжает она, – но я подумала, что у тебя могут быть вопросы.
– Один-два, да.
Она улыбается:
– Думаю, в первую очередь нужно сказать, что мы с тобой из одного рода. Но об этом ты уже наверняка догадалась. И я не совсем призрак.
– Ты… не призрак? – я не понимаю, хоть это и объясняет, почему она не похожа ни на одного из тех духов, что мне встречались.
– Да, это звучит странно. Я хочу сказать, что в своём времени я не призрак, так же как ты не призрак здесь и сейчас. Думаю, дело в том, что мы обе чистокровные Девона, это во сто крат усиливает наши природные способности. Те чудесные духи женщин и девушек, которые помогли тебе сегодня, – они из прошлого, они жили сотни, даже тысячи лет назад. А я из будущего. Ты шепчущая сейчас, а я… буду позже. Между нами всеми существует некая вневременная связь. Возможно, когда-нибудь мы поймём досконально, как она работает, и тогда напишем свою главу в книге. – Её голос становится тоньше, а тело начинает мерцать. – Ты чистокровная шепчущая, Пегги, самая сильная в твоём времени. Но иногда даже избранным девочкам из рода Девона нужна помощь. Мы всегда рядом, если она тебе потребуется. Как и остальные, конечно.
– Остальные?
– Да! Мы повсюду, если начать искать. Прямых потомков, как я и ты, не так много, но наш род ветвистый. Вместе мы сильнее.
Ветвистый род? Я вспоминаю пергамент, который видела на полу кабинета мистера Блетчли. Может, это было генеалогическое древо?
– Как тебя зовут? – я уже едва вижу её, мою шепчущую родственницу из будущего.
– Мег. Меня зовут Мег. Кстати, назвали так в твою честь.
– О! Как мило! Прощай, Мег.
– Береги книгу! Они пойдут на что угодно, лишь бы заполучить её!
Они? Но Мег уже исчезла.
30
Мы заходим в кабинет губернатора. К Салли вызвали доктора, и я выхожу в коридор, чтобы немного побыть одной; мне горько от тоски по папе – и в то же время радостно, потому что Салли жива. Я не знаю, какое чувство проживать сначала.
От безжизненного тела мистера Тейта, лежащего в стороне, осталась только сморщенная, высохшая оболочка.
– Он мёртв, – говорит тюремный доктор. – Судя по всему, сердечный приступ.
– Ну и хорошо, – говорю я.
Доктор вскидывает бровь:
– Я осмотрю остальных. Здесь я уже не нужен.
Я переступаю через тело мистера Тейта, пустое, неподвижное и никчёмное. Однако того же нельзя сказать о его духе, который орёт мне в ухо с тех пор, как я сюда пришла.
– Вернись сюда, девочка! – говорит он. Дух Тейта нависает надо мной, в смерти ещё более уродливый, чем в жизни: заострившиеся до невозможности черты, выпученные глаза, чёрные одежды извиваются, точно живые змеи. Белый воротник заляпан кровью и так тесен, что впивается в шею.
– Ты жалкий злобный человечишка! – шиплю я. – Ты собирался повесить Салли – ради денег?! Ты хотел бросить меня в сумасшедший дом, выставить помешанной, чтобы никто не поверил моим словам, тому, что духи сообщили мне про тебя, – ради денег?! – Я качаю головой. – С меня хватит. Сгинь.
– Ты правда думаешь, что дело было в деньгах, глупая девчонка? Деньги – это только часть. Разве ты не понимаешь? Ты воплощение скверны, Пегги Девона. Я всю жизнь посвятил тому, чтобы избавить эту землю от нечестивых созданий вроде тебя. И я не одинок: нас множество, и остальные только выжидают, чтобы в подходящий момент уничтожить тебя и тебе подобных. Салли была всего лишь приманкой.
Приманкой? Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что я в коридоре одна, и прицельно пинаю тело Тейта в бок:
– Ты из «Благочестивых», да?
– Я и есть Благочестивый! – отвечает дух. – Я создал эту организацию, это моё детище. И мы повсюду.
Его силуэт полыхает по краям красным и чёрным, словно догорающие угли: нечто плохое идёт за ним. С немым трепетом я смотрю, как тени подкрадываются к нему. Тейт дёргается и отбивается от чего-то чёрного и суставчатого, схватившего его за руку:
– Что это за твари лезут ко мне?! – Он тянется ко мне, но его резко отбрасывает назад, вёрткие сущности обвивают его ноги и грудь. – Они кусаются!
– Ты не можешь оставаться здесь, Отто. Пора уходить.
– Твой драгоценный папочка остался!
Я гордо расправляю плечи:
– Мой отец был из рода Девона. – У меня перехватывает дыхание. Я не привыкла говорить о папе в прошедшем времени. – А к тебе, Тейт, это не относится.
31
Я иду обратно в кабинет губернатора, предоставив Отто Тейта его судьбе. Закрываю дверь и бессильно прислоняюсь к ней спиной.
– Всё… в порядке? – спрашивает Амброуз, встревоженно глядя на меня.
– Теперь, думаю, да. – По крайней мере, я на это надеюсь. – Значит… мы все родственники? Ты, Сесилия, Оти – мы все? – спрашиваю я.
Амброуз кивает:
– Сесилия – нет, а все остальные – да. Очень дальние, но сейчас это не важно. А я всё время думал, что получил место благодаря своим способностям и репутации, а оказывается, это была родственная протекция.
– Но… вы двое – вы же мужчины, – говорю я. – Я думала, что только женщины…
– О боже мой – да, от нас, мужчин, самих по себе толку никакого, – вмешивается в разговор мистер Блетчли. – Сегодняшний вечер стал скорее исключением, количество было важнее качества. – Он улыбается. – Но ты абсолютно права. Мы все из рода Девона.
– Мы все из рода Девона, – в изумлении повторяю я. – А пергамент в вашем кабинете…
– …это часть исследования. В какой-то момент я понял, что все шепчущие, которых я знал, были из рода Девона, и подумал, что, может быть, если я найду ещё больше потомков Девона, то найду и больше шепчущих.
– Чтобы они работали в вашем салоне?
Он неуверенно переминается с ноги на ногу:
– Изначально идея и была таковой, да. Но со временем… это скорее превратилось в погоню за своей семьёй, которую, как я считал прежде, я навеки утратил. Признаю, было рискованно привести сюда Амброуза, учитывая, что вы с ним близко дружите, но, положа руку на сердце, его отец – тот ещё кретин, и я хотел помочь. А в случае Сесилии у меня нет объяснения. – Он смотрит на девочек, которые сидят на полу и обнимаются так крепко, словно каждая боится, что другая вот-вот может утонуть.
– Возможно, не только кровь определяет семейные узы. Возможно, достаточно любви.
– Возможно, – я потираю забинтованный ожог на запястье, и мистер Блетчли участливо смотрит на меня:
– Пока доктор здесь, позволь ему взглянуть на твою руку. И, кстати, я прошу прощения.