Рядом с ножами лежал ключ, похожий на тот, которым открывался подвал.
Карен спустилась по лестнице и вставила ключ в замок. Держа в правой руке револьвер, повернула ключ левой. Он повернулся легко, и она, открыв дверь, вдруг осознала, что в доме наступила глубокая тишина.
Шепот прекратился.
Свет из прихожей освещал только три верхние ступеньки, дальше все тонуло в темноте. Пальцы нащупали свисающий с потолка шнур. Карен дернула его, и вверху загорелась лампочка. Теперь она видела и остальные ступеньки. Внизу был еще один шнур, включавший освещение во всем подвале.
Карен спустилась медленно и осторожно. Только бы не споткнуться. Она так и не решила, какой вариант хуже: Джоэл возвращается и находит ее на полу, со сломанной ногой, или Джоэл не возвращается, и она остается в подвале, ожидая, когда зазвучат голоса.
Нет, об этом лучше не думать. Не играть на нервах. На предпоследней ступеньке Карен приподнялась на цыпочках и, держась одной рукой за перила, другой нашла и дернула второй шнур. Ничего. Она дернула еще раз. И еще. Ничего, только тьма – впереди, позади и слева, куда уходил подвал.
Карен мысленно выругалась, а потом вспомнила, что Джоэл, всегда практичный и предусмотрительный, держал на полке, сразу за последней ступенькой, фонарик – именно на такой случай. И она видела его своими глазами, когда Джоэл в первый раз показывал ей дом. Карен медленно провела ладонью по стальной, оказавшейся на удивление холодной, поверхности – только бы не сбросить фонарик на пол, – а когда нащупала, включила, направив свет на потолок. Какой-то вырвавшийся из паутины паучок торопливо пробежал в угол. Вот только луч был слабый – батарейки надо было заменить. Впрочем, задерживаться сверх необходимого Карен не собиралась – только взглянуть.
Новые поступления она заметила сразу. Деревянные ящики и картонные коробки Джоэл составил в дальнем углу. Карен прошла туда, шаркая тапочками и поеживаясь от холода. Все ящики были открыты и заполнены упаковочным материалом, соломой или пенопластовыми шариками. Запустив руку в ближайшую коробку, она нащупала небольшой цилиндрический предмет в пузырчатой упаковке, достала его и развернула, посвечивая себе фонариком. Свет упал на два драгоценных камня, вставленных в золотые диски с обоих концов цилиндра, и вырезанные на слоновой кости – она была уверена, что это слоновая кость – непонятные знаки.
Карен еще пошарила в коробке и нашла вторую, а потом и третью трубку. Они немного отличались друг от друга, но все были украшены золотом и драгоценными камнями. Всего в коробке оказалось дюжины две, а то и больше, цилиндров и по крайней мере столько же старинных золотых монет, каждая в отдельном пластиковом пакетике. Она завернула цилиндры и вернула их на место, после чего перешла к следующей коробке. Эта показалась тяжелее. Карен разворошила солому и обнаружила прекрасную декоративную вазу. В соседнем ящике, использовавшемся ранее для перевозки вина, лежала золотая женская головка с глазами из лазурита. Карен провела пальцами по лицу, почти живому и почти совершенному. Она не была большой любительницей музеев, но здесь, в подвале, вдруг поняла, в чем притягательность таких вот артефактов, красота которых пережила века и связала современность с давно исчезнувшей цивилизацией.
Ей снова вспомнились сережки. Она понятия не имела, где взял их Джоэл, но теперь знала, что это и есть тот большой куш, о котором он упоминал, и что в этих вещах – будущее, ее и его. Вслед за волной злости пришло, как ни странно, облегчение. Если бы в коробках лежали фальшивые банкноты, украденные из ювелирного магазина дорогие часы и украшения, она разочаровалась бы в Джоэле. Но эти вещи были так красивы, необычны, и все это было так неожиданно, что ей пришлось пересмотреть свое мнение о нем. Когда она переехала сюда, у него не было даже картин на стенах, а между тем, как оказалось, в подвале лежало такое. Она была готова рассмеяться. Смех рвался откуда-то изнутри, и она закрыла рот руками, чтобы не расхохотаться. В этот момент Карен вспомнила, как Джоэл сидел, скрестив ноги, на полу у двери в подвал и разговаривал с кем-то, кто находился за этой дверью, а вслед за этим вспомнила, зачем спустилась сюда. Улыбка на ее лице рассеялась. Она уже шагнула было к другому ящику, когда ее внимание привлек стоящий на полке предмет. Завернутый в пузырчатую упаковку, по форме напоминавший ящик или коробку, тот неприметно стоял между банками с краской и коробками с гвоздями и шурупами. При всей его незаметности и невыразительности Карен потянуло именно к нему. Она прикоснулась к упаковке и ощутила под пальцами вибрацию. Как будто кот заурчал.
Карен положила фонарик на полку и стала снимать упаковку. При этом ей пришлось приподнять контейнер, и внутри него словно что-то сместилось. Она уже не думала о том, что будет, если Джоэл застанет ее здесь, ею овладело жгучее желание рассмотреть ящик и открыть его. Едва дотронувшись до него, Карен поняла, что это и есть то, что она искала, это – связь с голосами из ее кошмаров, с ощущением клаустрофобии, с ночными разговорами Джоэла. Когда упаковка не поддавалась, она рвала ее, и пузырьки с хлопками лопались под пальцами. Наконец упаковка была снята, Карен увидела золотой ларец и бережно его погладила, поражаясь тонкости резьбы на нем. Подняла – какой тяжелый! Даже если не принимать в расчет все остальное, например, возраст ларца, одно лишь золото, которое пошло на его создание, стоило должно быть огромных денег. Карен осмотрела искусно вделанные замки в форме пауков, надежно прижимавшие крышку к корпусу. Замочных скважин видно не было, только неподвижные защелки. Она пробовала открыть ларец и так, и эдак, цепляла металл ногтями, теряя терпение и рассудок. Потом один ноготь сломался, и боль отрезвила ее. Карен выронила ларец, как будто тот обжег вдруг руки. Она чувствовала себя так, словно оказалась во власти зла, рядом с разумом, желавшим ей плохого и возмущенным ее прикосновением. Она хотела убежать, но вдруг обнаружила, что находится в подвале не одна, – в углу слева, напротив ступенек, кто-то двигался.
– Джоэл? – Ее голос дрогнул. Он рассердится. Карен уже представляла, как это будет. Джоэл в ярости из-за того, что она проникла в подвал, а она выговаривает ему за хранение украденных артефактов. Оба не правы, но ее прегрешение менее значительно по сравнению с его, вот только он считает иначе. Только бы не бил. К ней начал возвращаться здравый смысл. Джоэл вовлечен в серьезное преступление, и это плохо. Но ларец… ларец – это совсем другое. Он – мерзость и скверна. Им нужно держаться от него подальше. Уйти. Им вместе. А если Джоэл не согласится, она уйдет одна.
Если только он позволит ей уйти. Если, узнав, что она сделала, удовлетворится рукоприкладством. Карен вспомнила про оружие в гардеробной. Штык… Джоэл показал ей штык, когда она нашла его забившимся в угол комнаты, с красными от слез глазами, оплакивающим погибшего товарища, Бретта Харлана. Именно таким штыком, «М9», Харлан убил свою жену, а потом перерезал себе горло.
Потому что сделать это его заставил ларец.
Карен вздрогнула, вернувшись в реальность. Всматриваясь в темноту, она не сразу вспомнила про фонарик, а когда вспомнила, схватила его и посветила в угол. Тени задвигались: очертания садовых инструментов и поставленных друг на друга банок, полок и убегающей от света фигуры, растворяющейся в темноте под ступенями, уродливой, искаженной лучом фонаря, но также – и она это знала – неестественной по своей сути, извращенной в своих физических свойствах.
Это был не Джоэл. Это был даже не человек.
Карен попыталась преследовать ее лучом. Руки дрожали так, что ей пришлось держать фонарик обеими руками, прижимая к телу. Она посветила под лестницу, и фигура снова увильнула, бесформенная тень, дымок от невидимого пламени. Теперь движение возникло справа. Карен бросила луч туда и на мгновение прижала фигуру к стене – сгорбленную, с неестественно длинными руками и ногами и уродливо увеличенной из-за разросшихся костей головой. Она была одновременно реальной и нереальной, тень, вытянувшаяся, казалось, из самого ларца, как будто дух того, что содержалось в нем, просачивался наружу как дурной запах.
И снова зашелестел шепот. Теперь голоса говорили о ней, встревоженные, злые. Кто дозволил ей прикасаться к ларцу? Она осквернила его своими пальцами, своими женскими руками. Мерзкими. Нечистыми.
Кровь.
У нее месячные. Начались утром.
Кровь.
Порченая.
Кровь.
Они знали. Они чуяли ее. Карен отступила и попыталась пройти к лестнице, отчетливо сознавая, что три фигуры кружат, словно волки, подбираются к ней, но стараются не попасть под луч света. Она размахивала фонариком как факелом, разгоняя темноту, не позволяя им приблизиться, продвигаясь сначала вдоль полок, потом вдоль стены, пока не поставила ногу на нижнюю ступеньку.
Карен поднималась лицом к подвалу, не рискуя поворачиваться к ним спиной, и была уже на середине лестницы, когда лампочка моргнула и погасла. А потом и фонарик испустил дух.
Это делают они. Им нравится тьма.
Карен повернулась, одолела, спотыкаясь, последние ступени и, уже перед тем, как захлопнуть дверь, мельком увидела их, поднимающихся к ней, бесплотные формы, кошмары, вызванные из древних костей. Она повернула ключ и вытащила его из замка, но при этом споткнулась и упала, больно стукнувшись копчиком. Перед глазами у нее была ручка двери, и она уставилась на нее, опасаясь, что та вот-вот повернется, как в старых фильмах ужасов, но ничего такого не произошло. Она слышала лишь собственное дыхание и биение сердца, да еще халат зашуршал, когда она с усилием поднялась и оперлась о кресло.
В дверь позвонили, и Карен вскрикнула от неожиданности. На фоне ночного неба выделялся мужской силуэт. Она посмотрела на часы на стене. Начало четвертого. И куда только ушло столько времени? Потерев ушибленное место, Карен подошла к двери и сдвинула шторку, чтобы рассмотреть гостя получше. На ступеньке, повернувшись в профиль, стоял мужчина лет шестидесяти. Когда он вежливо поднял черную шляпу, под ней обнаружилась лысина с клочком седых волос. Она открыла дверь – присутствие человека, пусть и незнакомца, принесло облегчение, – но цепочку снимать не стала.