Именно на этом месте в первую майскую ночь и День Всех Святых семейство Уэйтли разводило когда-то адские костры и, распевая песни, совершало у столовидного камня свои адские ритуалы. Теперь этот самый камень был в центре обширного пространства, вытоптанного ужасным гигантом, а слегка вогнутую поверхность покрывал толстый слой все той же зловонной, похожей на смолу липкой субстанции, какую обнаружили на полу разрушенного дома Уэйтли после того, как оттуда ушел его ужасный обитатель. Люди переглядывались и что-то бормотали, затем устремили взгляды вниз, к подножию холма. Очевидно, существо спустилось тем же путем, каким поднялось наверх.
Рассуждать на эту тему было бессмысленно. Разум, логика и нормальные разъяснения в данном случае не годились. Разве что старый Завулон, которого не было в составе отряда, мог бы оценить ситуацию или предложить правдоподобную версию.
Ночь со среды на четверг началась почти так же, как обычные ночи, но кончилась она значительно хуже. Козодои кричали в долине с такой необычайной настойчивостью, что многие не могли заснуть, и в три часа ночи все телефоны почти одновременно лихорадочно зазвонили. Те, кто снял трубку, услышали пронзительный, полный страха и отчаяния голос: «О Боже, помогите!» За призывом последовал грохот – и на этом все кончилось; что-либо предпринять никто не решился. До самого утра люди не знали, откуда поступил вызов, пока не обзвонили всех на линии и не обнаружили, что не отвечают только Фраи. Правда вскрылась часом позже, когда поспешно собранный отряд вооруженных мужчин отправился к дому Фрая, находившемуся на краю долины.
То, что они увидели, как и ожидалось, было ужасно. Растительность вокруг дома была примята, земля изрыта ямами-следами. Дома больше не было – его вдавило внутрь, точно яичную скорлупу; среди руин не обнаружили никого – ни живого, ни мертвого, только зловоние и похожее на смолу липкое вещество. Семью Элмера Фрая вычеркнули из дальнейшей истории Данвича.
В это же самое время в Аркхеме за закрытой дверью комнаты, уставленной книгами, разворачивалась иная фаза ужасных событий – внешне спокойная, но в сути своей тревожная и чрезвычайно напряженная.
Принадлежавшие Вильбуру Уэйтли рукописные материалы, напоминающие дневник и доставленные в Мискатоникский университет для перевода, вызвали немалое волнение и недоумение среди специалистов как по древним, так и по современным языкам. Алфавит рукописи отчасти напоминал почти исчезнувшую разновидность арабского языка, имевшую хождение в Месопотамии, однако был неизвестен никому из экспертов. В конце концов лингвисты пришли к заключению, что в тексте пользовались алфавитом искусственным, похожим по своей сути на шифр; впрочем, ни один из обычных криптографических методов не смог предоставить ключа, пусть и были испробованы все мыслимые языки, на которых мог писать автор. Старинные книги, спасенные из жилища Уэйтли, оказались невероятно интересными, а некоторые из них обещали открыть новые, порой ужасающие перспективы для философов и ученых, однако в данном вопросе они оказались бесполезными.
Одна из этих книг, представляющая собой тяжелый фолиант с железной застежкой, была написана буквами еще одного неизвестного алфавита, который на этот раз походил на санскрит. Найденную в доме Уэйтли старинную рукопись в конце концов передали в полное владение доктора Армитиджа, так как он ко всей этой истории питал особый интерес и к тому же обладал широкими лингвистическими познаниями и навыками расшифровки мистических формул Античности и Средневековья.
Армитидж допускал, что вышеуказанным алфавитом могли тайно пользоваться некие запретные культы, корнями уходившие в глубокую древность и унаследовавшие многие формы и традиции колдунов сарацинского мира. Вопрос этот, однако, не имел первостепенной важности: если символами, как подозревал ученый, в каком-то современном языке пользовались для шифра, знать их происхождение было необязательно. Армитидж считал, что, учитывая огромный объем текста, его автор почти наверняка пользовался родным языком – разве что за исключением некоторых формул и заклинаний. В связи с этим доктор взялся за рукопись, исходя из предположения, что бо́льшая часть текста была написана по-английски.
Зная о множестве неудачных попыток коллег, доктор Армитидж понимал, что стоящая перед ним загадка достаточно серьезна и на простое решение рассчитывать не приходится. В течение всех последних дней августа ученый изучал криптографические труды, пользуясь обширнейшим фондом университетской библиотеки, тратя долгие вечерние часы на постижение «Полиграфии» Тритемия, «О скрытом значении букв» Джамбаттисты делла Порта, «Трактата о шифрах» Блеза де Виженера, Cryptomenysis Раtefacta Фальконера; а после – на трактаты восемнадцатого столетия, написанные Дейвисом и Тикнесом, и труды таких относительно новых светил, как Блэйр, фон Мартен и Клюбер, автор Kryptographik. Со временем Армитидж пришел к убеждению, что имеет дело с одной из самых сложных и оригинальных криптограмм, в которой многочисленные отдельные листы соответствовали буквам и были расположены в виде таблицы умножения, а смысл зашифрован при помощи произвольно выбранных ключевых слов, известных лишь посвященным. Авторитеты веков минувших были здесь полезнее современных ученых, и Армитидж сделал заключение, что код манускрипта разработали в глубокой древности и что, без сомнения, дошел он до наших дней благодаря длинной череде экспериментаторов-мистиков. Несколько раз доктору казалось, что он близок к цели, но его всегда отбрасывало назад непредвиденное препятствие. Затем, с приближением сентября, туман начал рассеиваться. Получилось безошибочно и точно определить отдельные буквы, встречавшиеся в той или иной части манускрипта, и сделалось очевидным, что текст был действительно на английском.
В четверг, 2 сентября, «орешек» шифра раскололся-таки, и впервые доктор Армитидж смог прочесть крупный фрагмент из записей Вильбура Уэйтли. Как все и думали, это был дневник, изложенный стилем, который указывал на глубокую осведомленность автора в оккультных дисциплинах, но демонстрировал его вящую безграмотность. Почти первый же большой отрывок, расшифрованный Армитиджем, от 26 ноября 1916 года, оказался в высшей степени ошеломляющим и вызвал самые дурные предчувствия. Армитидж с дрожью вспоминал, что запись эту сделал, по сути, еще ребенок трех с половиной лет от роду, хоть и выглядевший как подросток лет двенадцати-тринадцати.
Вот что говорилось в тексте.
Сиводня узнал Акло[32] для Саваофа. Не панравилось – отвичают на него с холма, а не из воздуха. Этот верхний абходит меня быстрее, чем я думал, и, похоже, в нем очень много земного интиллекта. Выстрелил в колли Элама Хатчинса, когда та хотела меня укусит, и Элам сказал, что убьет меня, если его шавка умрет. Думаю, что не убьет. Вчера вечером дед заставлял меня произносить формулу Дхо, и, кажецца, я увидел на двух могнитных полюсах внутренний город. Я отправлюсь к этим полюсам, когда земля будет ачищена. Может, формула Дхо-Хна поможет мне там прорвацца. Те, кто в воздухе, сказали мне на Шаббат, что пройдут годы, прежде чем я смогу ачистить землю. Думаю, дед к тому времени умрет, так-что мне придецца выучить всю геаметрию и все формулы от Ир до Ноонг’р. Те‚ снаружи, мне помогут, но они не могут взять тело без человечьей крови. Верхний, пахоже, подходит па всем параметрам. Я могу кое-что видеть, когда показываю знак Вуров или сдуваю на него порошок Ибн-Гази, и он похож на тех, кто появляецца в канун мая на холме. Его лицо, наверное, еще изменицца. Хотел бы знать, как буду выглядеть, когда земля очистицца и на ней не будет земной твари. Тот, кто откликнулся на Акло для Саваофа, мне сказал, что я буду преображацца и что во внешних сферах йесть многа работы.
Утро доктор Армитидж встретил в холодном поту. Всю ночь он сосредоточенно корпел над рукописью, сидя у стола и переворачивая дрожащими руками страницы в свете электрической лампы, пытаясь как можно скорее расшифровать таинственный текст.
Нервничая, Армитидж позвонил жене, чтобы предупредить, что сегодня не вернется домой; когда та принесла из дома завтрак, он почти к нему не притронулся – продолжал читать дневник, местами спотыкаясь, когда возникала необходимость применить ключ сложнее прежнего. Подали обед и ужин, но Армитидж сподобился проглотить лишь крохотную порцию. К середине следующей ночи он задремал в кресле, но вскоре проснулся от сумбурного кошмара, столь же ужасного, как и обнаруженная правда.
Утром 4 сентября профессор Райс и доктор Морган настояли на том, чтобы повидаться с коллегой. Ушли они от него дрожащими и бледными.
В ту ночь доктор Армитидж лег в постель, но спал лишь урывками. В среду, на следующий день, он снова сел за рукопись и начал делать большие выписки по ходу чтения текста, а также из той его части, которую уже расшифровал. В предрассветные часы доктор немного поспал в кресле, но, не дождавшись рассвета, снова сел за рукопись. Где-то перед полуднем к Армитиджу зашел врач, доктор Хартвелл: он настоял, чтобы тот прекратил работать. Доктор Армитидж отказался, заметив, что для него крайне важно дочитать дневник до конца, и пообещал все объяснить в надлежащее время.
Когда стали сгущаться сумерки, Армитидж закончил свое леденящее душу чтение и в изнеможении откинулся в кресле. Принесшая обед жена обнаружила мужа в полуобморочном состоянии, но он нашел в себе силы резким криком остановить ее, когда та попыталась прочесть записи. Еле-еле поднявшись, доктор Армитидж собрал исписанные торопливым почерком бумаги и запечатал их в большой конверт, тотчас же убранный с глаз. У мужчины хватило сил добраться до дома, но он так явно нуждался в медицинской помощи, что снова вызвали доктора Хартвелла. Когда врач укладывал Армитиджа в постель, тот повторял раз за разом:
– Но что, Боже, что же мы можем поделать?
В конце концов доктор Армитидж уснул, но на следующий день был как в бреду. Хартвеллу Армитидж ничего не объяснил, но в более-менее спокойные минуты все время говорил о настоятельной необходимости провести долгое совещание с Райсом и Морганом. Его бред внушал всё бо́льшую тревогу: Армитидж отчаянно призывал уничтожить что-то в забитом досками доме и твердил о каком-то фантастическом плане уничтожения всего рода человеческого, а также всей животной и растительной жизни на планете неким более древним родом существ из другого измерения. Мужчина кричал, что мир в опасности, ибо «Великие Древние» намерены обнажить его и извлечь из Солнечной системы и матер